– Я просто… не хотел тебя подвести. Мне кажется, что я все время тебя подвожу.
– Ты слишком многого от себя требуешь. Слишком многого. – Он резко встал. – Най. Это я слишком многого от тебя требую. Теперь я это вижу. Мне следовало понять это раньше. А теперь отдыхай. Ты болен. Тебе нужно отдыхать.
– А как же Вступление?
– Мы не можем праздновать твое Вступление, пока ты болен. Это дурной знак для семьи. Если случившееся вчера повторится сегодня… – Он умолк и коснулся двумя пальцами глаза, изобразив знак Скуро. – Маласигнифика, най?
Я попытался сесть.
– Но если я сегодня не приму наше имя, поползут слухи, что Амо нам не благоволит. Это будет подобно проклятию. Гарагаццо скажет…
– Сфай, Давико. – Отец заставил меня лечь. – Не слушай священников. Пусть они занимаются своими делами. Мы – семья. Мы найдем решение. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Я снова пришлю к тебе маэстро Деллакавалло. Быть может, у него найдется зелье, которое даст облегчение. А Вступление мы перенесем. Я не допущу, чтобы ты попытался пережить его, пока болен.
– Прости меня, отец.
– Тебе не за что извиняться, Давико. – Он покачал головой, улыбаясь мне; я никогда прежде не видел на его лице такой жалости и доброты. – Ай, Давико. – Наклонившись, он взъерошил мне волосы, словно я был ребенком. – Это ерунда. Твое здоровье – вот самое главное. А теперь отдыхай.
И потому я лежал в полумраке, а Ленивка лежала на постели рядом со мной. Время от времени я погружался в сон, испытывая одновременно вину и облегчение от того, что Вступления не будет. Боль утихла.
Но несколько часов спустя в мою комнату пришла Ашья.
Сначала я не понял, что это она, и решил, что Деллакавалло принес новое лекарство, или Челия решила развлечь меня, или даже отец захотел еще раз одарить добрым взглядом. Но потом я почувствовал знакомые духи и крепко зажмурился, надеясь, что Ашья уйдет. Вместо этого она села на мою постель. Я свернулся клубком, пряча от нее лицо, однако Ленивка навострила уши, глядя на Ашью с любопытством, поскольку та никогда прежде не входила в мою спальню.
– Давико, – наконец произнесла она, – вы должны встать. Это ваш день имени.
– Я болен, – ответил я, не поворачиваясь к ней. – Деллакавалло говорит, я должен отдыхать.
– Най, Давико. Пришло время стать мужчиной.
Ее голос был таким суровым, что я повернулся. Она смотрела на меня стальным взглядом, от которого я забыл о болезни. Я никогда не видел такого выражения на ее лице. Такого выражения я не видел даже у Фурии. Ашья была красивой и теплой женщиной, а не холодной сталью. Она озаряла наши торжественные обеды, улыбалась моему отцу и заставляла его взгляд смягчаться. Королева нашего палаццо, иногда насмешливая, иногда резкая в своих суждениях… Но сейчас в ее темных глазах я видел ледяную расчетливость, и она вполне могла бы занять место отца, чтобы уничтожить человека за доской.
Ашья резко встала. Я думал, уйдет, но вместо этого она направилась к окнам и распахнула ставни. В комнату хлынул пылающий солнечный свет. Я моргал и щурился от беспощадного зноя. Ашья подошла к двери и обратилась к своей служанке Софии, ждавшей снаружи.
– Иди к его отцу, – отрывисто сказала Ашья. – Скажи, что Давико поправился.
– Я не поправился… – начал было я, но она повернулась с лицом таким свирепым, что слова замерли у меня в горле.
Ашья захлопнула дверь и направилась ко мне, двигаясь столь властно, что захотелось спрыгнуть с кровати и убежать.
– Най, Давико, вы поправились. – Она вновь села рядом и посмотрела на меня. – Вы поправились, но ведете себя как ребенок.
Ее взгляд словно пронзил меня насквозь. Я уставился в потолок, избегая глаз Ашьи, надеясь, что отец услышит о ее вторжении и заставит ее уйти. Я изучал фрески на потолке. Мифические земли Неббистрано. Единороги, пегасы и другие, еще более дивные создания. Как бы я хотел скрыться в том мире. В детстве воображал, будто могу отправиться в Неббистрано, что меня тут нет…
– Давико, – сказала Ашья, – пожалуйста, смотрите на меня, когда я с вами разговариваю. Проявите ко мне уважение, какое я проявляла к вам все эти годы.
Фаты свидетели, отказать было трудно. Я хотел и дальше вести себя так, будто она не сидит рядом со мной, но меня разобрал стыд. Она заслуживала уважения. Относиться к ней иначе означало упасть в собственных глазах. И потому я встретил ее серьезный взгляд.
– Давико, – сказала она, – вам известно, как я попала в ваш дом.
Я медленно кивнул. Хотя мы об этом не говорили, поскольку в палаццо вообще избегали этой темы, я прекрасно знал, что ее купили вскоре после смерти матери, в качестве наложницы, чтобы ублажала моего отца. Леди Фурия сказала правду. Однажды Ашья упомянула, что почти весь первый год молчала, потому что не знала нашего языка – она родилась в стране, где не говорили даже на младших амонских диалектах.
– Сегодня вы станете мужчиной, Давико, – сказала она. – Из-за молодости вас ограждали от большинства обязанностей вашего отца, но теперь вы должны учиться, и учиться быстро. Сегодня вечером отец провозгласит вас своим наследником, а вы провозгласите себя мужчиной. Навола и весь внешний мир будут наблюдать за вами, и не ждите, что вам это понравится.
Я отвернулся.
– Вот почему я не должен туда идти.
– Сфай! – Ашья схватила меня за подбородок и повернула лицом к себе. – Послушайте, Давико. Вам повезло, все эти годы вы жили в коконе. Отец очень вас любит и потому защищает от острых шипов, но этим он не делает вам добра. Он мягок, когда должен быть суров. Он слишком добр – и сам этого не видит.
Я смотрел на Ашью с изумлением.
– Вы считаете его мягким?
Меня шокировало не только ее мнение, которое шло вразрез с моим личным опытом, но и то, что раньше она всегда соглашалась с отцом.
– Вы наследник вашего отца, Давико. Вы ди Регулаи, и вы да Навола, и сколько ни прячьтесь в постели и ни притворяйтесь больным, это не избавит вас от судьбы. Однако отец позволяет вам это, потому что добр. Слишком добр.
– Я не притворяюсь!
– Думаете, это имеет значение? Как ни хотели остаться невинным и как бы ни отрицали свое наследство, ваши враги отнюдь не невинны. И они повсюду. Отец защищает вас, но он не сможет делать это вечно. Вы должны подготовиться.
– Почему вы мне это говорите?
– А разве рабыня не может любить ребенка своего хозяина? – Ее слова причинили мне боль, и она это увидела. – Най, Давико. Не хочу, чтобы вы думали, будто я обижена на вашего отца. Я очень его люблю. Он добр, и мы… – Она покачала головой, слабо улыбнувшись. – В общем, я очень его люблю. – Тут она стала серьезной. – Но поскольку я люблю его – и поскольку люблю вас, его сына, – я скажу вам то, чего не говорю остальным. Когда-то у меня была большая семья. Я жила в достатке с матерью, сестрами и тетушками – и всех нас любили, баловали и защищали. У нас тоже были сады и породистые лошади, и наш город был одним из прекраснейших… – Она умолкла, на мгновение погрузившись в воспоминания. – Ай, Давико, Навола красива, но мой родной город… Джхара был прекрасен, и я бы хотела, чтобы вы его увидели. Увидели нашу крепость, возвышавшуюся над окрестностями. Высокие дома с террасами на крышах, сады… плодородные земли и голубую реку Ниш, испещренной парусами торговых судов… – Она вновь помолчала. – Я достаточно знала о мире, чтобы понимать, что живу в райских условиях, а другие нет, но мне никогда не рассказывали о заговорах и ядах, – обо всей этой мерзости, извивавшейся в мире, точно змеи. – Ее лицо стало суровым. – Мою семью уничтожили, Давико. Почти всех убили. Меня продали в рабство, но лишь потому, что дядя пожалел меня и спас от своих мечников. Мне просто повезло, Давико. Я ему нравилась, потому что однажды угостила его конфетой и он воспринял это как честь. И потому, убив всю мою семью, пощадил меня и продал в рабство. И теперь я живу здесь. Вдали от родины. Вся моя семья мертва. Мой мир изменился в мгновение ока.
Я хотел отвести взгляд. Хотел закрыть уши. Хотел спрятаться от этой истории, которой никогда прежде не слышал, но беспощадный голос продолжал звучать:
– Моя семья была хрустальным бокалом, Давико, и этот бокал разбился, упав со стола. Меня растили как принцессу, и я не ведала о нашей хрупкости. Родители ограждают детей от опасностей, но это не дает настоящей защиты, а делает невежественными – и подвергает опасности. У вашего отца есть враги. У вашей семьи есть враги. – Внезапно она схватила меня за руку, вонзила в нее пальцы, словно когти. – И эти враги видят вашу слабость!
Отпрянув, я высвободился.
– Я болен…
– Если хотите быть слабым, так тому и быть. Но знайте, что за это заплатит ваша семья и все, кто от вас зависит. Наволанская политика не терпит слабости – как и политика моей родины.
– Вы не знаете… – начал было возражать я, но Ашья перебила:
– Взгляните на Челию, если хотите увидеть цену провала в игре, в которую мы играем. Спросите ее, где бы она предпочла находиться – дома, со своей семьей, или здесь, с чужими.
– Мы не чужие…
Она одним взглядом заставила меня умолкнуть.
– Спросите Челию. Ей известны ставки. Она держит глаза широко открытыми, а уши настороже. Она видит мир, который ее окружает. И вы тоже должны его увидеть, Давико. Время пришло. Оно давно пришло. Пора пробудиться от сна и четко увидеть, что вас окружает. Послушайте меня, Давико. Я скажу вам то, чего не может сказать отец. Вы нужны ему как наследник – не только по имени, но и по компетентности. У вас нет права на провал. – Она встала. – А теперь поднимайтесь, Давико. Будьте мужчиной. Будьте мужчиной, в котором нуждается ваш отец. И если вы не сильны, притворитесь сильным. Люди смотрят на вас. Люди хотят узнать, сильны вы или слабы, когда вас представят как наследника. Вы должны быть Быком, Давико. – Она наклонилась и с силой ущипнула меня за щеку. – Вы! Должны! Быть сильным!
И с этими словами она ушла.
Несколько минут спустя я услышал легкий стук в дверь. На пороге возникла Челия. Вид у нее был виноватый.