Как только мы разместились в своих комнатах, на пороге возник посланник с приглашением отужинать вместе с парлом. Каззетта прочел приглашение и передал мне.
– Вы пойдете к парлу. Без меня.
– Без вас?
– Думаете, Руле пригласит за свой стол стилеттоторе?
– Для чего посылать меня одного? Я не помогу продать Челию.
– До этого сегодня не дойдет, – ответил Каззетта. – От вас требуется лишь нанести визит парлу. Вы представляете Банка Регулаи и свою семью. – Он вскинул брови. – Полагаю, вы не настолько сердиты на отца, чтобы оскорбить мерайское гостеприимство. Что бы вы ни думали про замужество Челии, вам известна важность добрых отношений.
– Мерайцы должны нам столько денег – но это мы наносим им визит? Разве не им следует просить нас об аудиенции, а нам решать, примем мы их или нет?
Каззетта пожал плечами:
– Никогда не заставляйте аристократов пачкать свои щеки на публике. В конце концов, им принадлежат армии. Будет лучше, если создадим у них ощущение, что они все контролируют.
– Это вы и делаете? Даете мне иллюзию контроля?
– Вы такой подозрительный, Давико. Ваша семья гордилась бы вами.
– Челия не для Мераи.
– Как пожелаете. Однако сегодня вы отправитесь на ужин. А когда вернетесь, расскажете, что видели и о чем говорили, как я вас учил.
И потому я пересек широкую куадраццо, миновал статую Амо, державшего солнечную сферу, в то время как младшие боги скорчились у его ног, прикладываясь к ним щеками, – и, конечно же, посреди куадраццо я увидел статую Марлона ди Вьена на боевом коне, с копьем, властно нацеленным на запад, в сторону Шеру. Напоминание о давней победе, одержанной над более крупным королевством.
Мужчины здесь носили волосы длиннее, чем в Наволе, и завязывали их в традиционный узел. Женщины предпочитали высокие ботинки и платья с узкой талией, по моде Шеру, а волосы не заплетали в косы, но собирали высоко и распускали так, что они падали на плечи каскадами – очень странная и интимная, на мой взгляд, манера.
Луго говорил, что мерайцы способны дать отпор солдатам Шеру, однако Шеру уже захватил мерайских женщин и теперь днем и ночью ласкает их плоть, перебирает пальцами волосы, сводит их с ума на глазах у мерайских мужчин.
Меня проводили во дворец, где я встретился с графом Делламоном, первым министром, которого в последний раз видел в Наволе.
– Архиномо ди Регулаи. – Он поклонился. – Для нас честь принимать вас в нашем городе. – И улыбнулся, но на лице не было радости.
– Как продвигается борьба с Чичеком? – спросил я.
– С этим псом? – Делламон поморщился. – Теперь весна, и мы его достанем. Ему некуда бежать. У него за спиной Вустхольт, и вустхольцы заверили нас, что на север ему не пробраться. Этим летом он умрет. – Первый министр скептически посмотрел на меня. – По крайней мере, так утверждает ваш Сивицца.
– Если так говорит Сивицца, я верю, – сказал я.
– Вы хорошо его знаете?
– Он слишком опытен, чтобы давать безрассудные обязательства, – твердо ответил я.
– Ай. Вот и хорошо, потому что вся эта история слишком затянулась.
Он провел меня через лабиринт красивых двориков, а оттуда, к моему изумлению, не во дворец, а на конюшню, где мы обнаружили парла, который чистил лошадь щеткой.
– Давико ди Регулаи! – воскликнул парл и кинулся меня обнимать.
Его энтузиазм застал меня врасплох. В Наволе мы более осторожно выражаем радость, но парл был чьяро до мозга костей, он хлопал меня по спине с дружелюбием, напомнившем мне Вустхольт и его жителей с душой нараспашку.
Однако еще больше, чем неприкрытая радость, удивил его возраст. Парл действительно был ненамного старше меня.
– Для меня честь познакомиться с вами, ваше величество, – сказал я.
– Величество? Чи. Забудьте подобные слова, – ответил парл. – Они излишни. Я Руле! А вы Давико!
Делламон снисходительно взирал на наше знакомство. Пока мы болтали о пустяках, я рассматривал юного правителя. Его светлые волосы имели сероватый оттенок, как у соломы на зимних полях. Лицо красивое и гладкое, кожа смуглее, чем у большинства северян, словно он проводил много времени на солнце. Присмотревшись, я не смог определить точный возраст, потому что энергия делала принца моложе и он двигался, как возбужденный ребенок. Однако были в нем и изящество, и властная уверенность. Аган Хан сказал бы, что ему удобно в своем теле. Речи парла были сладкими и очаровали бы даже Ашью, но его глаза оставались быстрыми и внимательными, и Каззетта предостерег бы меня насчет него, потому что, пока я изучал парла, тот в свою очередь изучал меня.
Интересно, что он обо мне подумал. Я был ниже. Смуглее. С непокорными густыми черными кудрями. Моя одежда, пусть и сшитая из хороших тканей, была черной, и единственным украшением служило золотое шитье на манжетах и высоком воротнике.
Парл закончил меня разглядывать и, к моему изумлению, принялся знакомить меня с конем.
– Это Империкс, – гордо заявил он. – Лучший в моей конюшне.
На мгновение я решил, что он сошел с ума, если представляет животное как члена семьи.
– Он очень красив, ваше величество, – неуверенно ответил я.
Так оно и было. Огромный черный конь, высотой семнадцать ладоней, если не выше. Созданный для битвы, крепкий и сильный, с жестоким блеском в глазах. Я с первого же взгляда понял, что он грозен и опасен. Парл стоял рядом, радостно улыбаясь, однако его глаза тоже жестоко блестели.
– Подойдите и поздоровайтесь! – предложил он.
Мое мнение о парле изменилось. Он вовсе не был глупым мальчишкой, как показалось вначале. И не был дружелюбным и непринужденным. Ему нравилось проверять, и он намеревался устрашить меня, что делало его в некотором смысле еще опаснее, чем боевой скакун.
Первый министр внимательно наблюдал.
Я понял, что вся эта сцена тщательно срежиссирована. Парл специально ждал меня здесь. Внезапно я пожалел, что не прибыл на час позже, как было принято у шеру. Что не заставил эту кровожадную парочку томиться, словно актеров, застывших на сцене в ожидании зрителей. И в этой пантомиме мне была отведена роль шута.
Империкс фыркнул и дернул головой.
– Он прекрасен, не правда ли? – Парл ласково погладил мускулистую шею чудовища.
Конь буквально кипел от сдерживаемой ярости. Если он хорошо обучен, то нападет на любого, кто попробует оседлать его или приблизиться, за исключением парла. Его копыта могут с легкостью расколоть череп. Зубы вырвут руку из плечевого сустава.
Парл с неприкрытым удовольствием потрепал своего преданного и кровожадного питомца.
– Верно, – согласился я. – Он прекрасен.
Я не приближался к коню. Он следил за мной, будто кровавая фата, желающая вцепиться в горло.
– Я слышал, что в Мераи разводят хороших боевых лошадей, – сказал я, – но даже не догадывался, насколько они великолепны.
– Ай. Так и есть. Его прадедом был Викторикс, на котором мой дед отправился на Южную войну.
Итак, угроза, послание и проверка – и все в одном коне. Дед парла выступил вместе с шеруанцами против Наволы. Мы все еще рассказываем истории о том, как их армия пронеслась по равнинам, чтобы осадить нас.
– Мы уважаем вашего деда, – осторожно ответил я. – В нашем палаццо есть фреска с Речным союзом. Ваш дед договорился о мире с Шеру.
Мы все улыбались, но опасность была реальной. Дед парла едва не уничтожил нас, заключив союз с Шеру и присоединившись к нападению на Наволу. Если бы мой собственный дед не организовал союз Наволы, Парди и Савикки и не подкупил люпари, наши женщины могли бы носить волосы высоко забранными и распущенными, как носят их в Мераи, расхаживать в высоких ботинках и по-северному грассировать и шепелявить.
Лишь когда поражение казалось неминуемым, старый мерайский парл переменил сторону, осознав, что Мераи пострадает, а Шеру – нет, и заставил правителей Шеру заключить мир, притащив их за доску переговоров, не выпуская их армию из ловушки под перевалами Руйи, чтобы они не сбежали до возмещения убытков; этот договор обеспечил безопасность Мераи, несмотря на разрушения, которые они нам причинили. Тот парл был коварным. Отец говорил, что, не будь его, Мераи принадлежала бы Наволе, совсем как Парди.
– Подойдите к нему, – настаивал парл. – Он мой любимец.
Я задумался, уж не намерен ли он убить меня здесь. Заявить, что его лошадь прикончила наследника Регулаи. Внука человека, который когда-то унизил его семью. Какая трагедия.
– Вы же не боитесь. – Парл погладил своего коня. – Я слышал, что вы любите верховую езду и хорошо разбираетесь в лошадях.
Мне потребовалось все самообладание, чтобы не отпрянуть от коня, не развернуться и не покинуть конюшню. Жестокость исходила от животного, как жар от кузнечного горна. Я протянул руку. Конечно же, Империкс щелкнул зубами.
– Кажется, он не хочет, – сказал я.
– Най. – Парл отмахнулся. – Он просто вас дразнит. Делламон, будьте любезны, дайте Давико сахар, чтобы угостить Империкса.
Делламон с бесстрастным лицом извлек из рукава кусок сахара, роскошный подарок – особенно для лошади, – и дал мне.
Ну разумеется, у первого министра в рукаве оказался сахар. Все подстроено. Я видел весь спланированный ими спектакль. Видел роли, которые они играли, и подозревал, что моя роль заключалась в том, чтобы… ну, хотя бы покалечиться. Най. Этот конь должен слушаться голоса парла. Значит, они хотят напугать меня. Империкс поставит меня на место. Окровавленного, но живого. И слабого, в сравнении с парлом.
Они знают, что мы приехали на переговоры. И на этот раз, поскольку мы явились к ним, а не они к нам, они организовали стол по своему усмотрению.
Все это я видел.
Но еще я видел Империкса, огромное, ужасное существо, скованное командами своего хозяина, выдрессированное плетью, криками и ударами, под которыми дух животного расплавился, словно воск, и принял форму, не более свойственную его природе, чем дереву свойственно расти вбок.
Ни одно животное не рождается с жестокостью в сердце. Их всегда принуждают к ней. Даже теневые кошки и каменные медведи испытывают лишь голод, а не желание убивать.