Челия посмотрела на него, проверила остроту ножа.
– Вы хотите, чтобы я лишила его мужского достоинства?
– А есть ли лучший способ показать, как сильно вы ненавидите Регулаи?
– Челия…
Между ней и парлом происходило нечто, что мне не нравилось. Между ними возникло некое понимание. Дракон в библиотеке тоже это почувствовал. Он скручивался и извивался в ужасном предвкушении.
– Челия…
Она не смотрела на меня.
– Что я получу взамен?
– А какая разница? – спросил парл. – Вы говорите, что ненавидите Регулаи. А значит, должны радоваться шансу сделать Давико скопцом бесплатно.
Челия хрипло усмехнулась:
– Я все еще наволанка. И знаю, когда сижу за доской.
– Челия, – сказал я, – что ты делаешь?
– Замолчи, Давико. Я больше не твоя сфаччита.
Она произнесла это небрежно, словно меня не существовало. И даже не посмотрела в мою сторону. Ее взгляд был прикован к парлу.
– Моя… сфаччита?
Казалось, мир накренился. Руки солдата впились мне в плечи. Я покачнулся, пытаясь восстановить равновесие. Мое лицо онемело. Пол будто плавился под коленями. В ушах звенело. Я смотрел на людей вокруг. Их голоса рокотали, спутанные и неразборчивые, далекие, гулкие. Солдаты. Калларино. Парл. Я смотрел на Челию, потрясенный, как теленок на бойне, пытаясь понять.
– Моя сфаччита?
– Чи, Давико. – Она наконец удостоила меня взглядом. – Чи. Не надо так на меня смотреть. Ты правда думал, что я люблю тебя? Что я люблю твою семью?
– Но… – Меня потрясло отвращение на ее лице. – Мы сделали тебя одной из нас…
– Сделали одной из вас? – Ее губы скривились. – Это как же? Взяв меня в заложники?
– Ты моя сестра!
– Ты трахаешься со своими сестрами?
Собравшиеся ахнули.
– Мы… я… – Я потрясенно уставился на нее. – Но… я тебя люблю!
Я произнес эти слова, и они были правдой, и на кратчайшее мгновение в глазах Челии появилось признание. Она верила, что моя любовь истинна. Конечно же, верила. Мы с ней были слишком близки. Ближе, чем брат и сестра. Ближе, чем любовники. У меня не было от нее секретов. Но в тот миг я тоже отчетливо ее увидел. Заглянул за фаччиоскуро, в которое она столь искусно играла, в ее истинное, неизменное я. И увидел печаль, глубокую, как воды Лазури, потому что не только я любил ее, но и она любила меня. Ай. Сиа Фортуна сыграла с нами ужасную шутку, подарив нам любовь столь всеобъемлющую, что мы с одного взгляда могли прочесть сердца друг друга – и понять, что это ничего не изменит.
– Ты помнишь ночь, когда твоя семья захватила мою? – мягко спросила она.
– Я…
– Ваши солдаты ворвались в наш палаццо, – сказала она. – В тот вечер у нас были гости, и наши ворота были открыты. Было поздно, и мы прощались. И тут ваши солдаты вбежали к нам с мечами и пиками. Орда ромильцев, которых вы так любите нанимать, – ромильцев, жаждущих нашей крови.
Ее голос дрогнул. Она умолкла, стараясь обуздать чувства. Для чужих Челия рассказывала историю о ранах, которые никогда не исцелятся, в подтверждение того, что она мой враг. Но для нас двоих это было нечто иное. Последнее прощание. Последний шанс посмотреть друг на друга, прежде чем мы расстанемся навсегда. Последнее мгновение нежности. И пока она говорила, Челия, которую я знал, исчезала. Ту беспечную, умную, счастливую девочку заменял кто-то другой. Незнакомка. Слово за словом, воспоминание за воспоминанием. Ее голос хрипел от неприкрытых эмоций. Челия, которую я любил, погружалась вглубь, укутываясь и защищаясь, спасаясь из обители предательства и страданий.
– Аган Хан убивал людей, которых я любила. – Голос Челии стал суровым. – Все ваши люди убивали. Полонос, Релус. Все те, кем ты восхищался, с кем смеялся и пил вино. Они нас раздавили. Вырезали. Стражники, слуги – хорошие люди, все до одного. Люди, которые дали нам клятву, а мы – им. Люди, которых я любила, погибли, потому что сдержали клятву. Потому что пытались защитить нас от вас.
Ее щеки раскраснелись, взгляд стал ледяным. Слой за слоем она заворачивалась в защитную ярость.
– Челия…
Я хотел коснуться ее. Убедить не поступать так с собой. Но Челия, которую я знал, исчезала, и ее место занимала незнакомка – девушка, способная проклясть.
– Ты думал, я забуду, Давико? Забуду, как солдаты выволокли меня из-под кровати? Как тащили мимо затоптанных тел моих слуг? Моих друзей? Забуду, как пылал мой палаццо? Как отправились в изгнание мои сестры?
– Челия…
– Вы прогнали нас по улицам, будто собак!
Я вздрогнул. Ярость была настоящей. Боль была настоящей. Это уже не было игрой на публику. Это была Челия во всей ее искренности. Она была невинным ребенком, а мы уничтожили ее мир. Ввергли в ужас, кровь и боль. И теперь она отомстит. Я попытался отыскать слова, чтобы убедить ее: ведь можно найти другой путь, сочинить какой-то хитрый план, свернуть с кошмарной дороги, которую она выбрала. Но Челия посмотрела на парла.
– Свобода моей семьи, – сказала она. – Ее возвращение в Наволу. Вот моя цена.
– Принято, – ответил парл.
– Принято, – эхом откликнулся калларино.
– Хорошо, – сказала Челия и обернулась ко мне.
Костяшки сжавшихся на кинжале пальцев побелели.
Она сделала шаг. Я попытался отодвинуться, но солдаты не дали.
– Держите его, – мрачно сказала она. – Прижмите к полу.
Они схватили меня за плечи и повалили на пол.
– Челия! Пожалуйста! Нет!!!
Я попытался вновь увидеть Челию, которую любил, чтобы вымолить у нее пощаду, но ее больше не было. Не было ни печали, ни сомнения; только глаза кровожадной фаты. Я брыкался, но она уселась мне на ноги и дернула мой пояс. Я взвыл от ужаса. Солдаты принялись свистеть и подбадривать ее.
– Ай! – рассмеялся парл. – Она настроена решительно, маленький господин!
Я сражался, выгибаясь и пытаясь освободиться, но солдаты держали меня железной хваткой. Челия дергала завязки моих брюк. От ужаса я обмочился.
– Смотрите! – рассмеялась Челия. – Маленький господин обгадился!
Все вокруг смеялись – Челия и солдаты, парл и калларино. Как она превратилась в такое чудовище? Новые стражники схватили меня за ноги. Челия толкала меня назад, оседлав мои ноги, а солдаты удерживали меня. Она ткнула кинжалом мне между ног, и я в панике задергался еще сильнее.
– Най! Челия! Пожалуйста!
Не знаю, почему я молил о пощаде, ведь в Челии не осталось милосердия. Она была одержима. Все вокруг смеялись и улюлюкали. Калларино смотрел широко раскрытыми глазами, прижав ладонь ко рту, либо потрясенный, либо обрадованный тем, что кто-то оказался способен на большую жестокость, чем он сам.
Холодная сталь коснулась моих яиц. Пробежала по члену. Маленькому, съежившемуся, мокрому от мочи.
– Одно яйцо или два? – игриво спросила Челия толпу. – Или весь его крошечный член целиком?
– Челия!
Она склонила голову.
– Да, милый Давико? Ты не хочешь лишаться члена? – Холодное лезвие прошлось по мошонке. – Не хочешь петь, как пташки катреданто? – Кинжал пощекотал обнаженный член, вновь коснулся яиц. – Ты вообще заметишь отсутствие яиц, Давико? Ты же понятия не имеешь, что с ними делать. Заметишь, что их не стало?
Все смеялись, а я в ужасе смотрел на нее. Я хотел сказать что-то, отыскать доводы, чтобы убедить ее не совершать эту дикость. Но слов не было, только придушенный, напуганный вой. Я одновременно был внутри своего тела и снаружи, смотрел, как Челия играет веселую роль, сперва позабавившись с моим пенисом, потом угрожая трахнуть меня в зад кинжалом. Она играла на публику, заставляя мужчин смеяться. Я лежал под ней, глядя, как она это делает, и одновременно взирая на происходящее с высоты.
Глаза Челии сузились с новой злобой.
– Знаете, – сказала она парлу, – даже без члена и яиц он все равно будет опасен.
Она провела ножом по моему животу, оставив красную полосу. Поднялась выше, к груди. Острие кинжала замерло во впадине моего горла.
– Вы уверены, что он нужен вам живым? – Это был небрежный вопрос, скучающее любопытство.
– Он может пригодиться.
Я сглотнул. Нож щекотал мне горло. Челия смотрела на меня, как на кусок мяса. Уж не всадит ли она кинжал в мое тело вопреки желаниям парла? Я больше не был для нее человеком, не был тем, кого она знала, тем, с кем спала. Тем, кого любила. В ее глазах не было никаких чувств ко мне. Они были мертвыми, как пещеры Скуро.
Все люди смотрели, затаив дыхание, завороженные представлением девушки, которой выпал шанс осуществить долгожданную месть. Нож Челии скользнул по моей щеке. Я попытался отстраниться.
– Держите ему голову.
Сильные руки стиснули мой череп. Челия нарисовала лезвием маленькие круги на моих щеках, затем в ее глазах блеснула новая идея. Она надавила. Я почувствовал боль от пореза. Челия провела ножом по моей щеке. Я вскрикнул, но ее это не остановило. Лезвие рассекло мою плоть.
– Сфаччито, – прошептала она.
– Нет.
– Ты принадлежишь мне, – сказала она.
– Умоляю!.. – прохныкал я.
– Умоляешь? Твоя семья сделала из меня рабыню. – Она провела ножом по другой щеке, оставив второй порез. – Вы превратили меня в сфаччиту.
– Мы сделали из тебя члена семьи, – прошептал я. – Пожалуйста. Я любил тебя.
Я чувствовал, как из ран сочится кровь.
– Вы владели мной, – ответила она. – А теперь я владею тобой. – И с неожиданной яростью нанесла порез, затем другой. – Ты мой! – Еще два пореза на моих щеках.
Хлынула горячая кровь. Я вскрикнул, а она сделала третий порез, обезумев от ярости, наотмашь. – Раб! – прошипела она. – Раб!
Казалось, ее ярость напугала даже наших захватчиков, но Челия еще не закончила. Выпрямившись, она повернулась к парлу и калларино.
– Если вы оставите его в живых, он всегда будет вашим врагом, – сказала она. – Как я была его врагом.
– Не убивайте его, – потребовал Делламон.
Челия пожала плечами.
– Тогда я сделаю его безобидным. – Она ухмыльнулась мне. – Скажи спасибо, Давико. Я решила пощадить твое мужское достоинство.