Но я продолжал жить.
Часы скапливались в дни, дни – в годы, и все слилось воедино. Иногда я воображал себя созданием пещер и темноты. Служителем Скуро. Существом из теней. Существом из грязи.
Давико померк, и на его место пришло другое создание, которое спало, расхаживало и фыркало, как зверь. Я научился так бдительно спать, что однажды, когда крыса попыталась укусить меня за ухо, я поймал ее и убил об стену, не проснувшись, и осознал это лишь позже, когда почувствовал трупик в своей руке.
Я выпил ее мерзкую кровь.
Я выживал.
Не знаю, сколько это продолжалось, но однажды запахло горящим деревом и послышались шаги. Мой нос – сверхчуткий, подрагивающий – ощутил спускавшихся людей, их ароматные масла, их пот, а еще хорошо прожаренное мясо, которым они обедали в тот день. Мои уши – всегда настороженные, привыкшие прислушиваться к топотку пауков и тараканов, – сосчитали шаги тяжелых сапог. Шаги прекратились перед решеткой, и я забился в дальний угол камеры.
Кого-то вырвало. Пришли четверо, и одним из них был Акба. Я ощущал его дыхание и запах хемского листа.
– Ну он и грязный, – сказал незнакомый мужчина.
– Тварь, – подтвердил Акба.
– Наверх его.
– Господин? – В голосе Акбы слышалось изумление.
– Наверх. Он нужен калларино. – Человек подавил рвотный позыв. – Но сперва отмыть.
– Слишком уж он грязный, – с сомнением произнес Акба.
– Ай. Дурак. Эй ты, вымой его!
– Да, капитан, – ответил другой мужчина.
Шаги отступили. Я предположил, что они принадлежали двум стражникам. Два стражника, капитан и Акба. Может, получится дотянуться до кого-нибудь из них, вцепиться в горло, выпить кровь…
Меня окатили ледяной водой. Я отпрыгнул. Еще одно ведро воды выплеснули мне в лицо.
– Сними одежду, – приказал капитан.
Меня вновь облили.
– И побыстрее.
Дрожа, я подчинился. Люди ушли и вернулись. На меня вновь обрушилась вода. Что-то со стуком приземлилось у моих ног.
– Вымойся.
Я ощупал предмет: твердый, тяжелый и скользкий. Мыло. Казалось странным держать его в руках. Оно было такое гладкое.
– Поторопись.
Я намылил тело, чувствуя, как мыло щиплет язвы, чаруясь его непривычной гладкостью. Меня вновь окатили водой.
– Еще раз? – спросил стражник.
– Най, сойдет, – проворчал капитан.
Скрипнула дверца.
– Давай выходи. Посмотрим на тебя.
Опасливо, на ощупь, я выбрался из клетки. Капитан цыкнул зубом:
– Твоя работа, Акба?
– Я выполнял волю калларино.
– Наши лошади живут лучше, чем этот человек. Приберись в его камере.
– Я?! – запротестовал Акба. – Это не моя обязанность!
– Приберись, или, Амо свидетель, я закопаю твою голову в этой куче дерьма!
Меня выводили из катакомб два стражника, которые, похоже, не хотели прикасаться к моему грязному телу. Мы поднимались по лестнице. Виток за витком, вверх, вверх.
Вверх, вверх…
Видят фаты, я даже не догадывался, как глубоко меня погребли.
Наконец мы вышли в тепло, под лучи солнца. Кожу словно обожгло. Я понял жука-навозника, что бежит прочь, торопится в темноту и безопасность, когда жаркое солнце касается его панциря. Но у меня такой возможности не было. Меня провели через палаццо, и наконец я оказался в помещении, которое узнал по запаху. Это была баня. Там стражники расстались со мной.
– Подготовь его к вечеру, – приказал капитан.
– Но он такой грязный! – запротестовал женский голос.
– Постарайся.
И меня препоручили заботам банной девушки. Сопровождаемый ею, я пришел в выложенную плиткой комнату, которую хорошо помнил. Здесь мылись служанки. А я за ними подглядывал. Девушка принесла ведро воды, от которой шел пар, и набросила на меня горячую, мокрую тряпку. Я вздрогнул.
– Больно не будет, – сказала она. – Не шевелись.
– Горячо, – прохрипел я.
– Ай. – Девушка вздохнула. – Подожди.
Минуту спустя она вернулась, и я услышал, как вода льется в ведро. Тряпка вновь коснулась моей кожи.
– Лучше?
– Намного.
Ее звали Айя. Она пыталась мыть меня, но моя кожа стала слишком чувствительной, и потому Айя вручила мне тряпку, чтобы мылся сам, а она помогала. Я стоял, макал тряпку в ведро и силился стереть грязь со своего многострадального тела. Айя щелкнула языком.
– Придется тебя отмачивать. Может, и получится, но не сразу.
Она позвала другую девушку, Ану, и вместе они усадили меня на деревянный табурет, а сами взялись за мои волосы. Выстригали огромные колтуны, обсуждали узлы и грязь, ахали при виде мертвых жуков и крысиных косточек. Они занялись моей бородой: сначала подстригли, а потом сбрили полностью. Потом подрезали ногти, по их словам, невероятно отросшие и загнувшиеся. Наконец подвели меня к глубокой ванне. Я медленно погрузился в теплую воду, а девушки уселись рядом.
– Когда только увидела тебя, ты был смуглым, – сказала Айя. – А теперь бледный как труп.
– Столько грязи, – согласилась Ана.
От тепла меня потянуло в сон.
– Здесь есть… – Я умолк. Боялся, что, если расскажу о своем желании, буду жестоко разочарован.
– Что? – спросила Айя.
– Еда?
Девушки звонко рассмеялись.
– Ну конечно!
Несколько минут спустя Айя вернулась с виноградом, сыром, хлебом и водой – и все это не было грязным.
– Ай! Ты как волк, который пожирает младенца! – воскликнула Айя.
– Не ешь слишком много, – посоветовала Ана. – Тебе станет плохо.
Я знал, что она права, но не мог не запихивать в себя еду. Айя забрала ее.
– Немного сейчас, немного потом. Не так быстро. Я видела, как оголодавшие люди умирали от обжорства.
Я хотел отобрать еду, хотел даже драться ради нее, но был слишком слаб. Девушки вытащили меня из ванны и принялись вновь оттирать грязь.
Будь у меня глаза, я мог бы застыдиться от прикосновений их рук к моему обнаженному телу. Служанки мыли меня так же заботливо, как мать моет дитя, но я слишком долго пробыл животным, да и все равно не мог видеть, как они на меня смотрят, а потому стоял покорно. Потом меня вновь отправили в ванну, в которой сменили воду, и наконец сочли чистым.
Ана и Айя очистили мои раны и смазали блошиные укусы. И все это время болтали без умолку.
– Спасибо, что так обо мне заботитесь, – сказал я.
– Чи, это ерунда, – ответила Айя, а потом нерешительно добавила: – Твоя семья была добра к моей семье.
Я удивился:
– Я думал, все наши друзья погибли.
– Не все. Кое-кто остался. Вианомо помнят. Мой брат получил деньги, вступив в армию твоего отца. Это спасло нас от голода.
– Армия еще существует?
– Най. Архиномо не жалуют вианомо, которые умеют обращаться с мечом. Теперь он наемник и шлет нам серебро.
Некоторое время мы молчали. Девушки хлопотали над моими ранами.
– Когда-то я подглядывал за моющимися в этой бане, – сказал я.
– Правда?
– Вон оттуда. – Я указал вверх, где должны были находиться окна. – Когда был мальчишкой. Я прятался на крыше и смотрел на девушек.
– Ай! – воскликнула Айя! – Негодный мальчишка!
– Мальчик у замочной скважины! – подхватила Ана. – Как некрасиво!
Но в их голосах не слышалось злости, только веселье.
– То были иные времена. Я был другим человеком. Я помню… – Внезапно меня захлестнула печаль. – У меня были глаза.
Не знаю, почему именно это воспоминание вызвало у меня скорбь. Все остальные потери отошли на задний план, а эта… Красивые девушки мылись, покрывая свое тело пеной. А я мог смотреть на них, не догадываясь, какое это счастье. Не ведая, что ждет меня впереди, что однажды я навсегда лишусь возможности увидеть нечто подобное.
– Быть может, мои раны – это наказание, – сказал я, отрывисто вздохнув.
– Чи. Ты всего лишь следовал пути Калибы. Все подсматривают, если есть возможность, – ответила Айя. – Я подсматривала за братом. Хотела увидеть член.
– А я – за соседкой калларино, – сказала Ана. – За сианой Трукко и ее стражником. Меня отправили с поручением к ее повару, а я обнаружила его на кухонном полу с сианой. Они хрюкали как свиньи.
– Все подглядывают, – сказала Айя.
– Все, – согласилась Ана.
– Почему вы так добры ко мне? – спросил я.
– Сегодня день рождения калларино. Мы хотим, чтобы ты выглядел достойно.
– Как долго я… Сколько ему исполняется?
– Сорок пять.
Больше года я провел в дыре. Казалось невероятным, что прошло столько времени – и что оно пролетело так быстро. Больше года. Меня отвели в недра палаццо весной, когда я не смог убедить Филиппо, и сейчас уже не первое лето, а второе. Мой день имени тоже был летом, хотя я не мог вспомнить, предшествовал он дню рождения калларино или следовал за ним.
Однако у меня не было времени обдумать все это, потому что Ану и Айю ждали другие дела. Девушки еще раз ополоснули меня, потом закутали в полотенца, такие мягкие, что я словно оказался в объятиях облаков. Повторно выбрили мне лицо, придав ему идеальную гладкость, и сделали стрижку, которая понравилась обеим, после чего одели меня в мягкую, легкую одежду и еще раз сказали, каким я был грязным.
Они вывели меня из бани, и я снова оказался в лучах солнца, по-прежнему ошеломляюще горячих, но уже не причинявших такой боли. Я почувствовал запах цветущих роз, услышал, как на садовых деревьях воркуют синеперки. Близился вечер.
Девушки проводили меня до скамьи, усадили и попрощались. Я испытывал к ним огромную любовь. Испытываю и ныне, но в тот момент я готов был умереть за них.
Побитый пес приемлет ту любовь, что дают.
Глава 55
После столь долгого срока, проведенного под землей, мне казалось, что в садах кипит жизнь.
Раньше я думал, что утрата зрения заставила меня лучше чувствовать дом моего детства, по-новому ощущать его, по-настоящему понимать. А теперь осознал, что заблуждался, – в этот день мои чувства были опьянены, словно впервые проснулись, подобно распустившимся весной цветам.