Мы с Кашмиром направились не в Чайна-таун, а в более-менее обустроенный центр. Мерчант-стрит была засыпана гравием, чтобы богатые горожане не пачкали в грязи свою сверкающую кожаную обувь. В глазах рябило от вывесок, предлагающих услуги юристов, банкиров и финансовых советников. На Форт-стрит преобладали вывески модисток, гравировщиков, ювелиров и портных. Кашмир остановился перед красивой витриной с эркером, обрамленной кустами жасмина. Смотрясь в нее, как в зеркало, он причесал растопыренными пальцами волосы и застегнулся на все пуговицы.
– Говорить буду я, – заявил он. – Боюсь, если предоставить это право вам, вы уйдете отсюда с большой бутылкой виски и парой резиновых галош.
Выпустив в меня этот залп, Кашмир открыл дверь и устремился внутрь.
Со скучающим видом он осмотрел все висевшие на вешалках наряды, а затем, безукоризненно копируя английский выговор, потребовал чаю. Вскоре он объявил, что мне срочно требуется новый комплект одежды.
– Мы только что прибыли из Лондона, где этой барышне сшили целый гардероб. Но она так быстро растет! Это что, мешковина? – Кашмир брезгливо повертел в пальцах образец хлопчатобумажной ткани. – Ну, нет, нам нужен более качественный материал. Так вот, как я уже сказал, эта девушка очень быстро растет. Похоже, родители слишком сытно ее кормят. Я много раз говорил им, что из-за этого она может превратиться в великаншу. Но разве они меня послушают? Я ведь всего лишь ее гувернер. Нет-нет, китайского шелка не надо, он слишком непрочный. А пьемонтские кружева у вас есть?
Когда мы с Кашмиром, пребывая в восемнадцатом или девятнадцатом веке, вдвоем оказывались в обществе незнакомых людей, он нередко представлялся моим воспитателем. Тон его по отношению ко мне в таких случаях становился покровительственным, он смотрел на меня как на несмышленое дитя, и это нас обоих порядком забавляло. Мне трудно было судить, где именно Каш подсмотрел типаж, подходящий для персонажа, которого он в подобных ситуациях играл. И вот теперь он горделиво, словно петух, расхаживал по помещению магазина-ателье, то и дело присаживался на диван и приглаживал ладонью свои кудри, заставляя двух портних прыскать в кулак. Если верить вывеске, это были сестры Мерсье, и я быстро поняла, что зовут их Нэн и Эмили.
Они сняли с меня мерку и стали обсуждать, что лучше – оттенить цвет моих глаз платьем бледно-лилового цвета или отдать предпочтение зеленому, идеально подходящему к моим волосам. Затем Нэн обратила внимание на мои облепленные грязью сандалии.
– Я же говорю, она просто ребенок, – укоризненно покачал головой Кашмир в ответ на ее удивленный возглас. – Когда мы отплывали из Калифорнии, у нее была пара прекрасных шелковых туфель. Но ей хотелось стать настоящим морским волком – или, если хотите, волчицей. И вот, представьте, один из членов команды убедил ее, что для этого она должна пить чай из своей правой туфли.
Нэн, которая была постарше, залилась смехом. Более молодая Эмили, удивленно округлив глаза, поинтересовалась:
– А что случилось с левой?
– Как что? Разумеется, в ней мы подавали на стол бисквиты, – не растерялся Кашмир. – Только простолюдины пьют чай без бисквитов. Вы можете изготовить новую пару туфель?
Уходя из мастерской, мы взяли с сестер клятвенное обещание сшить для меня канифасовую юбку, шелковое платье в бело-розовую полоску с «умеренным» турнюром и новые шелковые туфли. Все должно быть готово через неделю. Кошелек значительно полегчал, хотя Кашмир внес только задаток – остаток суммы он пообещал заплатить, когда работа будет выполнена. Выйдя на улицу, я покачала головой и присвистнула.
– Не беспокойтесь, амира, – сказал Кашмир. – Деньги надо тратить быстро. Никогда не знаешь, когда тебе залезут в карман.
– Я и не подозревала, что у тебя такой тонкий вкус, и ты так хорошо разбираешься в тканях, – заметила я. – Ты должен был родиться не вором, а портным.
– Есть много вещей, в которых я неплохо разбираюсь, амира. И именно поэтому я вор, а не портняжка.
– Что ж, остается надеяться, что я окажусь под стать чудесным тканям, которые мы выбрали, – засмеялась я.
Кашмир странно посмотрел на меня, приподняв брови, и произнес себе под нос какую-то фразу – по-моему, на фарси.
– Я тебя не поняла.
– Вы и не должны были.
Выражение лица Кашмира почему-то смутило меня, и я отвернулась, сделав вид, что рассматриваю витрину магазина, в которой были выставлены женские шляпки. Они были удивительно красивые – с наклоненными вниз полями, обильно украшенные перьями.
– Не стоит на них заглядываться, – сказал Кашмир. – Эти перья скорее всего выдернули у мертвых альбатросов.
– В самом деле?
– Такие шляпы в моде только у сухопутных крыс.
– А все-таки как вышло, что ты так много знаешь про одежду и всевозможные аксессуары?
– Для меня это необходимость. Одежда всегда помогала мне обманывать людей.
– Вот как. – Мы замолчали, продолжая смотреть на витрину, в которой были отчетливо видны наши отражения. Наконец после долгой паузы я произнесла: – Наверное, обычно, сойдя на берег, ты занимаешься совсем другими вещами.
– Не стану отрицать, так и есть. – Кашмир пожал плечами.
– А как ты обычно развлекаешься?
На губах Кашмира появилась озорная улыбка:
– Об этом я вам уже говорил.
– Посещаешь злачные места?
– Что-то в этом роде. Пью, буяню, играю в азартные игры. Но подумайте как следует, амира. Если вы отправитесь со мной, то можете пожалеть об этом.
– Надеюсь, так и будет.
Глава 12
ПОСЛЕ АТЕЛЬЕ МЫ С КАШЕМ ОТПРАВИЛИСЬ на расположенную неподалеку от порта Фид-стрит. Там мы зашли в бар «Якорь», где подкрепились мясным пирогом и запили его разбавленным пивом. Когда из соседнего заведения раздались громкие выкрики, Кашмир залпом допил содержимое своего стакана и встал.
– Пойдемте скорее, – сказал он, – а то пропустите драку.
В салуне «У начальника порта», как нетрудно было понять по афишам, проводились боксерские поединки с участием матросов. Посмотреть такой бой стоило всего пять центов.
– Ну, что скажете, амира? Для участников боев вход бесплатный.
Я вытащила из кармана два пятицентовика, но притворилась, будто долго раздумывала, прежде чем заплатить.
Участниками следующего поединка должны были стать мощного сложения гарпунщик и нескладный на вид, но, кажется, весьма задиристый кочегар. Мы сделали свои ставки – Кашмир на кочегара, я на гарпунщика. Поначалу мне казалось, что у меня хорошие шансы на выигрыш. Но кочегар вдруг удачным нырком ушел от размашистого свинга противника. Тот потерял равновесие, и его удар пришелся по толпе. Кашмир сразу вытолкал меня на улицу, и несколько минут мы с ним наблюдали в окно за последовавшей дракой с участием зрителей, в которой были сломаны два стола, пять стульев и с полдюжины носов.
– Пожалуй, такое зрелище стоит дороже пяти центов, – заметила я, с трудом переводя дыхание от волнения.
– Все для вас, амира!
После этого мы направились в «Королевский салун», из которого доносились взрывы смеха. Там обстановка была спокойнее. Мы взяли на двоих еще пинту пива, на сей раз более крепкого, прошли в самый темный угол, уселись там за крохотный столик и стали слушать, как какой-то толстяк развлекает публику похабными историями.
Закончив очередную, он громко расхохотался, следом за ним дружно грохнули посетители. Бармен поставил перед рассказчиком еще одну кружку пива. Тот допил остатки предыдущей и тут же отхлебнул солидный глоток из полной, после чего вытер пену с усов рукавом своего форменного кителя. Это был очень хороший шерстяной форменный китель с золотым шитьем и толстыми золотыми эполетами на плечах. На рукаве у шутника я увидела траурную повязку.
– Кашмир, – пробормотала я, ухватив своего спутника за запястье.
– Знаю. Говорят, он приходит сюда почти каждый вечер.
Мы принялись внимательно наблюдать за тем, как последний гавайский король и члены его свиты пьют пиво. Шутки сыпались градом, пенный напиток лился рекой. Примерно через час король Калакауа заказал выпивку для всех присутствующих и поднял тост за свою кузину, принцессу Пауахи. Когда он взглянул своими карими глазами на дно четвертой опустошенной им кружки, его радостное оживление вдруг показалось мне наигранным. Сердце у меня упало.
– Он умирает – от алкоголизма, – едва слышно произнесла я на ухо Кашмиру и вздохнула. – Знаешь… большинство людей уверены, что его последними словами было: «Скажите моему народу, что я старался». Но это всего лишь красивая выдумка.
– А что же он сказал на самом деле?
– «Я очень больной человек», – ответила я и решительно отодвинула собственную кружку, чувствуя, что моя жажда разом исчезла. – Пожалуй, нам пора возвращаться на корабль.
Внезапно на наш стол упала чья-то тень.
– Жаль, что вы не сказали этого минут на десять раньше, – вздохнул Кашмир.
Подняв голову, я наткнулась на горящий злобой взгляд. Моряк, нависающий над нами, не мог похвастаться высоким ростом, но был невероятно широк и массивен. Его плечи были вдвое шире моих, и мышцы на них играли под рубашкой, словно кольца удава, готовящегося задушить свою жертву. Мне этот человек был незнаком. Зато он, видимо, хорошо запомнил моего спутника.
– Где мои деньги, темнокожий? – гневно прогудел моряк.
Сердце мое ушло в пятки, но Кашмир сохранял полное хладнокровие.
– Разве мы знакомы? – поинтересовался он, приподняв одну бровь.
– Ты недавно хорошо поживился за счет моего боя в кабаке «У начальника порта».
– А, так это были вы? Я вас просто не узнал – тогда у вас все лицо было в крови.
Мужчина облизнул рассеченную верхнюю губу.
– Ты поставил против меня. А я продул бой. – Моряк тяжело оперся на стол своими кулачищами, которых были в свежих ссадинах. – Получил рассечение, вот в чем штука.
– Я вовсе не делал ставок в том бою.
– Отдай ему деньги, Каш, – сказала я.