– И все-таки – с какой стати я должна рисковать, помогая отцу?
– Но ведь он тоже рискует.
– Ты на него даже не сердишься, – с удивлением сказала я. – Как ты мог простить его?
– Разве на него можно сердиться? – Сняв сюртук, Кашмир сложил его и перекинул через руку. – Любовь всех нас делает дураками. Он верит, что карта сработает и у него все получится, потому что любит. – Кашмир склонился над бортом, глядя на отражение луны в воде. – А мне остается надеяться на то, что этого не случится. Или что все каким-то чудесным образом обойдется.
Я вгляделась в лицо Кашмира, но ничего не смогла прочесть на нем. Молчание становилось невыносимым.
– По крайней мере ты, похоже, неплохо провел время на балу, – заметила я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Кашмир тихо рассмеялся:
– Да, верно. Я получил удовольствие от танцев.
– Я слышала, миссис Харт прекрасно танцует.
– А, вы об этой женщине. – Он усмехнулся. – Даже полицейские никогда не преследовали меня с таким упорством. Я пытался стряхнуть ее с себя еще на лужайке, но она все-таки пошла следом и увидела меня выходящим из кабинета. Она чуть ли не силой затащила меня в гостиную – можно сказать, схватив за шиворот. Слава богу, не заметила, что у меня в руках была карта.
– Насколько я понимаю, ты нашел правильный способ отвлечь ее внимание.
– Это было необходимо, поверьте. А вы что, ревнуете?
– Нет! – воскликнула я – возможно, с излишней горячностью. Не знаю почему, но именно в этот момент в памяти всплыла арабская мудрость: «Ревность – это не что иное, как страх быть брошенным». – Нет, я не ревную. Я просто… В общем, ревность тут ни при чем.
– Что ж, хорошо. – Он чуть прикусил губу, но тень улыбки все же скользнула по его лицу.
Мы еще долго стояли на палубе, прислушиваясь к мерному плеску волн. Кашмир, казалось, ждал от меня каких-то слов, но я молчала, будучи просто не в состоянии говорить.
– Спокойной ночи, амира, – сказал наконец он и направился в свою каюту.
Я сбросила с плеч платок, стряхнула туфли и рухнула в свой гамак.
Может, я была слишком эгоистичной? Я не помнила, не могла помнить свою мать, но хорошо знала и любила свою жизнь, в которой не было ее, но были море, корабль, мифы, карты… и Кашмир. Боль, которую я чувствовала при мысли, что могу потерять его, дала мне некоторое представление о том, что ощущал отец.
А если бы я научилась Навигации? В этом случае я могла бы забыть об отце, о его попытках вернуться в прошлое. Я могла бы почувствовать себя свободной. Ценой, которую требовалось заплатить за эту свободу, являлась королевская казна.
Я зарылась лицом в подушку. В одном Кашмир точно был прав: мы жили отнюдь не в сказке.
Глава 23
УТРЕННЮЮ ВАХТУ ДОЛЖНА БЫЛА СТОЯТЬ Я, но сквозь сон едва расслышала крики каладриуса, требовавшего кусок бисквита. Когда в восемь часов Ротгут пришел меня будить, я крепко спала. Я испытала к нему благодарность, когда он растолкал меня, потому что видела во сне кошмар. Я стояла перед зеркалом и смотрела на собственное отражение. При этом глаза у него были не карие, как у меня, а черные. Они казались двумя бездонными колодцами, и взгляд этих страшных глаз, казалось, проникал в глубь моей души.
Проснувшись, я еще какое-то время пребывала в состоянии какой-то одури, слыша каждый звук, но оставаясь неподвижной. Только когда лучи солнца проникли под мои веки, я окончательно пришла в себя и выскочила из гамака. В ту же секунду я почувствовала под ногой что-то холодное и скользкое.
– Ой!
Посмотрев на палубу, я увидела лежащую в тени моего гамака рыбу с серебристой, покрытой полосами чешуей. Размером она была с мою ладонь. Ее глаза еще не потеряли опалового оттенка, из чего можно было сделать вывод, что рыбу вытащили из воды примерно час назад. Единственным заметным повреждением на ней, кроме вмятины от моей пятки, были две небольшие ранки на голове за линией глаз. Увидев их, я поняла, что это Сваг решил преподнести мне подарок.
Ротгут, услышав мой испуганный возглас, оглянулся через плечо. Стоя на шканцах с удочкой в руках, он забрасывал в воду крючок с наживкой.
– Сегодня на борту только мы двое, – сообщил он. – Красивое платье.
Сунув руку за спину, я ощупала розовый бант. За время моего сна он помялся и потерял форму.
– Мы двое? У нас что, будет двое вахтенных?
– Вообще-то капитан просил меня приглядеть за тобой, – со смущенным видом произнес Ротгут. – Он не хочет, чтобы ты покидала корабль.
– Понятно. И что ты будешь делать, если я все-таки попробую уйти?
– На сей счет у меня никаких указаний нет. Просто не делай этого, и все – если не хочешь, чтобы он на меня разозлился.
Я недовольно вздохнула, но планов сходить на берег у меня не было – по крайней мере, пока.
– Как рыбалка?
– Не очень, – ухмыльнулся Ротгут. Заглянув в ведро, стоявшее у его ног, я не увидела там ничего, кроме морской воды, и швырнула в него полосатую рыбину.
– Вот, держи. Она почти не поврежденная.
– Ух ты. Спасибо. – Ротгут вытащил леску из воды, чтобы проверить наживку – на крючке ничего не оказалось. Он насадил на него свежую креветку. – Однажды я убежал из дома.
– Что?
– Я говорю, как-то раз я дал деру из дома. Строго говоря, можно считать, что я до сих пор в бегах, поскольку обратно я так и не вернулся. Ты хочешь обучиться Навигации, чтобы проделать нечто подобное? Если так, значит, ты скоро нас покинешь.
Сказав это, Ротгут снова забросил удочку.
– Не пытайся заставить меня чувствовать себя виноватой, – сказала я, опершись на поручни.
– Я и не пытаюсь. Но если так, это означает, что однажды ты с нами расстанешься, и мы больше никогда тебя не увидим.
– Но ты же только что сказал, что сам сделал примерно то же самое.
– Это не значит, что я не сожалею об этом. Но так уж устроена жизнь. Люди совершают ошибки, о которых сожалеют в старости, когда ничего уже нельзя исправить.
– Тебя этому научили в твоем монастыре?
– Нет. Я понял это, когда покинул его. Сложность в том, что, уйдя, человек уже не может вернуться. А ты – в особенности. – Ротгут еще раз проверил наживку – ее опять съели. – Только сначала тебе следовало бы разобраться, от чего ты хочешь убежать и куда стремишься.
– Стремлюсь? К чему стремлюсь?
– Это уж тебе лучше знать, – усмехнулся Ротгут.
– Если хочешь знать, я пока ничего еще не решила! – с раздражением бросила я.
– Что ж, ладно. Когда решишь, дай мне шанс попрощаться с тобой прежде, чем исчезнешь. – И он снова забросил крючок с наживкой в воду.
Мне стало жарко на солнцепеке, и я спустилась вниз, переодеться. В каюте было душно. Я с удовольствием стащила с себя шелковое платье и облачилась в привычную хлопчатобумажную рубашку и брюки.
Опять поднявшись на палубу, я огляделась. За рифами неутомимо скользили по волнам покрытые бронзовым загаром серферы. Солнечные лучи дробились о поверхность океана и превращались в ослепительные блики. Я стала вспоминать события вчерашнего дня. Разумеется, впечатление от всего случившегося осталось тягостное. Однако выбор, перед которым я стояла, при свете дня не стал легче.
Хотя Блэйк вполне мог привести в исполнение свою угрозу и выдать нас властям, искушение помочь отцу осуществить его замысел было сильным. Нельзя исключать и того, что Харт-младший уже сообщил о том, что группа иностранцев затевает нечто противозаконное. В каком-то смысле мне было бы даже легче, если бы я осознавала, что выбора нет…
Оправдать мои мысли было нетрудно. Я читала книги по истории и знала, что монархия уже переживает упадок. Многое на островах принадлежало иностранцам. Даже Блэйк признал, что Гавайское королевство исчезает, уходит в небытие. Вероятно, историческая миссия экипажа «Искушения» в том и состояла, чтобы обокрасть королевскую казну. Более того, это событие вполне могло быть предопределено. А если так, кто и в чем обвинит меня?
Впрочем, я знала кто. Как только я подумала об этом человеке, с пристани раздался знакомый голос:
– Мисс Сонг!
У входа на трап, держа в руках шляпу, стоял Блэйк. Он заменил черную траурную ленту на тулье на голубую, которая прекрасно гармонировала с цветом его глаз.
– Могу я подняться на борт?
Сердце мое сразу же зачастило. Я понимала, что мне нужно выяснить, что привело Блэйка на корабль. На шканцах Ротгут продолжал рыбачить. Чтобы понять, что у нашего гостя на уме, уходить с корабля было необязательно. Я сделала рукой приглашающий жест.
– Вы хорошо выглядите, – произнес Блэйк, поднявшись по трапу.
– Вы пришли, чтобы сообщить мне это?
Его губы сжались с узкую прямую линию:
– После того как повел себя ваш так называемый гувернер…
– Вы все не так поняли. – Я покраснела.
– Очевидно. Но как я должен был все это понять? – Блэйк погладил пальцами ленту на шляпе. – Я был убежден, что вы участвуете в заговоре на стороне участников Лиги. Но выходит, что вы действовали против них. Мой отец сказал, вы хотели их обворовать. Зачем вам нужна эта старая карта?
Я с трудом сглотнула застрявший в горле комок. Отрицать интерес к карте теперь было бы просто глупо, но и сказать правду я не могла. По крайней мере, всю.
– Я… В общем, карта нужна моему отцу. Ваш отец готов продать ее, чтобы расплатиться с долгами перед членами Лиги.
Теперь покраснел уже Блэйк. Тем не менее глаз он не опустил.
– И какова цена?
– Она… очень высокая.
– Чтобы покрыть долги моего отца, она и должна быть высокая. А каждый пенни, который эти люди получают, они используют для достижения своих целей. – Он потер подбородок пальцами, на одном из которых я увидела чернильное пятно. – Итак, вы пытались выкрасть карту. Что ж, извините, что я вам помешал. Если бы я знал, каковы ваши намерения, я бы вам помог.
– Вы так сильно ненавидите своего отца?
– Я не могу оправдать его действий.
В моем сердце вспыхнула надежда. Я взяла Блэйка за руку и, приблизив губы к его уху, негромко шепнула: