– Кашмир! – позвала я, когда мы спустились на палубу.
Он не отреагировал на оклик, но по выражению его лица я поняла, что он меня услышал.
– Каш!
Он вздохнул так глубоко, что его плечи поднялись и опустились.
– Амира…
– Я только хотела сказать…
– Вам не нужно ничего говорить. Это была моя ошибка. Я очень надеюсь, что она не разрушит того, что существует между нами. Простите ли вы меня?
Я сжала в пальцах жемчужину.
– А что между нами существует? – негромко спросила я.
– Наша дружба. Во всяком случае, вы говорили об этом много раз. – Кашмир попытался заглянуть мне в глаза. – Ведь это правда?
– Да, – ответила я, поколебавшись всего лишь мгновение.
Кашмир кивнул и раскрыл объятия.
– Идите ко мне, – сказал он, и я прижалась к нему. В следующий момент он пристегнул карабин троса к моему поясу и сильно дернул за него. Едва устояв на ногах, я ткнула Кашмира в солнечное сплетение и отстегнула карабин.
– Чур, на сей раз ты на подхвате, – сказала я. – А я стану к штурвалу.
– Есть, капитан! – улыбнулся Кашмир. – Вы же видите, все остальные пристегнуты.
Я показала ему язык. Все члены экипажа должны были пристегиваться к неподвижным частям корпуса или такелажа при сложных переходах, чтобы, когда мы находились в Приграничье, волны не смыли кого-нибудь за борт. До сих пор никто, кроме капитана, не управлял «Искушением» во время Навигации, поэтому никто не знал, с чем мы можем столкнуться, когда у штурвала буду стоять я. Появится ли вообще Туман, если командование кораблем поручат мне?
Теперь не на ком-нибудь, а именно на мне лежала ответственность за корабль, ставший для меня домом, и экипаж, который превратился в мою семью. При этой мысли я почувствовала, как страх холодными когтями впивается в спину. Чтобы избавиться от этого ощущения, я прошла в штурманскую рубку, где находилась карта, и закрыла за собой дверь.
Я прекрасно знала, как пользоваться компасом и ориентироваться по звездам. Но сейчас, глядя на лежавшие рядом на столе две карты – того места, где мы находились, и того, куда шли – я не могла сообразить, где север, а где юг. На одном листе были изображены просторы Тихого океана, а на другом – гладь рукотворного моря, спрятанного под землей. Нам предстоял переход из рая на земле в загробный мир, и я от души надеялась, что из-за моей неопытности корабль не застрянет в некоем подобии чистилища.
Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Затем, разглядывая карту гробницы китайского императора, попыталась представить линию побережья, которая должна была предстать передо мной, когда рассеется Туман.
– Ты сама все увидишь, – сказал отец и указал рукой куда-то вперед. – Это будет там и в то же время… не там. Ты понимаешь меня?
– Да, – ответила я. – И в то же время – нет.
– Умница, – кивнул отец и потрепал меня по волосам – так, как часто делал раньше, когда я была маленькой.
Пора было идти к штурвалу. Мне вдруг стало холодно. Бросив последний взгляд на обе карты, я шагнула к двери и остановилась на пороге.
Небо, которое всего час назад было бирюзово-голубым, словно поблекло, а золотистый солнечный свет приобрел оранжевый оттенок, как перед бурей. Приграничье явно было уже близко.
Я бросила последний взгляд за корму, туда, где растаяли, слившись с горизонтом, Гавайские острова. Увижу ли я еще когда-нибудь их берега? Если Блэйк решил попытаться сорвать планы Гавайской Лиги, я скорее всего уже не вернусь обратно. Я вспомнила о нашем с Блэйком поцелуе, первом поцелуе в своей жизни, и, тряхнув головой, направилась к штурвалу. Слэйт, окинув меня внимательным взглядом, помедлил немного и отступил в сторону, чтобы я могла занять его место. Мои потные от волнения ладони легли на еще теплые медные рукоятки. Почти сразу же впереди нас с воды, которая приобрела стальной оттенок, начало, клубясь, подниматься марево Тумана.
Я слышала, как Слэйт шумно вдохнул и задержал дыхание. Мои предплечья покрылись гусиной кожей. Стараясь, чтобы корабль шел ровно, я направила его прямо на колышущуюся перед нами молочно-белую стену, и через несколько мгновений густая пелена полностью поглотила нас. Рассеется ли она когда-нибудь, или мы, подобно «Летучему голландцу», так и будем вечно скитаться в тумане, словно призраки?
Ветер стих, а затем почти сразу налетел шквал, вскоре также сменившийся полным штилем. Еще минута-другая, и на судно навалился новый порыв ветра, разметав мои волосы – и опять стих. Видимость составляла не более тридцати футов, море оставалось спокойным. Я прищурилась – мне показалось, будто в толще Тумана промелькнула вспышка света. Еще через несколько мгновений она повторилась, и раздалось далекое ворчание грома. Я ощутила горечь во рту. Ослабевшие паруса со звуком пушечного выстрела снова наполнились ветром. Я занервничала настолько, что, наверное, это можно было заметить со стороны. И тогда отец, стоявший позади, положил мне руку на плечо и легонько сжал пальцы.
Стиснув зубы, я крепче вцепилась в рукоятки штурвала, продолжая всматриваться в белесую муть. Внезапно в груди у меня разлилось тепло. Ощущение было настолько приятным, что мне захотелось рассмеяться от радости. Нечто подобное я испытала когда-то, обучаясь кайт-серфингу и впервые удачно поймав ветер. Вдруг мне показалось, что внутри у меня точно ожила и задрожала стрелка компаса. Что это было? Может, притяжение берегов, к которым мы направлялись? В следующую секунду я словно провалилась в воздушную яму. Тело мгновенно покрылось испариной. Потом возникло странное и неприятное чувство, будто, двигаясь к Приграничью, я тащу на себе невидимый груз, который с каждой секундой становится все тяжелее и тянет меня назад, как волочащийся по дну якорь.
По моему лицу градом катился пот, я то и дело сглатывала горькую слюну. Все мое тело натянулось, будто струна, мышцы горели и ныли от страшного напряжения, в груди пульсировала боль. Что же тащило меня назад? Я поняла ответ на этот вопрос еще до того, как смогла четко сформулировать его, и стала усилием воли подавлять воспоминания о Блэйке, выкорчевывать, выталкивать их из своей памяти.
– Пока ничего не вижу! – крикнул Ротгут с площадки впередсмотрящего.
А вот я вдруг что-то заметила впереди. Прямо по курсу в белой пелене появилось насколько разрывов, и сквозь них мне удалось разглядеть на горизонте далекий еще берег.
Я переложила штурвал на четверть румба. Судно клюнуло носом и тяжко заскрипело.
– А сейчас что-нибудь видишь? – крикнула я впередсмотрящему, чувствуя, как отчаянно колотится сердце.
– Пока по-прежнему ничего! – отозвался Ротгут. Его голос показался мне очень далеким – туман снова сгустился, и теперь я не могла различить даже наши мачты.
Сверху на меня посыпались крупные капли дождя. Солнце померкло. Сквозь белую кисею блеснуло еще несколько вспышек молний, за которыми последовало рычание грома. От резкого порыва ветра застонали мачты. Краем глаза я заметила, как Кашмир предпринимает отчаянные, но безуспешные попытки в одиночку убрать паруса. Би нигде не было видно – она, должно быть, находилась в носовой части судна.
– Слэйт! – воскликнула я.
– Сейчас.
Отец, стоявший рядом со мной, бросился на помощь Кашмиру. Я же внезапно почувствовала, что потеряла концентрацию – далекий берег пропал из виду. Тогда я заставила себя выбросить из головы мысли о других членах экипажа и опять стала напряженно вглядываться вперед в надежде, что берег появится снова. К счастью, моя надежда оправдалась.
Да, вот он, берег, прямо по курсу – на сей раз он показался уже ближе и был виден более отчетливо. Внезапно ветер стал ледяным. Он нес с собой какой-то странный, неприятный запах, напоминающий прогорклый мускус. Мокрая одежда облепила мое тело, но я не обращала на это внимания. Сейчас у меня была одна задача – не спускать с берега глаз. Теперь судно плавно раскачивали мощные валы, накатывавшиеся с кормы. Дождь усилился. Крупные капли, подхватываемые ветром, больно хлестали меня по лицу. Туман сгустился настолько, что полностью поглотил фигуры Слэйта и Кашмира. Однако я продолжала ясно видеть приближающуюся береговую линию.
Судно подпрыгнуло, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Не удержав равновесие, я упала на колени. И тут дождь и ветер стихли, как по мановению волшебной палочки. Мы оказалось в полной, кромешной, непроницаемой темноте и в абсолютной тишине.
Мне казалось, что от волнения и страха сердце вот-вот выпрыгнет из моей груди. Может, я разом ослепла и оглохла? Вдруг я снова ощутила неприятный запах. Спустя секунды мое тело уловило, что корпус корабля плавно, едва заметно покачивается. А потом я услышала восторженный смех Слэйта. Может, он тоже разглядел берег?
И только тут до меня дошло, что Туман вокруг рассеялся. Мои глаза успели немного привыкнуть к окружающей нас темноте, и я сумела различить слабый свет звезд в небе и серебристые отблески луны на воде, хотя самой луны на небе я не увидела. Где-то вверху громко выругался Ротгут. Затем он зажег фонарь на верхушке мачты, и стало ясно: то, что я видела, глядя вверх, было не небом.
В доброй сотне футов над нашими головами находился свод гигантской пещеры, украшенный бриллиантами, которые имитировали звезды. Мне даже удалось узнать несколько созвездий.
Льющийся откуда-то сверху серебристый свет отражался не в водах океана. Корабль, который плавно, едва заметно покачивало, находился в рукотворном бассейне, наполненном жидкостью, внешне напоминавшей расплавленное серебро. Это была ртуть. Все было именно так, как описал Сыма Цянь. Там, где тяжелые серебристые волны лизали берег, стояли остовы высохших, мертвых деревьев, окруженных коричнево-желтой травой. Вдалеке, где заканчивалась освещенная зона, я различила очертания громадного сооружения, отделанного бронзой и красным лаком. Видимо, это был саркофаг, в котором покоились останки императора Цинь Ши Хуан-ди. Мы добрались до цели нашего путешествия.
Я справилась. Справилась!