– С вами все хорошо? – обеспокоенно спросил Кашмир.
– Я думаю, – раздраженно бросила я.
Мысль, мелькнувшая где-то в глубинах моего мозга, ускользнула от меня. Я ощутила сильную пульсирующую боль в ушибленном плече. Что ж, я выполнила поручение Джосс. Больше она меня ни о чем не просила. Значит, мне больше не о чем беспокоиться.
И все же что-то не давало мне успокоиться. Возможно, я сделала все, о чем просила Джосс, но мне самой казалось, будто этого недостаточно. Осторожно, чтобы ненароком не перевернуть шлюпку, я пробралась в ее носовую часть и отвязала фонарь.
– Ближе, Каш, – попросила я, и он, оттолкнувшись веслом, снова подогнал наше суденышко почти вплотную к берегу. Это позволило мне, наклонившись и протянув руку, поставить фонарь на берег рядом с картой.
Когда Кашмир направил шлюпку в сторону «Искушения», я еще долго смотрела на небольшой островок света – последний горящий фонарь в загробных владениях императора Цинь Ши Хуанди. Наверное, во время и сразу после погребальной церемонии в подземелье было очень красиво – это был настоящий рукотворный рай, где пахло фруктами и цветами, а на каменных сводах, изображавших небо, сверкали звезды из драгоценных камней. Император полагал, что станет наслаждаться вечным покоем в созданной им загробной империи. Однако великолепное внутреннее убранство пещеры быстро начало разрушаться – как и созданная Цинь Ши Хуанди реальная империя, которая распалась вскоре после его смерти. Джосс ясно сказала об этом. Всему на свете рано или поздно приходит конец. В любой легенде рай рано или поздно исчезает.
Слэйт помог нам с Кашмиром поднять на борт нашу самодельную шлюпку.
– Что произошло? – выдохнул он мне на ухо, когда я с трудом перевалилась через бортовые поручни, и протянул руку, чтобы прикоснуться к моему лицу.
– Это была просто… судьба, – ответила я и отстранилась. Вытерев лицо рукавом, я увидела на нем кровь. – Это не моя.
Внезапно в моей груди набух и лопнул горячий пузырь гнева.
– Зачем это все?! Какой в этом смысл?! – закричала я, глядя в темноту за бортом. – К чему все наши усилия, все наши переживания, если наша судьба уже была предопределена тысячу лет назад? Зачем все это, если мы не можем ничего изменить?!
– Никси! – Слэйт снова протянул ко мне руку, и на сей раз я позволила ему погладить меня по щеке. Вспышка ярости иссякла так же быстро, как и возникла.
– Я всегда знал, что настанет день, когда ты все поймешь, – тихо произнес отец.
Глава 32
ПЕРЕД ТЕМ КАК ПОКИНУТЬ ПОДЗЕМНУЮ ГРОБНИЦУ, я вылила за борт бутылку вина и, соблюдая максимальную осторожность, зачерпнула ею ртути. По моим представлениям, ртуть представляла собой опаснейший яд, но император Цинь Ши Хуанди считал ее лекарством от всех болезней. Поэтому я спрятала бутылку у себя в каюте – на случай, если когда-нибудь мне хватит храбрости выяснить, на чьей стороне правда. Посадив Свага в пустое ведро, я на всякий случай отправила Кашмира в трюм, проверить, все ли в порядке.
После этого я встала к штурвалу.
Обратный путь оказался на удивление легким. В какой-то момент практически незаметно смрадный запах гробницы исчез. Ему на смену пришел свежий ветер тропических морей, а вместо маслянистого ртутного серебра под килем появились освещенные лунным светом океанские волны. Над нашими головами снова возник черный, как кротовая шкурка, бархат ночного неба, усыпанного звездами. Карта Блэйка сработала – мы снова оказались в раю.
Я задышала полной грудью и, обведя языком зубы и нёбо, сплюнула за борт – мне никак не удавалось отделаться от ощущения, что после пребывания в гробнице миазмы разложения покрыли невидимой пленкой все мое тело.
С того самого момента, как мы легли на обратный курс, Слэйт стоял рядом со мной с непроницаемым выражением лица. За несколько часов я не услышала от него ни одного замечания, ни одного совета… ни одной похвалы. Наконец, не выдержав, я решила заговорить сама:
– У нас какие-то проблемы, капитан?
– Что? Нет, – ответил он и, заложив руки за спину, отошел к борту. – У нас нет никаких проблем. Просто я думаю: а нужна ли тебе была эта карта? Ведь ты принадлежишь к этому времени, к данной эпохе.
Краем глаза я заметила, как стоявший неподалеку Кашмир нервно переступил с ноги на ногу.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты родилась шестнадцать лет назад – или около того. Сейчас ты находишься в районе Гавайских островов, причем в своем времени – в 1884 году. Это твое место и время. Твой дом.
– Мой дом здесь, капитан, на борту «Искушения», – быстро сказала я. Эти слова были произнесены машинально – настолько они были привычными. Однако на сей раз я впервые услышала в них какую-то фальшь.
– И тем не менее, – возразил отец. – Это место и время могут оказаться тем местом и временем, где ты будешь оказываться всякий раз, выйдя за пределы любой другой карты. Да-да, возможно, именно сюда ты станешь возвращаться снова и снова. Очень может быть, что твой дом именно здесь, нравится это тебе или нет.
Отец взглянул на меня в ожидании ответа, но я не знала, что сказать. Я просто смотрела туда, куда был устремлен бушприт нашего судна, – на остров, берег которого с каждой минутой приближался.
Заметив удобную бухту, в которой можно было бросить якорь, мы слегка изменили курс. Северную часть острова Оаху в это время суток освещал только лунный свет. Если даже в районе, где мы собирались пристать к берегу, и было какое-то жилье, его обитатели наверняка уже давно отправились спать.
Где-то по другую сторону гор, разделявших остров на две части, спал в своей постели Блэйк Харт, пальцы которого наверняка по-прежнему были в чернильных пятнах. Неужели мы с ним расстались всего несколько часов назад? Мне казалось, с тех пор прошло несколько столетий.
Как только оба корабля причалили к берегу, я разделась и бросилась в прохладную черно-синюю воду, посеребренную лунным светом. Поплескавшись в ней несколько минут, я почувствовала, что мне удалось смыть с себя все то, от чего хотелось избавиться после посещения царства мертвых.
Или, точнее, почти все. Меня все еще продолжало мучить ощущение, что я, находясь в гробнице, не сделала чего-то важного, не получила ответа на какой-то очень серьезный вопрос. Это чувство вызывало у меня сильнейший внутренний дискомфорт.
Глубоко вздохнув, я нырнула и мысленно вернулась в рукотворное подземное царство мертвых. Я не видела в гробнице Джосс, но она говорила мне, что видела нас. В 1866 году, когда Слэйт впервые прибыл в Гонолулу, она, наверное, узнала его корабль еще до того, как он появился в ее лавке, чтобы продать привезенный товар… и познакомиться с моей матерью. В 1884 году Джосс должна была закопать свою долю сокровищ из королевской казны, которую получила от мистера Д., чтобы потом воспользоваться ею в своей новой молодости. Ею и картой 1841 года. А также эликсиром, который должен был помочь ей избавиться от некоего «неприятного состояния». Она сказала, что была отравлена. Было ли это результатом того, что несколько недель Джосс пришлось вдыхать пары ртути? Или может, она просто потеряла последнюю надежду перед самым нашим прибытием?
Отравлена.
Я вдруг вспомнила портового нищего, которого смутила своей просьбой растолковать мне значение слова хапаи.
Цепочка пузырьков воздуха, вырвавшись из моего рта, устремилась к поверхности, пощекотав мою щеку.
Лин, когда она познакомилась со Слэйтом, было между двадцатью и тридцатью. Она скорее всего родилась примерно в 1841 году.
Вынырнув, я взглянула на небо. Порыв ветра прохладным опахалом прошелся по моему лицу. От морской соли у меня защипало глаза. Набрав в грудь воздуха, я снова нырнула в прохладную, чистую глубину и держалась под водой так долго, что легкие едва на разорвались от напряжения. Это помогло мне снова сосредоточиться.
Вынырнув, я несколько секунд жадно дышала. Внезапно я услышала донесшийся сверху смех.
Сморгнув соленые капли, я увидела склонившегося над бортом Кашмира.
– Вы так долго не выныривали, что я решил, что вы утонули.
– Даже не надейся!
– Чувствую, я так никогда и не унаследую ваш замечательный гамак.
Я взобралась на борт по кормовому трапу. Хотя вода была довольно теплой, от ночного бриза я моментально покрылась гусиной кожей. Кашмир встретил меня на шканцах с толстым полотенцем в руках. Его волосы тоже были влажными. Он успел переодеться в чистую рубашку. Накидывая на меня полотенце, Кашмир взглянул на мое плечо и поморщился:
– Вижу, вам досталось.
По плечу растекался внушительный кровоподтек.
– Ты ведь знаешь, нехорошо подглядывать за купающейся женщиной.
– А я не подглядывал, а приглядывал, – поправил Кашмир. – К тому же, если женщина не пользуется мылом, значит, это не купание. Но вообще-то лучше им пользоваться.
– В другой раз. Мне кажется, от тебя как-то странно пахнет, – сказала я и обнюхала плечо Каша.
Мне почудилось, будто я уловила запах горького миндаля. Вытерев полотенцем волосы, я направилась было к люку, но Кашмир остановил меня, взяв за локоть.
– Амира…
– Что?
– С вами точно все в порядке? Вы кажетесь какой-то… отстраненной.
Я задумалась и, когда поняла, что именно мне следует ответить, почувствовала всем сердцем, что говорю правду:
– Со мной все хорошо.
Каш заглянул мне в глаза:
– Вы… очень хорошо сработали за штурвалом. Откровенно говоря, я просто поражен.
Меня захлестнула волна гордости:
– Спасибо, Каш.
– Капитан был не прав. Ваш дом – на корабле, – услышала я вслед. Но мне показалось, что это прозвучало не столько как утверждение, сколько как вопрос.
Когда я рылась в сундуке в поисках чистой одежды, мне попалась на глаза карта Карфагена. Я прикрыла ее курткой. Одевшись, я посмотрела на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрели мои, хорошо знакомые и привычные мне глаза.
Только собравшись уходить из каюты, я заметила, что Свага в ведре нет. Я наполнила ведро свежей морской водой и бросила в него несколько жемчужин, но до утра дракон так и не вернулся, и на рассвете я выплеснула воду за борт.