Наверное, все-таки нужно поговорить с Дашей. Выяснить, что у нее с этим… Сказать, чтобы держалась от него подальше. В конце концов, эта девушка достойна лучшего, а Артем далек от понятие “лучшего”.
Глава 18 — Даша
Зря я все-таки согласилась поговорить с Артемом. Не хотела ведь, планировала никогда с ним больше не пересекаться, но вдруг так обидно стало, до чертиков из-за слов Глеба. И главное, он же раньше тоже не стеснялся в выражениях, оскорблял меня, выказывал свой пренебрежительный тон. Я относилась к этому как к чему-то естественному, в конце концов, Гордеев никогда не стремился стать моим другом. А тут… Сама не понимаю, что со мной. Даже Кристина заметила, и не только она, но и преподаватель психологии, которая сделала несколько довольно серьезных замечаний на паре.
В итоге, я выскочила из кабинета, как ужаленная. Заглянула в туалет, умылась, и тут Артем меня подловил.
— Даш, давай поговорим. — Стал настаивать он.
— Не хочу! — резко выдала, и поспешила прочь. Но Нестеров догнал, поравнялся со мной и снова за свое.
— Ну ладно, я бываю мудаком, — выдал он, уж каким-то таким легким тоном, словно совершил пустяк.
Не отвечаю, молча иду рядом, думаю о своем.
— Даш, ну слушай, все ошибаются. Давай так! — Артем перегораживает мне дорогу, расправив руки в стороны. — Я буду ждать тебя около “Смело” сегодня в шесть. Приходи… — помедлив, он добавляет. — Пожалуйста.
Коротко выдыхаю.
— Это первый и последний раз, — говорю, смотря прямо ему в глаза. Несмотря ни на что, Артем хотя бы не считает меня страшной, и вполне возможно, у него реальная симпатия ко мне, просто выражает он ее идиотским способом. Нет, я не готова быть с ним, только порой нужна хоть какая-то поддержка. Поэтому я скорее от безысходности соглашаюсь.
А уже там, в кафе, понимаю, что снова ошиблась. Нестеров несет откровенную ерунду, про то, что я типа его девушка, что мы должны быть вместе и смотреть на Гордеева — худшее решение. Чтобы прервать этот поток безумия, подрываюсь с места, не дожидаясь заказа, и ухожу домой.
Правда… лучше не приходила.
Когда поднимаюсь к себе, так и замираю на пороге. Там стоит мама, а рядом с ней маленькая девочка, лет семи. Худенькая, улыбчивая, в старом поношенном сарафане. Она с таким восхищением разглядывает мою спальню, что становится тошно. Я вдруг вспоминаю себя, то, как приемная мать привела меня в это место, и как сказала вполне себе дружелюбно: “переодевайся, ждем к ужину через десять минут”. Не передать словами, насколько я была счастлива, проводя пальцами вдоль нового гардероба, кровати, столика, за которым позже делала уроки.
Прекрасная сказала так и не стала раем, зато медленно превратилась в драму, без счастливого финала.
— Мам, — сглатываю, подходя ближе. Она поправляет часы на руке, как обычно вся такая деловая в этом брючном костюме, затем поворачивается ко мне.
— Я же сказала, чтобы ты освободила комнату?
— Ты… реально привела новую девочку? — мне не хочется говорить при ребенке о таком, но в целом, ситуация омерзительна. Нас используют, словно кукол: сломалась? Без проблем, выбросим и купим новую.
Ноги подкашиваются, мне приходится облокотиться рукой о стену, чтобы не упасть. Не думала, что момент моего выселения случится так скоро. С другой стороны, есть ли у меня вообще право находиться в этом огромном особняке, раз я была только товаром, который за ненужностью принято выбрасывать.
— Твои вещи в углу, их собрала прислуга. — Мама говорит сухим, скупым тоном, словно я для нее никто. Хотя, наверное, так и есть. Для нее мои попытки стать звездой, парить на сцене — ничего не стоят.
Киваю ей в ответ, однако вещи не беру, хочу дождаться, пока новая будущая прима выйдет из комнаты, скорее всего, у нее скоро тренировка. А уж потом, я зайду, заберу свое, осмотрюсь, и может дам волю слезам. Потому что происходящее невыносимо. Меня будто уличного котенка подобрали, приютили, и выбросили на дорогу.
Спускаюсь на первый этаж, планируя выпить травяного чая и прийти немного в себя, но не дохожу до места назначения, Глеб перехватывает. Перегораживает дорогу, взгляд у него такой суровый, недовольный, будто произошло что-то нехорошее.
— Что? — тяжело вздохнув, произношу. Сил нет даже отвечать на его будущие колкости.
— Почему вместо занятий, ты трешься вокруг моих знакомых? — сходу выпаливает он.
— Чего? Господи, Гордеев…
— Я ведь тебе говорил, — он делает шаг, и я интуитивно пячусь, а затем и вовсе врезаюсь спиной в стену. И для полноты картины, Глеб упирается ладонью в эту самую стену, прямо рядом со мной. Нависает, без зазрения совести, разглядывая слишком близко меня. И я бы может, смутилась, но его слова про уважение до сих пор звенят в ушах, как колокол ознаменовавший начало войны.
— Отойди, — прошу его, максимально спокойно. А у самой на сердце такой раздрай, что слезы вот-вот покатятся по щекам.
— Держись подальше от Артема, ото всех моих знакомых.
— Глеб, уйди, — повторяю я. Ком в горле такой противный, липкий, что никак не сглотнуть его, кажется, задыхаюсь.
— Поняла? В ином случае…
— В ином случае что? — повышаю я голос, не выдержав. — Выгонишь меня?
Он несколько раз моргает, будто не ожидал такой реакции.
— Ты всегда была чужой, забыла?
Закрываю глаза, пытаясь вспомнить, сколько раз он называл меня “чужачка”. Так много. И каждый раз эта проклятая реплика разрывала на части. А ведь когда-то я искренне верила, что этот дом и люди здесь — моя родня.
Не станет меня, никто и не заметит. Теперь я в этом уверена.
— Всегда помнила. Поэтому ухожу! Рад? — произношу тихо, хотя на самом деле, где-то в глубине души мне хочется кричать, чтобы кто-то остановил меня. Переживал обо мне. Нуждался…
Как глупо…
Наверное, Глеб оказался последней каплей в этом море унижений, несогласия и недопонимания. Бесконечные упреки, язвительные фразы, тот поцелуй и даже разговор с Ниной — все это так отчетливо звучат в голове, как мелодия, которую охота выкинуть забыть, но не получается.
Выскальзываю от Гордеева, поднимаюсь на второй этаж, свернув в сторону комнаты. Каждый шаг отдается в сердце резким ударом, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расплакаться прямо тут.
Не понимаю, что сделала не так? Когда все сломалось… Почему я? Почему не кто-то другой. Зачем биологическая мать родила меня? Зачем обрекла на эти страдания? Невыносимо.
Когда дохожу до спальни, замечаю, что там никого. Новая ученица матери, как я и думала, на тренировке. Отодвигаю створку шкафа, вытаскиваю оттуда сумку, куда прислуга сложила мои вещи, беру ее и выхожу прочь. Правда у дверей задерживаюсь, зачем-то бросаю прощальный взгляд на место, где провела столько лет. Здесь ничего так и не смогло стать для меня родным.
— Может, так и лучше, — шепчу сама себе.
Направляюсь к выходу, уже вызвав такси к центру города, в голове ни одной мысли, куда идти дальше, где ночевать. Знаю только одно: не останусь тут. Не выдержу ни одной ночи больше.
Дергаю ручку входной двери, переступаю порог, и вдруг до меня доносится голос Глеба.
— Дашка! — кричит он, находясь от меня явно на приличном расстоянии, но я не оборачиваюсь.
— Даша!
Подсознание приказывает игнорировать его. На этом мы должны поставить точку. В конце концов, так будет лучше, никто не будет никому отравлять жизнь.
У ворот уже ждет такси, удивительно, как быстро приехало. Дергаю ручку, поджав губы и сажусь в салон.
Будь, что будет… Эту партию я проиграла.
Глава 19 — Глеб
Когда я вижу Дашку со спортивной сумкой, не сразу понимаю, что к чему, но все равно зову ее. Наверное, она опять меня не поняла или я выражаюсь не так, черт знает. Мне просто хотелось дать ей понять, что от Артема нужно держаться подальше, и дело совсем не в моей накрученной ревности. Не очень приятно признавать, но я действительно ревную. Как сумасшедший.
Настигаю ее уже около ворот, но остановить не успеваю: Даша садится в такси, белую Шкоду с номером сто пятьдесят пять, пока я злюсь. На себя. На нее. На Артема.
Надеюсь, что она поехала не к нему. Проклятье… Как же жилось проще раньше, пока не было Нестера, моего универа и травмы Дашки.
Я не зацикливался на ней, просто тайком поглядывал на Дашу, иногда мысленно отмечал, как она хорошо выглядит, а иногда наоборот, задумывался, почему у нее нет настроения или бледное лицо. Нет, я не видел и не мог в принципе увидеть в этой девушке сестру. Да и семьей своей не считал. Однако Даша все равно всегда была чем-то важным, она занимала особое место в моем сердце, как бы сильно я не пытался сбежать от этого чувства, сколько бы замков не вешал.
Возвращаюсь домой, по пути вытаскиваю мобильный, заостряя внимание, что на часах почти половина девятого. А потом резко останавливаюсь в холле, происходящее повергает в шок.
Маленькая худенькая девочка с длинными белыми косами, в чешках идет по коридору следом за моей матерью. У меня перехватывает дыхание, словно кто-то со всей силы ударил в грудь, в область солнечного сплетения. Не могу ни сглотнуть, ни выдохнуть, так и смотрю на них, медленно удаляющихся от меня. Ей богу, будто кошмарный сон, который преследует по кругу уже не первый год. Мать не улыбается, она всегда была скупой на эмоции, только что-то приговаривает этой девочке. Та же наоборот глотает каждое ее слово, жест и смотрит так воодушевленно, будто перед ней настоящая мать. Точно также в свое время и Дашка себя вела: бегала собачонкой за мамой, видела в ней родню, тогда как мать хоть и чокнулась, но в приемной дочке свою кровь никогда не видела.
Срываюсь с места, сократив между нами расстояние и наплевав на все нормы приличия, кричу на весь особняк:
— Ты в конец спятила?
Малышка вздрагивает, зато мама и глазом не моргнет. Только кольцо на пальце в типичной манере крутит.
— Это Алина, наш член семьи и будущая звезда балета. У нее отличные данные, — то ли хвалит, то ли констатирует она факт.