— То есть ты… хотел заступиться за меня? — даже произносить это тяжело, необычно, словно пробуешь диковинный фрукт на вкус. — А Лана?
— Лана? — в этот раз Гордеев не смотрит на меня, теперь его взгляд прикован к дороге, хотя он уже не выглядит таким напряженным. Положил локоть на подлокотник и одной рукой ведет машину.
— Ну та, с который ты стал встречаться после того, как нашел меня в мужском туалете.
С его губ срывается короткий смешок.
— Слишком много вопросов задаешь, Дашка.
Устало вздыхаю и отворачиваюсь к окну, предполагая, что вряд ли Глеб ответит, по крайней мере, его лимит открытости на сегодня исчерпан. Но для меня стало неожиданность то, что он тогда приехал не посмеяться, а заступиться. Может быть, Гордеев просто не умеет нормально выражать свою заботу? И его фраза про Артема тоже была сказана в положительном ключе, а не из вредности?
Надо будет обязательно об этом спросить, правда позже.
— Ого! — восклицает вдруг Глеб и делает громче трек, который играет в динамиках. — Я слышал ее в другом исполнении.
Прислушиваюсь к голосу, словам, но не пойму, о чем Гордеев. Тогда он сам решает пояснить.
— Новая песня Linkin Park. Я слышал кавер с голосом Честера, его сгенерировали в ИИ, он в разы круче. Почему-то не могу воспринимать женский голос, — делится Глеб совсем по-дружески со мной. Замечаю, как он отбивает пальцами по рулю в такт песни, и мне неожиданно кажется, что ему находиться рядом со мной приятно. То есть нет, не так, Гордеев не испытывает никакого напряжения. Магия какая-то… будто другой человек рядом.
— Не знала, что ты любишь эту группу, — тихонько произношу, боясь спугнуть атмосферу, возникшую между нами.
— Любил, — он немного приглушает звук. — До смерти Честера. Теперь это уже что-то другое, хотя “In the end” до сих пор одна из моих любимых песен. А ты? — мы снова останавливаемся на светофоре, Глеб поворачивается ко мне, в его взгляде мелькает неподдельный интерес.
С ума сойти… Кто этот парень и куда делся мой приемный брат, который ходил вечно с каменным выражением лица?!
— У меня нет особых предпочтений, слушаю все, что нравится.
— Как скучно, — я могла бы оскорбится, но он говорит без сарказма. — Тебе нужно найти свою любимую группу, потому что когда плохо, музыка неплохо помогает.
— Учту, — киваю и стараюсь больше на него не смотреть, уж больно обаятельно он выглядит, когда не покрыт колючками. И тон голоса притягивает, и даже вот эти отбивания пальцами по рулю. Я невольно засматриваюсь на Глеба, и ловлю себя на мысли, что еще немного и точно попаду под его чары. А они у него ого-го какие!
Остаток пути доезжаем молча, вернее, просто слушаем музыку. Мне нравится вкус Глеба, треки словно проникают в душу, они не банальные, с каким-то смыслом. Однако, когда мы останавливаемся около дома, я внутренне вся напрягаюсь. Не представляю, как вновь переступлю порог и буду смотреть в глаза матери. Как идти по этим коридорам, ведь меня выгнали, а я снова вернулась…
Пассажирская дверь неожиданно открывается, Глеб берет меня за руку, также, как тогда под дождем, его горячие пальцы крепко сжимают мою ладонь. Он тянет за собой, и я почему-то не сопротивляюсь, молча следую его команде. Мы поднимаемся по ступенькам, входим в холл, а там тихо, словно в музее. Только звук наших шагов намекает на присутствие людей.
Идем на второй этаж, но не доходя до моей теперь уже бывшей спальни, я резко останавливаюсь. Сердце сжимается, мне становится отчего-то так обидно. Может, зря вообще вернулась? Может, надо было бежать и не оглядываться. Хотя логично, что если у тебя нет ничего, то и с побегом возникнут проблемы.
— Я сделаю тебе великое одолжение, — говорит вдруг Глеб. Перевожу на него взгляд и замечаю, что он слегка улыбается, едва заметно. И вот опять его обаяние в деле, почему-то сразу плохие мысли уходят на второй план, а сердце уже не сжимается, наоборот начинает бегать волчком, словно заведенное и подавать команду всем органам. Кажется, мои щеки полыхают огнем.
— Какое? Перестанешь огрызаться и откидывать злые шутки?
— Мысли шире, Дашка, — он разводит руки в стороны, как Брюс Всемогущий, затем разворачивается и быстро достигает своей комнаты, она у него чуть дальше моей, я в ней никогда не была. Минут через пять Гордеев возвращается, держа подушку в руках и рюкзак.
— Что… — непонимающе бормочу я.
— Поживем в летнем домике, который находится на той стороне территории особняка. Честно сказать, мне и самому давно хотелось свалить отсюда.
— Но там же нет прислуги и… отопление вроде не работает.
— Но там есть камин, а прислуга… Я и сам неплохо готовлю, убираю и заправляю за собой кровать. Тоже мне проблема, — хмыкает он, да так, словно я реально сказала какую-то глупость. — Пошли, — командует Глеб, обходя меня.
— Зачем тебе… все это? — не выдерживаю я. В конце концов, у всего есть цена, и у неожиданно добродушного поведения Гордеева наверняка тоже.
— Верну тебя на сцену, хватит одной сломанной куклы. Вторая и третья уже будет перебор, — в его голосе звучит неподдельная тоска и обида, только я не понимаю, кому она адресована, но явно не мне.
— Глеб…
— Не задавай вопросов, просто пользуйся, пока я добрый.
Глава 21 — Даша
Летний домик всегда пустовал. Я не знаю, зачем его построили на этой территории, но вход сюда для меня был закрыт. Приемная мать сразу обозначила, что это место — запрещено, а почему не пояснила.
Внутри он оказывается довольно уютным: светлым и воздушным благодаря большим окнам от пола до потолка, которые пропускают много естественного света и открывают панорамный вид на сад и основной особняк. В зале стоят книжные полки, их тут так много, будто маленькая библиотека, а между ними на обычных полках расположились в рамках фотографии.
Однако стоит мне только подойти ближе, хочется посмотреть на фото, как Глеб опережает и забирает одну из рамок.
— Все в порядке? — уточняю я.
— Да, пошли, дам тебе белье и покажу спальню. Тут их три, и кухня, — хмурится он, и отдаляется, забрав с собой фотографию. Мне становится жутко интересно, что на ней, но я не решаюсь спросить.
Так как домик одноэтажный, и в целом небольших размеров, то наши спальни оказываются напротив друг друга. Гордеев достается из шкафа, который расположен в коридоре, чистое постельное белье и протягивает мне.
— Дальше сама надеюсь, справишься, принцесса? — последняя реплика звучит с каким-то сарказмом, будто Глебу смешно, что мне придется самой за собой ухаживать.
— Не переживайте, ваша светлость, — отвечаю на его лад. — Справлюсь.
На этом мы расходимся, каждый к себе. Хотя, наверное, надо было поговорить, может это отвлекло бы от плохих мыслей, вот только у Гордеева настроение скачет похлеще рулетки: то он добрый, то недовольный. Поэтому я решаю, что, в самом деле, лучше будет лечь и просто отдохнуть. День выдался тяжелым.
Переодевшись, благо у меня с собой есть сменная одежда, плюхаюсь на кровать и какое-то время еще разглядываю потолок. Но усталость берет свое, и я довольно быстро проваливаюсь в глубокий сон.
Утром на меня вдруг находит странное желание, поблагодарить Глеба, только как — не знаю. Я долго думаю, чтобы сделать и в итоге выбираю самый неожиданный для себя вариант. А уже ближе к восьми утра, стою напротив дверей в комнату Гордеева и нерешительно стучусь. Не припомню, когда в последний раз так волновалась, аж коленки потряхивает. Откуда только берется это волнение?
Глеб открывает дверь не сразу, минуты через две где-то: влажные волосы растрепаны после душа, серые джоггеры висят на бедрах и... больше ничего. На нем нет майки, и я впервые не знаю куда деть глаза, чтобы не разглядывать так нагло его прокаченное мышцами тело. Господи! Никогда не думала, что на животе бывает столько кубиков пресса...
— Чего хотела? — спрашивает он, немного резко, словно не особо рад меня видеть.
Сглатываю, пытаясь привести себя в чувство и перестать смущаться. Мы всю жизнь жили под одной крышей, ничего, по сути не изменилось. Подумаешь, съехали из одного дома в другой, и нет тут никаких странных ощущение чего-то воздушно-интимного. Нет и точка, убеждаю мысленно себя.
— Я приготовила завтрак, — оказывается, робеть под натиском его прямого взгляда я умею прекрасно. Вон как щеки горят и пульс частит.
— Надеюсь, кухня в целости?
— Что?
— Никогда не видел, чтобы ты готовила.
А ведь он прав, это первый раз. Я встала на пару часов раньше, заказала доставку и искала в ютубе видео, рецептов для завтрака. Не уверена, что получилось хорошо, но мне хотелось сделать что-то приятное для Глеба, от всего сердца. В конце концов, он взял меня за руку, когда мир почти потерял смысл и оттенки.
Черты его лица вдруг становятся мягче, да и взгляд оттаивает.
— Хорошо, — наконец, произносит Гордеев.
— То есть... — господи, и почему мне так сложно построить диалог. — Ты выйдешь сейчас или позже? Я просто... думала, мы могли бы... позавтракать вместе. Но если ты не...
— Если ты хочешь, чтобы я шел без майки, то так и скажи. — На его губах играет усмешка, словно у мальчишки, который пытается хорохорится перед девочкой, которая ему нравится. Или это уже я надумываю себе.
— Пожалуй, лучше есть одетым, — кое-как выдавливаю я.
— Уверена? Может лучше так? — его тон становится ещё игривее, и у меня складывается впечатление, что он заигрывает. Притом намеренно, словно мы с ним впервые познакомились. Быть не может!
— Лучше в майке, Глеб.
— Расслабься. Я и не планировал, есть раздетым, иди, сейчас приду.
— Я и не…
— Иди уже, — кивает он в сторону кухни, и я больше не спорю, удаляюсь.
На завтрак я поджарила тостовый хлеб с яйцом и сыром, и запекла в духовке запеканку. С последним было сложно, долго не могла понять, как включается сама духовка, но в итоге все получилось.
Глеб заходит на кухню через пару минут, слава богами, уже одетый, по глазам вижу, удивлен. Усаживается за стол, я тоже сажусь напротив, правда сама не ем, жду пока Гордеев попробует, наблюдаю за его реакцией. Он подносит тост к губам, откусывает, и пока жует, я вся внутренне напрягаюсь. Жуть как хочется, чтобы ему понравилось.