По инерции, больше мне не хочется сдерживать рвущиеся наружу чувства, я обвиваю руками вокруг шеи Глеба и принимаю его поцелуи: не жаркие или страстные, а изголодавшиеся. Он целует меня так, словно всегда мечтал об этом — обо мне, о нас, о чем-то большем. Даже не верится, что такое в принципе возможно.
Запустив руки в мои волосы, Глеб стягивает заколку, позволяя прядям рассыпаться каскадом по моим плечам. Он делает шаг, заставляя меня подчиняться и двигаться с ним в одном направлении. При этом, мы не останавливаясь в поцелуях, и в этот миг, кажется, что каждая частичка Гордеева принадлежит мне одной. Что он готов остаться со мной навечно, и от этого жар внизу живота только усиливается.
Мои руки проникают под майку Глеба, но он внезапно вздрагивает и морщится. Дыхание сбивчивое, взгляд опьяненный, горящий.
— Прости, — робко шепчу, ощущая, как смущение накрывает с головой. Мне даже хочется сбежать, спрятаться, уж больно эти чувства оголенные, в какой-то степени стыдливые.
— Иди ко мне, Дашка, — побег отменяется, ведь Глеб меня притягивает обратно, позволяя уткнуться носом в его грудь. Это все взаправду? Я точно не сплю?!
Горячая ладонь касается моей макушки, и этот заботливый жест ничуть не хуже того поцелуя, который я по своей глупости прервала.
— Прости, тебе же больно, — почти неслышно произношу, а сама не отхожу, вдруг сказка раствориться и оставить после себя только звездную пыль. Пока к такому раскладу я не готова.
— Вообще, мне сейчас больше, чем приятно, — в его голосе звучит игривая нотка, а потом Глеб наклоняется и губами обхватывает мочку моего уха. Ласкает ее языком, щекоча дыханием кожу. Гордеев делает это так, как если бы мы давно встречались: обыденно, будто он мой парень.
— Вот как? — тихонько отвечаю, ерзая в его объятиях. Сердце глухо ухает, по телу бегают мурашки, а губы — они изнывают в продолжении. Раньше я представить себе не могла, что от банального прикосновения может вот так закручивать вихрем.
— Ты еще маленькая, Дашка, — подшучивает Глеб, теперь уже окончательно отдаляясь от меня.
— Значит, тебя посадят, — откуда-то берется настроение для шуток. — За совращение несовершеннолетних.
— То есть… — уголок его губ тянется вверх, а взгляд все такой же шальной. Глеб вроде ничего не делает, лишь стоит напротив, а ощущение, что он касается каждого моего участка кожи, оставляя после себя ожоги. — Я совратил тебя?
— У меня… там еда вообще-то, — вспыхиваю, смущаясь, и тут же резко разворачиваюсь — бегу на кухню. Глеб тоже не стоит на месте, идет за мной, а уж на кухне пристраивается позади, обнимает, зарывается носом в мои волосы. Он такой нежный, податливый, другой человек. И ничего вроде такого не происходит, но, кажется, что я познала, каково это — быть на седьмом небе от счастья.
Мамочки… Мы реально с Глебом… целуемся? Обнимаемся? Он… пристает ко мне? Он подрался за меня? Наверное, я проспала момент, когда мы влюбились в друг друга и стали парой.
— Глеб, — шепчу и вроде пытаюсь выбраться, а вроде и не пытаюсь, просто ерзаю, даже вон — голову в бок отвожу, чтобы ему целовать меня в шею было удобнее. Ух, а какие у него все-таки горячие губы. Кажется, мой мозг поплыл окончательно и дал сбой.
— Обработаешь мои раны? — он говорит о серьезных вещах, а в интонации читается флирт.
— Конечно, только для начала тебе нужно сесть и… перестать это делать.
Глеб отходит, усаживается на стул, и теперь просто смотрит на меня. Нет, не просто, меня аж в жар бросает от него. Разве можно всего лишь взглядом учащать чей-то пульс и пробуждать бабочек в животе? Можно, Глеб Гордеев тому яркое подтверждение.
— Перестать делать… что? — он явно понимает, на что я намекаю, но специально переспрашивает, и главное делает это таким тоном, что у меня вспыхивает все по новой внутри.
— Ну… — начинаю часто моргать, закусываю губу и пытаюсь восстановить дыхание. Ох, не припомню, когда в последний раз так волновалась. — Целовать, — чуть тише добавляю.
— А если я не хочу? — вот у кого самоуверенности не заниматься, так у Гордеева. Уверенна, он даже раздетым себя прекрасно чувствовал бы перед огромной публикой.
— Глеб! — крякнув от смущения, я отворачиваюсь.
— Ладно, я понял, — капитулирующее заявляет он. — Буду паинькой. Но рану мою хотя бы на лице тебе придется обработать. Только в душ схожу, честно сказать, у меня стойкое ощущение, что мне туда очень надо.
Ответа моего он не ждет, молча поднимается и удаляется в сторону ванной комнаты. И тут меня переклинивает, очередная странная фраза срывается с губ. Хотя я произношу ее без всякой пошлой мысли, наоборот, пытаюсь проявить заботу.
— Постой, тебе, наверное, нужна помощь. Помочь раздеться?
Глеб оглядывается, наши взгляды пересекаются, и только теперь я понимаю, насколько двояко прозвучал мой вопрос. Ну что за дурочка? Мозг, ты там все — вышел в кювет? Возвращаться не планируешь?!
— Разве не ты только что просила меня прекратить? — с улыбкой произносит Гордеев. И бровками главное так играет, лис настоящий. Никогда не скажешь, что у него там что-то болит, весь вон светится и заставляет меня смущаться. Из ушей едва пар не валит, до того я понимаю, что влипла. Где там мой плащ невидимка? Можно, пожалуйста, а лучше два.
— Я не… я не это имела ввиду.
— Расслабься, — с усмешкой отвечает он, открывая дверь в ванную. — Я понял, о чем ты говорила. Я справлюсь.
— Угу… — склонив голову, шепчу, избегая неловкого взгляда.
— Хотя, — кидает он перед тем, как окончательно скрыться в ванной. — Мой вариант мне нравится больше.
— Иди уже, — кое-как выдавливаю из себя.
И о чудо! Гордеев уходит. А я… я просто усаживаюсь на стул и громко выдыхаю.
Правда, шуточки Глеба не заканчиваются ни после душа, ни даже после ужина. Хотя под вечер я уже перестаю смущаться, и воспринимаю их как нечто обыденное, а на какие-то отвечаю под стать Гордееву.
— Делаешь успехи, — отмечает он.
— Ну так… у меня хороший учитель, — не теряюсь я.
Мы стоим напротив наших комнат, облокотившись спинами о стены. Честно, мне не хочется прощаться с ним, кажется, если я лягу спать, то хорошее закончится. Или еще хуже — окажется сном. До сих пор не верю, что мы целовались. Глеб же наоборот зевает, выглядит усталым. Уверена, после драки он плохо себя чувствует, хоть и кичится обратным. И в больницу, дурачок, наотрез ехать отказался.
— Иди отдыхай, — против воли, прощаюсь с ним первой.
— Угу, — кивает он. Открывает дверь и прежде, чем уйти, добавляет. — Может, сходим завтра куда-нибудь после тренировки?
— Ты… — я прикусываю губу, стараясь не превратиться в лужицу. — Приглашаешь меня на свидание?
— Да, — довольно тихо произносит он, что ему крайне не свойственно. — Девушку, которая мне нравится, я приглашаю на свидание. Отказы не принимаются.
— Даже если ты будешь плохо себя чувствовать? — напоминаю я, ссадины на его лице заставляет мое сердце сжаться.
— Когда я с тобой — мне хорошо.
Вот и все — одна фраза, оказывается, сумела изменить целый мир вокруг меня. Быть особенной для кого-то, слышать, что с тобой хорошо, и ты нужна… Я просила об этом с рождения. Неужели теперь все наладится, и судьба позволит мне стать счастливой?
Так странно и даже страшно. А вдруг?.. Вдруг подует ветер и карточный домик моего счесться разрушиться?..
Глава 29 — Даша
Утром я еду на репетицию сама, не потому, что Глеб отказался меня вести, просто не захотелось его будить. Мне все еще не верится, что между нами парит магия и теперь я не одна. Странное, до боли непонятное чувство. Оно кажется таким хрупким, что даже от дуновения легкого ветерка может дать трещины.
Правда, не только это чувство вызывает у меня тревогу, но и тренировка. Я не перестаю падать, даже в таких местах, где и поводов подвернуть ногу нет. Такое ощущение, что мое тело наотрез отказывается заниматься балетом.
— Тебе нужно взять перерыв, — говорит тренер, усаживаясь рядом со мной. Я сижу на полу, подогнув одну ногу, облокотившись на нее.
— Вы в прошлый раз сказали, что я падаю из-за сердца. Значит, — в горле пересыхает. — Мое внутреннее “я” не хочет танцевать?
— Только ты можешь ответить на этот вопрос. — Тренер поднимается, но я вновь окликаю его.
— Такое происходит со всеми травмированными?
— Нет, — качает он головой, подходя к дверям. — На моей практике ты второй случай.
— А кто был первым?
Этот вопрос остается без ответа, но я замечаю на лице тренера грустную улыбку.
Поднимаюсь с пола, бреду в раздевалку и стараюсь не думать о плохом. И опять этот камень в душе, когда из кожи вон лезешь, чтобы не подвести ожидания, возложенные на тебя. Ведь Глеб платит деньги, он столько времени потратил на поиски этого человека. Ловлю себя на мысли, что он разочаруется во мне, если я не вернусь на сцену.
Очередное дежавю. Вечная гонка за чьими-то ожиданиями. Может в этом дело? Может, именно по этой причине я продолжаю падать: потому что боюсь ошибиться?
Переодевшись, выхожу на улицу, погода сегодня стоит чудесная, хотя уже по осеннему прохладно. Асфальт засыпало золотистой листвой, и теперь каждый шаг вызывает легкий треск. В воздухе витает запах сырой земли и спелых яблок, а над головой небо играет бирюзовыми оттенками.
На фоне всей этой романтической картины, я замечаю Глеба, идущего прямиком ко мне по узкой аллее. На нем длинное драповое пальто черного цвета, под низом прямые брюки и светлый пуловер. В этой одежде Гордеев кажется не по годам взрослым, и еще более привлекательным. Вон на него прохожие девчонки уже оглядываются, вызывая у меня кусачее чувство ревности.
— Что тут делаешь? — спрашиваю первая, останавливаясь в нескольких шагах от него.
— Пришел научить тебя вредным привычкам, — его спокойный, дружелюбный тон до сих пор в новинку для меня.
— Каким? Пить энергетики и есть чипсы?
— Ну… может быть, а разве плохо иногда есть вредную пищу и просто гулять по улице? — задумчиво произносит Глеб. — Пошли. Будем портить тебя по полной.