Кретин.
В существовании нет ничего сложно, если принять истину, а не выдумывать ненужные принципы. Всё просто. Но тогда я этого не понимал. Тогда мне было важней чувствовать себя свободным, беззаботным и… не влюблённым.
Дважды кретин.
По факту же мне плевать на всё и всех, кроме неё.
И так было всегда.
Но я жёстко тупил.
И к чему это привело? К её замужеству и материнству. Не со мной. А ведь это я должен быть на месте своего отца. Я! Потому что Яся всегда была моей.
Как сейчас.
Именно в моих руках она должна дрожать от страсти, глухо стонать, извиваться. Терять рассудок вместе со мной.
И, чёрт, теперь будет только так, а не иначе. В лепёшку расшибусь, но сделаю всё возможное и невозможное, чтобы она умирала и возрождалась вновь от удовольствия только со мной.
Я готов к правде. Готов её принять. Мне нужна Яся, как бы сложно не было в будущем.
– Яська… – целую я её в висок, когда мы оба тяжело дышим после случившегося. – Скажи, ты могла представить, что мы когда-нибудь займёмся этим здесь? Где провели почти всё девство?
– Нет, – тихо шепчет она. – Я и сейчас не верю, что это случилось.
– Случилось, моя родная, – обнимаю я её крепче. Чёрт, как же не хочется её отпускать. Совсем. Никогда. – Ещё как случилось.
– Слав, – пытается она отстраниться. – Мы… Нам давно пора вернуться в дом. Там… И сюда… Господи, что мы наделали?
– Эй, – пальцем поднимаю я её подбородок, чтобы заглянуть в глаза, в которых плещется настоящая паника. – Чего ты боишься? Отца? Что он может тебе сделать, Ясь?
– Ничего, – быстро отвечает она, пытаясь извернуться в моих руках для того, чтобы одеться. – Давай… Давай просто уйдём отсюда.
Я отступаю на шаг, тоже одеваюсь и попутно уговариваю себя не давить на неё. Но когда она разворачивается от меня, чтобы выйти из конюшни, я вновь ловлю её за руку:
– Ясь, я вижу, что ты не готова рассказать мне всё. Но я буду ждать, хорошо? Помни, что я рядом, договорились?
И вновь в её глазах появляется и тут же тухнет огонёк решимости. Она хочет мне что-то рассказать, но не может. По каким причинам? Чем ей угрожает мой "любимый" родитель?
Чёрт, безумно хочется взять кого-нибудь из них в руки и вытрясти всю правду! Но с Ясей я так не поступлю. А если надавить на отца, то не факт, что это опять же не навредит ей.
Как же это всё злит!
– Мне больно, – выдыхает вдруг она, и я понимаю, что слишком сильно сжал её руку тогда, когда обещал не давить. Чёрт.
– Прости.
– Ничего, – перехватывает она кисть, которую сжимал я, второй рукой и уходит.
Я иду следом.
Если я хочу всё исправить, если хочу вновь заслужить её доверие, мне просто необходимо научиться контролировать свои эмоции. Шутка ли, но мне казалось я поднаторел в этом деле, пока не узнал всё то, что знаю сейчас. Вернулось всё – несдержанность, агрессия, экспрессия. Особенно остро я реагировал в самом начале: нёс бред и гадости, вёл себя, как настоящая свинья, вместо того, чтобы остановится на мгновение и подумать. Взглянуть на ситуацию глубже, а не крушить то, что и так держалось на соплях.
Я мог её потерять. Окончательно и бесповоротно.
Трижды кретин.
Что меня спасло от фиаско? Её сын. Точнее её взгляд на него. Он – самое дорогое в её жизни. Что не мудрено, если разобраться. Но в её взгляде читалась не только бесконечная любовь, но и страх. Страх потерять самое родное. В ту ночь, далёкую, реальную и нереальную одновременно, Яся смотрела на меня почти так же.
Она просто не умеет сомневаться в своих чувствах. Ей даже в голову такое не приходит. Она искренне верила в то, что говорила тогда, потому что так чувствовала. Она искренне верит в правильность того, как поступает сейчас, потому что опять же так чувствует. Необыкновенная.
И именно мне – мне! – нужно дать ей понять, что она может чувствовать иначе, чем сейчас. Что она может не бояться потерь. Я не брошу ни её, ни её сына.
Кстати, о нём.
Когда мы друг за другом двигаемся по саду к месту, где Зоя гуляет с пацаном, этот засранец сначала видит Ясю и с криком "мама!" кидается к ней, но на полпути видит меня и меняет траекторию:
– Слявя!
Чёрт. А это приятно, когда тебя искренне рады видеть. Нехило подкупает ещё и осознание того, что пацан совсем мелкий и просто ещё не умеет врать.
Вижу, как Яська с долей удивления и тревоги провожает взглядом сына в мои руки. Я тут же его подхватываю и кружу на месте. Затем подбрасываю вверх – такой лёгкий, заливается звонким хохотом, весело визжит. Мгновенно посещает мысль, что отец вообще к нему никогда не притрагивался. Почему? Он, конечно, и со мной в детстве не часто играл, но его строгие выговоры за мои шалости я хорошо помню, как и его вечно тяжёлый взгляд. На пацана же он даже не смотрит, словно тот ему не родной.
Эта мысль царапает, задевает что-то важное в сознании, но я не успеваю её осмыслить, потому что Яся подходит ближе и протягивает руки к сыну. Походу, ревнует. Что я и озвучиваю с ухмылкой на губах, не спеша передавать ей пацана.
– Нет, Слава, – закатывает она глаза. – Просто моему сыну давно пора на сон-час.
– Так чего ты стоишь? Пошли, – хмыкаю я и иду с пацаном на руках в дом.
Яська явно озадачена, но всё же идёт следом. Мы заходим в дом, поднимаемся на второй этаж, проходим в её спальню. Раньше здесь была гостевая комната. Почему отец не выделил новой жене спальню бывшей? Или она сама её не захотела? Не захотела жить в соседней комнате от него? Забралась как можно дальше?
Чёрт, зачем они поженились?
Зачем она после нашей ночи отправилась спать с ним? Или он сам к ней пришёл? Не к ней, конечно, к её матери, а Яська решила воспользоваться возможностью? Залететь от него? Ей пришлось бросить институт, финансы заканчивались, работы не было, лучший друг бросил, отвернулся от неё и тут появляется его отец. Хороший шанс жить в достатке и хоть как-то быть ближе ко мне?
Чёрт, я мог думать так поначалу, когда не замечал знаков. Сейчас я просто не могу поверить, что могло быть именно так. Что же произошло на самом деле?
За размышлениями я не замечаю, как пацан затихает прямо у меня на руках и возле его кроватки, аккуратно кладу его на подушку. Его, наверное, нужно было раздеть? Вон на коленях следы от травы. Да и умыть следовало бы – на пухлой щёчке тонкая полоска пыльной грязи, пальцы тоже в земле. Кто-то искал клад?
Озвучиваю свои вопросы шёпотом, но Яся молчит. Молчит долго, и мне приходиться оторвать взгляд от лица пацана и вопросительно посмотреть на неё. В её глазах стоят слёзы.
– Эй, – тут же подаюсь я к ней, касаюсь ладонью её щеки, второй – притягиваю к себе за поясницу. – Ты чего?
Яся не отвечает, просто смотрит на меня и молчит. В глазах застыли боль и отчаяние, и я вообще перестаю что-либо понимать. А затем она резко утыкается носом мне в грудь и обнимает руками талию. Жмётся с силой, словно я в любой момент могу исчезнуть.
Не исчезну. Не смогу.
Обнимаю её в ответ, касаюсь губами волос. Мой друг, моя душа, женщина. Как же мне тебе помочь? Что сделать, чтобы испарить из твоего взгляда эту отчаянную боль? Очень надеюсь, что её виновник не я.
– Ясь, ты можешь мне всё рассказать, слышишь? – шепчу я в волосы минуту спустя.
Она часто кивает и быстро отстраняется от меня, поворачивается к колыбели, сжимает пальцами поручни, склонив голову.
– Ясь…
– Ты прав, – нервно усмехается она, стирая слёзы с глаз. – Митю нужно было умыть и переодеть. Но уже пусть так, не будить же его. Где Зоя? – оглядывается она на дверь. – Мне тоже нужно сходить в душ.
– Мне кажется, этой женщине нравится оставлять нас наедине, – хмыкаю я, обнимая Ясю со спины. Но она выскальзывает из моих рук и встаёт в метре от меня.
– Перестань.
– Что?
– Тебя не отпустило? После… после того, что случилось?
– Серьёзно считаешь, что мне от тебя нужен был лишь секс? – усмехаюсь я.
– Нет? – тоже усмехается она, словно ножом полоснула по нервам.
– Нет, – припечатываю я и продолжаю глухо: – Тебе нужно время, да? Чтобы поверить, начать вновь доверять. Я понимаю. И готов ждать. Хоть всю жизнь, Ясь. Помни это, ладно?
Не дожидаясь ответа, я быстро иду к выходу, потому что внутри всё кипит. Знаю, сам виноват, но жутко бесит, что именно она так обо мне думает. Ничего не могу поделать – все чувства, касающиеся её, слишком острые, пробивные, на грани. Контроль буквально трещит по швам, если она рядом.
Время. Здесь ничего, кроме него, не поможет. Как бы я не старался. Значит, буду ждать. Ждать и находится рядом.
В общем, я не беспокою Яську да самого ужина, давая ей, опять же, время свыкнуться со случившимся. А сам бесцельно сижу в комнате, в которой прошла большая часть моего девства. Я ненавидел её. Ненавидел этот дом. Отца. При любой возможности сбегал к Яське, или в конюшню, где она так любила проводить время. Эта девчонка была моим спасением, воздухом, освобождением от отравляющего чувства ненависти. Но тогда я этого не понимал. И никогда не благодарил её за то, что она была в моей жизни. Принимал, как должное её дружбу. А по факту я и жил, только за счёт неё. На самых отвязных вечеринках, которые устраивали мои одноклассники, за тысячу миль от дома, от отца, я не чувствовал себя по-настоящему живым. Ни разу.
Только рядом с ней. С ней и ни с кем больше, я забывал о том, что в другое время отравляло душу.
Потому, заняв привычное место за столом, я жду её появления. Жду момента, когда мне будет плевать на отца, который сидит рядом. Но она не приходит. Ни через две минуты, ни через полчаса.
Разговор с отцом не клеится. Мне в принципе с ним не о чем говорить, а выяснять что-то о Яське, об их отношениях не позволяет злость. Сорвусь же. Тупо не смогу спокойно выслушать ни одну из его версий их странного бракосочетания.
Приходится строить хорошую мину при плохой игре, чтобы не выдать желания, как можно скорее закончить ужин и сорваться к Яське. Выясни