— О! — Немного помолчав, он спросил: — Она что-нибудь ела?
— Она выпила чай в одиннадцать часов.
Пол собрался уходить, Мэгги посмотрела на него с беспокойством:
— Разве ты не будешь есть?
— Через минуту, Мэгги. Схожу наверх.
— Послушайся меня, перекуси сначала.
— Я вернусь через минуту.
Он постоял немного перед дверью Бет, тяжело вздохнул, затем постучал. Ответа не последовало. Пол осторожно толкнул дверь и вошел в комнату. Она неподвижно лежала на кровати. Ее лицо выглядело несколько опухшим, разгоряченным, с маленькими капельками пота на лбу. Что говорить? С чего начать? Как объяснить ей, что он не презирает ее, не питает к ней отвращения, но наоборот, относится с пониманием к тому, что с ней случилось. Обвиняет в этом прежде всего себя самого. Пол старался видеть в ней пациента, которому очень страшно и плохо.
— Как ты себя чувствуешь? — с трудом выговорил он.
— Ха! — вырвался из нее хриплый булькающий звук. Затем снова: — Ха! — Надтреснутый голос пытался изобразить саркастическую интонацию. — А как ты думаешь, я себя чувствую? Но тебе ведь это трудно понять. — Слова прыгали, словно подскакивали, а затем снова проваливались в яму.
— Тебе… тебе скоро станет лучше.
— Да? Ты так думаешь? Считаешь, что я смогу снова стать той Бет, что была раньше? Ну, давай, давай, расскажи, как все будет хорошо.
— Мы позже поговорим, когда ты будешь лучше себя чувствовать.
— О господи, да спустись ты со своего пьедестала. — Она пошевелилась, ее рука прикрыла глаза. — Лучше кричи, вопи — это легче перенести, чем твой жертвенный тон. Но он не скрывает твоего истинного отношения. Я все вижу — не слепая. О, я знаю, знаю, ты бы с удовольствием придушил меня сейчас.
— К своему удивлению, Бет, я не хочу этого. Я сделал много ошибок, ты тоже. Теперь нам обоим предстоит бороться с последствиями.
— Ради бога, оставь меня. Уходи! Ты просто невыносим. Это даже хуже, чем твоя самовлюбленность и высокомерие. — Ее рука соскользнула вниз с лица. — Послушай, мы ведь не изменились. Мы точно такие же внутри, как и были до этого.
Стараясь сохранять спокойствие, он тщательно подбирал слова:
— Но мы могли бы попытаться… И как-то наладить наши отношения.
Ее тело словно окаменело, глаза потухли.
— Мне не нужно твое прощение или что-то другое от тебя. Понимаешь? Я не смогу изменить свое отношение к тебе. Никогда. Слышишь? Все кончено. Слышишь? Как только я смогу, я уйду отсюда. Я уже тебе говорила и повторю еще раз — я смогу жить одна. Если вся эта история выплывет в процессе развода, судьи только посочувствуют мне. Ведь моя болезнь — результат твоего пренебрежения ко мне. А блюстители законности так снисходительны к женщинам, особенно к тем, которыми пренебрегают мужья. — Она подняла на Пола свои большие темно-синие глаза. Ее взгляд подавлял своей тяжестью и ненавистью. — Понимаешь, я не смогу измениться. И мое отношение к тебе уже никогда не станет другим.
Глядя на эту миниатюрную, хрупкую женщину, он снова почувствовал, как в нем появляется то самое чувство, подсознательно преследовавшее его всю жизнь, — ненависть ко всем маленьким женщинам. Казалось, их тело никогда не могло вместить в себя тот шквал эмоций, который дремал в этих существах. А уж если речь шла о ненависти… Да, Бет, несомненно, права — она никогда не изменится.
Он молча направился к двери.
— Где Лорна? Я не слышу ее? — остановил его колючий голос.
— Она уехала отдохнуть.
— Что?!
Пол повернулся и посмотрел ей в глаза. Она с трудом приподнялась на локте.
— Она уехала с Дженни в Швейцарию. Они двенадцатичасовым поездом отправились в Ньюкасл.
— Черт подери!
Она без сил упала на подушку, Пол тихо вышел и осторожно закрыл за собой дверь. Это «черт подери!» относилось не к Лорне, а к Дженни. К той самой Дженни, которую она использовала всю жизнь. Дженни покинула ее. Но, ко всему прочему, она взяла с собой еще и Лорну.
Пол вышел из спальни и стал медленно спускаться по лестнице. Внезапно он услышал наверху хриплый голос Бет:
— У вас не пройдет этот номер. Она моя. Ты не имеешь никакого права на нее. И она вернется. Она будет отдыхать тогда, когда я ей позволю это. Ты слышишь?
Он слышал.
Пол очнулся от оцепенения, услышав спокойный голос Мэгги.
— Садись и выпей чая. Давай, давай.
Он перевернулся на бок, пытаясь сбросить с себя остатки сна. Открыл глаза и проворчал:
— Который час?
— Уже восемь.
— Восемь! — В одно мгновение Пол проснулся и сел на кровати, обхватив голову руками. — Так поздно? Не нужно было позволять мне так долго валяться в постели.
— Ничего, ты успеешь. Я уже приготовила ванну. Давай быстренько туда и будешь чувствовать себя как огурчик. Но сначала вот чай.
Его руки дрожали так сильно, что он едва удержал чашку. Вчера вечером ему пришлось принять несколько сильнодействующих снотворных таблеток. От беспокойства и раздражения Пол никак не мог заснуть. А ему было необходимо выспаться. Увидев, что Мэгги направляется к двери, спросил:
— Ты хорошо спала этой ночью?
— Да я провалилась как в яму и ни разу не проснулась до семи утра. Этот старый диван удобнее, чем моя кровать.
— Надеюсь, тебе не было холодно? По утрам здесь как в склепе.
— Да нет. Я оставила включенной одну конфорку.
— Мэгги, ты отнесла еду?
— Нет еще. — Она повернулась к нему спиной. — Я сейчас все как раз готовлю. Сначала вот ты поешь, а потом я пойду наверх.
— Отнеси сейчас, Мэгги. Пожалуйста, прямо сейчас.
Она равнодушно пожала плечами, словно говоря, что ей все равно и она сделает так, как ее просят.
Очень медленно он поднялся с кровати, все еще чувствуя, как от таблеток кружится голова. Затем отправился в ванную, растер тело мочалкой, облился холодной водой. Придя в себя, он голышом пошел в свою спальню. Вдруг в коридоре Пол увидел Мэгги. Кое-как натянув одежду на еще влажное тело, он подбежал к ней и испуганно спросил:
— Мэгги! Мэгги! Что с тобой?
— Сейчас… сейчас. Иди посмотри…
Он заметил, что дверь в спальню Бет открыта. Пол бросился по коридору. Мэгги медленно потрусила за ним.
Бет лежала посередине комнаты на полу. Тут же Пол увидел разбившиеся часы и маленькую бутылочку. Ту самую, из которой вчера он достал для себя несколько снотворных таблеток. Раньше он имел обыкновение запирать ее в шкаф в своем рабочем кабинете. Сейчас же он оставил ее на столе…
Пол со страхом посмотрел на лицо жены. Она умирала тяжело, в мучениях — в ее глазах застыл предсмертный ужас. В ту минуту она была одна. Одна — и никого рядом. Его вдруг пронзила жалость. Жалость и какое-то еще странное, неосознанное чувство. Наверное, чувство ненужности этой смерти, бесполезности, бессмысленности. Страстная жажда жизни, энергия, темперамент — все оказалось невостребованным. Ему вдруг захотелось встать на колени рядом, положить голову на ее маленькую грудь и закричать, заплакать. Мысль о том, что он не сделал то, что мог, то, что должен, теперь будет преследовать его постоянно. Раскаяние переполняло его. О, Бет, Бет! Он стоял на коленях и смотрел на эту девочку, которая была его женой, на девочку, которую годы превратили в женщину. Он знал, что теперь он навсегда запомнит это чувство невосполнимой потери, и даже его собственная смерть будет окрашена этим ощущением. Но самое страшное — ему придется жить с этим. День за днем, ночь за ночью.
Он осторожно взял ее на руки и положил на кровать. Затем, бросив взгляд назад, увидел Мэгги, стоявшую в коридоре и испуганно прижимавшую руку ко рту. Несомненно, она тоже чувствовала вину. Они были словно заговорщики, состоявшие в молчаливой связи. Ее старое тело содрогалось от конвульсий. Она беззвучно плакала. Они вместе снова спустились в кухню и, не проронив ни единого слова, сели за стол. Он набрал номер доктора Джона Прайса.
Спустя сорок восемь часов Джон Прайс и Пол стояли в гостиной дома Хиггинсов. Джон повернулся к своему другу и тихо проговорил:
— Пойми меня правильно, Пол, но мне кажется, что это самый лучший выход для нее и… для тебя. И не нужно обвинять меня в бессердечии. Я думаю, так действительно будет лучше для всех.
— Возможно, ты прав. — Он вытянул свои руки ближе к огню. Немного помолчав, добавил: — Но я никак не могу отделаться от мысли, что она находилась в ужасном состоянии… Как ей только пришло это в голову. Совсем не похоже на нее. Знаешь, самосохранение было всегда в ней очень сильно. Даже когда она уже болела, жизнь так и бурлила в ней — особая форма жизни — агрессия. Она по-прежнему намеревалась привести свои угрозы в действие.
— Возможно, это был только фасад, предназначенный лишь для зрителей. Болезнь сильно подкосила ее. Все же Бет, несомненно, беспокоил тот факт, что всем станет известно об этом.
— Это… это станет известно следствию? — Пол искоса посмотрел на Джона.
— Нет, думаю, нет. По крайней мере, они не станут это афишировать, но… — Джон Прайс прикусил верхнюю губу. — Полагаю, все же стоит одному мужчине об этом сообщить.
— Какому мужчине? Что ты имеешь в виду?
— Бересфорду.
— Бересфорду! О боже! Нет! Но почему ему?
— Ты только что говорил об инстинкте самосохранения. Так вот, твой поступок будет чем-то вроде того самого инстинкта. Видишь ли, Пол, я пару дней назад говорил с Бересфордом, и, должен отметить, его тон становился несколько странным, когда речь заходила о тебе. Не сомневаюсь, что это письмо Бет так повлияло на него. Ведь именно она написала сие послание. Я намекнул ему, кто сочинил этот пасквиль, и, похоже, он без труда догадался. Да, и он обязательно скажет свое слово при расследовании. А оно, можешь не сомневаться, будет. Подожди-ка минуточку, Пол. — Он вдруг поднял свою руку. — Как бы то ни было, следует признать тот факт, что ты встречался с другой женщиной, и твоя жена узнала об этом, а потом написала твоему коллеге. Он, разумеется, поговорил с тобой об этом, и ты пришел в ярость. Что еще важнее, в доме только ты и она имели ключи от твоего кабинета и доступ к лекарствам. Кроме того, ночью здесь никого не было, кроме… вас двоих. Ну, Мэгги можно смело вычеркнуть из списка подозреваемых. Теперь ты понимаешь, что я имею в виду? Теперь самое время пойти и поговорить с Бересфордом. Я и сам могу сделать это. Как врач, лечивший Бет. Когда ему преподнесут факты, он увидит дело в нужном ракурсе. Он поймет, почему у нее возникло желание уйти из жизни. Скоро в доме появится полиция, и поползут слухи. А они, как ты понимаешь, сделают свое черное дело — вряд ли у тебя будет шанс получить место ассистента в госпитале.