Он сказал мне: «Когда я пытаюсь успокоить ум, мысли только множатся».
Это распространенное явление. Я объяснил, что, когда мы впервые осознаем свои мысли, кажется, что их становится больше. Но на самом деле их вовсе не больше, чем раньше, просто мы лучше их осознаем. Желание научиться медитировать выражает стремление к свободе, подлинное устремление преодолеть цепляющееся эго. Но одновременно нас это страшит, и у нашего обусловленного ума есть много уловок, чтобы воспрепятствовать такому поиску. Я сказал этому человеку: «То, что вы описываете, – правильно. Так и должно быть».
Он выглядел растерянным, не уверенным, не шучу ли я над ним. Я не шутил. «Как только мы начинаем практиковать, – сказал я ему, – мы понимаем, насколько сумасшедший у нас ум. Многие воспринимают это как свидетельство того, что не способны медитировать. На самом деле, все как раз наоборот: это первый знак того, что мы начинаем знакомиться со своим умом. Это великое прозрение. У вас все будет хорошо». Я не шутил. Этот человек приехал в священное место и каждый день, изнемогая от жары, приходил в парк практиковать. Чтобы попробовать. Нам все это по силам.
«Еще один совет, – сказал я ему. – Не думайте, что ваш ум сильно отличается от умов других людей. У нас у всех обезьяний ум. Как только мы направляем на обезьяну увеличительное стекло, ум начинает казаться еще более безумным, чем когда-либо. Но это не так. Просто вы начинаете знакомиться с тем, насколько сумасшедшим он всегда был. Это отличные новости».
Ум создает мысли – это факт. Легкие дышат. Динамический элемент воздуха, иногда называемый ветром, внутри тела поддерживает мысли в движении. Мы способны остановить мысли не более, чем можем остановить ветер или дыхание.
Этот мужчина рассказал мне, что на время оставил важную должность в своей компании, чтобы медитировать и обрести внутренний покой. Он остановился в единственной дорогой гостинице в городе. На это путешествие ушел весь его годовой отпуск, и ему казалось, что он потерпел поражение. Он находился в состоянии войны со своими мыслями, борясь с ними и проигрывая. Я сказал ему: «Это чудесно, что вы решили использовать свой отпуск таким образом. И вы учитесь точно так же, как и все остальные, – сталкиваясь с ошибочными убеждениями и разочарованием, пытаетесь снова и снова. Другого способа нет». Потом я объяснил, что его разочарование – хороший знак. Оно указывало на то, что он уже распознал мысли как причину боли и неудовлетворенности. «Просто подумайте, как часто люди винят обстоятельства и никогда не смотрят в свой ум, чтобы решить проблемы». Потом я сказал: «Все, чего мы хотим, уже есть внутри нас. Нам нужно расслабиться и позволить нашей изначальной мудрости проявить себя».
Через два дня этот мужчина снова подошел ко мне. Ему очень помог мой совет, и он хотел поблагодарить меня. Он испытал огромное облегчение, узнав, что медитация не требует избавления от мыслей. Теперь он чувствовал меньшее беспокойство во время практики. Его ум по-прежнему часто отвлекался от дыхания, и, хотя он старался не отталкивать мысли, они все еще волновали его, в особенности одна. Этому мужчине было сложно принять то, что мудрость – наше неотъемлемое качество и что его нужно раскрыть, а не создать. Его бизнес зависел от показателей, целей и продуктивности. Стремление к прибыли определяло его жизнь. «Я всегда боялся, что, если стану более принимающим, то стану более пассивным. А я не хочу быть пассивным», – сказал он.
«Принятие и пассивность не имеют ничего общего друг с другом», – объяснил я. Очень важно проводить это различие, особенно сейчас, когда понятия мира и ненасильственного сопротивления стали путать с пассивностью. Даже некоторые буддисты считают, что мы должны лечь на рельсы, оказавшись перед несущимся на нас поездом. Подлинное принятие требует открытого ума, готовности исследовать все, что возникает. Принятие нельзя запрограммировать. Как раз наоборот, поскольку для этого необходимо открыто воспринимать этот мир и удерживать свободный ум, готовый ко всем ситуациям. Мы должны быть способны положиться на неопределенность. Принятие делает возможным подлинное различение, которое возникает из мудрости, и это отличается от решений, ограниченных неизменными шаблонами.
ПОДЛИННОЕ ПРИНЯТИЕ ТРЕБУЕТ ОТКРЫТОГО УМА, ГОТОВНОСТИ ИССЛЕДОВАТЬ ВСЕ, ЧТО ВОЗНИКАЕТ
Тогда мужчина из Азии объяснил, что, хотя работа утомляла его, она в то же время давала ему цель и чувство свершения. Впервые получив учения по анапанасати, он пытался понять, как сделать медитацию более активной, более продуктивной, превратить ее в подспорье для работы.
Интерес этого мужчины к тому, как можно было бы использовать медитацию для продвижения своей карьеры, напомнил мне диалог, состоявшийся на Тайване между китайским профессором экономики и моим близким другом, который прошел обучение в рамках традиционной тибетской программы для монахов-ученых. Профессор спросил: «Буддизм продуктивен или креативен?» Этот вопрос огорошил моего друга. Он едва ли понимал значения этих слов и никогда не соотносил их с Дхармой. Но все же ему хотелось выставить свою традицию в лучшем свете. Наконец он пришел к выводу, что буддизм продуктивен.
Профессор сказал: «На самом деле, продуктивность никому не поможет. Если вы беспокоитесь о том, принесут ли ваши усилия результаты, вы застрянете на месте. Условия постоянно меняются. Это факт. Если вы привязываетесь к фиксированным целям продуктивности, вы не можете сохранять открытость и гибкость. Вы не способны адаптироваться и обновляться. Вы становитесь жестким и не способны менять правила игры, даже когда они больше не служат вашим целям. Довольно скоро возникает что-то новое – метод, продукт, стратегия, – и ваш способ функционирования становится устаревшим и неэффективным. К тому моменту, когда вы осознаете, что у вас начался спад, уже слишком поздно».
Мой друг плохо спал той ночью. Он продолжал обдумывать этот разговор и несколько дней спустя попросил о новой встрече с профессором. На этот раз он сказал: «Мне очень жаль. Я дал неправильный ответ. Буддизм гораздо больше связан с креативностью». Он объяснил, что пришел к такому выводу, исследуя неопределенность. Вы никогда не можете ни в чем быть уверены. Все непостоянно, смерть придет без предупреждения… Мы можем умереть в любой момент, и, хотя для нас это неудобный факт, мы никогда не упускаем его из виду, как бы ни старались. Непостоянство – это мост между рождением и смертью, и каждый шаг на нем ненадежен. Чтобы сохранять открытость и быстро реагировать на изменения, требуется гибкость. «Гибкость, – объяснил мой друг профессору, – созидательна. Мы всегда рискуем, осознаем мы это или нет, именно в силу неопределенности. Принимать непостоянство и неопределенность – значит быть готовым к неудаче. Поглощенность определенностью указывает на неизменное представление об успехе. Созидательность означает быть открытым к переменам и готовым к поражению».
Я сказал этому мужчине из Азии: «Не беспокойтесь о том, преуспеете ли вы или потерпите неудачу. Вы не знаете размер или параметры своего ума, поэтому не можете измерить так называемый прогресс. Если вы не сосредотачиваетесь на цели, это не значит, что вы сдаетесь. Это значит, что вы сохраняете восприимчивость к настоящему; это значит, что вы способны гибко реагировать на то, что происходит, и вам больше нравится обновление, чем повторяющиеся устаревшие воплощения вашего прежнего „я“. Конечно, ваш ум будет блуждать. Он будет попадать в ловушку, на удочки историй, вас будет отвлекать то, что вы видите и слышите, ваше умственное спокойствие разрушится и снова утвердится. Так это работает. Если вы можете принять все, что происходит, хорошее, плохое, нейтральное, – это самая лучшая практика.
Нам нужно обрести некоторую уверенность, и тогда мы поймем, что готовность сбросить маски – это акт не суицидального безумия, а обновления. Однажды я смотрел видео, в котором дети делали слепки своего лица из полосок газеты, погруженных в смесь воды с мукой. Когда маски высыхали, они снимали их и раскрашивали в яркие цвета, а потом снова надевали на лицо, используя резинки. Восторг детей был заразительным. Я помню, как думал тогда: «Только не забудьте снять маски. Вы сами надели их. Вы можете снять их. Не забудьте».
То же самое верно и для всех нас. Психологи говорили мне, что в возрасте от трех до шести лет личностные черты детей развиваются в шаблоны, которые мы потом используем всю жизнь. Они укрепляются через взаимодействие с окружающей средой. Можно сказать: «Вы лепите маску и потом врастаете в нее. За следующие десять – пятнадцать лет вы полностью обживаетесь в ней. При участии друзей и родственников она становится реальным «я». Но не совсем. На каком-то интуитивном уровне, за пределами думающего ума, мы знаем, что наша сущность – это нечто большее, чем маска, которая скрывает нас настоящих. Посреди ночи еле заметное свербящее беспокойство заставляет нас подвергать сомнению нашу суть, но часто мы просто не знаем, что с этим делать, и в итоге ничего не предпринимаем.
Процесс тренировки ума снимает эти маски. Мы не роботы, запрограммированные имитировать самих себя; но мы не знаем, как использовать наши творческие резервы, чтобы прекратить механическое поведение, даже то, которое сводит нас с ума. Занимать оборонительную позицию и быть скованным, ленивым, раздражительным или неуверенным – все эти виды реакций не записаны в нашем ДНК и не обязательно должны и дальше оказывать свое разрушительное воздействие. Они могут умереть прежде, чем умрем мы. Мы переживем смерть «я», которое носит маски. Не только переживем, но выгадаем от нее.
Мужчина из Азии сидел тихо, кивая. Он выглядел внимательным, признательным и постепенно становился все более грустным – как будто постепенно осознавал, что скоро ему придется расстаться с поведением, которое он когда-то так ценил. Он поблагодарил меня, и мы разошлись, каждый вернулся к своей практике.