Я нашёл в себе мужество изгнать бедную Ганку, уверенный, что она не раз утешится в этом доме отдыха.
После такого инцидента было уже не до стихов. Я покинул беседку, пришёл в палату и всю ночь ворочался в волнении от простого и решительного плана, какой мог придти в голову, как я тогда подумал исключительно от соседства со столь храбрыми людьми, как Семён и Герой Советского Союза. План был стопроцентно победоносен, безупречен. Единственное, чего мне не хватало – будильника. Я боялся проспать. Но нет! В нужный момент я стоял наготове в нужном месте на средней площадке двумаршевой лестницы с купальным полотенцем через плечо.
Из–за морского горизонта показался край солнечного диска. Как раз в это мгновение сверху послышались шаги. Да, это была она, бронзовая богиня с голубыми глазами. Едва она невозмутимо прошла мимо, чуть задев рукою с браслетом моё запястье, я рухнул, покатился вниз по крутым ступеням, да так, что затрещали рёбра.
Она приостановилась, глянула свысока на почти бездыханное тело. И даже не протянув руку помощи, проследовала на пляж.
Нечего и говорить, что в этот день я не купался, не выходил из палаты, залечивая ссадины и кровоподтёки.
Назавтра утром она должна была уезжать.
К вечеру, покряхтывая от боли в костях, я вышел на пустынные сумрачные аллеи. Меня, как магнитом, тянуло к каменному трёхэтажному корпусу. Словно кто–то нарочно толкал напоследок увидеть бессердечную бронзовую богиню.
Я кружил возле замирающего на ночь корпуса, пока не заметил какого–то человека. Он был голый по грудь, в спортивных шароварах.
Уверенным шагом он подошёл к железной пожарной лестнице, подпрыгнул, подтянулся на нижней её перекладине. С привычной ловкостью стал взбираться на уровень третьего этажа. На миг в свете вспыхнувшего в раскрывшемся окне электричества я успел увидеть лицо администратора с его кавказскими усиками, оголённую бронзовую руку с браслетом, втягивающую его через подоконник.
Окно закрылось. Свет погас.
Стало понятно, почему она так долго и сладко спала по утрам на пляже.
…Через два дня – третьего сентября, Ганка принесла мне с почты телеграмму, на которой стоял гриф «СРОЧНАЯ»:
«ТВОИ СТИХИ ПРОШЛИ ТВОРЧЕСКИЙ КОНКУРС В ИНСТИТУТЕ. ЗАНЯТИЯ УЖЕ НАЧАЛИСЬ. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙСЯ. ПОЗДРАВЛЯЮ. МАМА.»
64
Угроза новой страшной болезни миновала. Анализы крови после курса лечения стали хорошие. За окнами буйствует молодая майская зелень.
Отпустило.
Расписался вовсю. Чуть не забыл, кому и о чём рассказываю. Крохотной девочке – о юношеской страсти к зрелой красавице. С другой стороны, ничего предосудительного в этом нет, ведь ты же прочтёшь книгу, будучи достаточно взрослой.
Между прочим, тебе будет крайне любопытно узнать, что через 35 лет, видимо, чтобы мне не было обидно, Провидение прислало ко мне точно такую же молодую бронзовую красавицу, но не с голубыми, а с карими украинскими очами. Дало мне её на четыре года в жёны. Что из этого получилось, узнаешь позже.
А пока я бы хотел, чтобы в этой главе мы с тобой просто побыли вместе. Чтобы в отличие от прошлой истории её можно было читать хоть с конца, хоть с середины, хоть с любого абзаца. У нашей няни Лены сегодня какой–то очередной семейный катаклизм, она звонила, сказала, что не сможет придти, плакала. Что ж, пробудем весь день вдвоём до маминого возвращения. Обещаю не уединяться с пишущей машинкой и лупой, обещаю пойти, как только захочешь, с тобой во двор, качать на качелях, лепить в песочнице куличики.
Хочешь, для начала совершим путешествие по Земному шару?
Как? Расскажу, откуда к нам попали все эти растения, окружающие тебя с первых же минут появления в родном доме. Правда, хочешь? Тебе интересно?
Дай ручку, начнём экскурсию с твоей и маминой комнаты, где на широких подоконниках, на вбитых в оконные рамы гвоздях безмолвно живут совсем рядом с тобой пришельцы из джунглей, с горных вершин, из тропических лесов, даже с побережий океанов и морей.
Ты спросишь, почему у нас собрался этот зелёный народ? Отвечаю: это ещё одна тайна Божия. Не разгаданная мною до сих пор.
Давай–ка пока присядем на диван, ладно? Раньше, ни до войны во Втором Лавровском переулке, ни в Ташкенте, ни долгие послевоенные годы в комнате на улице Огарёва у нас никогда не было никаких цветов. Ну, разве что принесёт мама из детской поликлиники какую–нибудь фиалочку в горшочке. Так она постоит до зимы и потихоньку скукоживается, помирает. Мама уж и поливала, и удобряла… В сердцах каждый раз решала больше растений не заводить.
У меня же долгие годы был шестнадцативёдерный аквариум с рыбками. Мотыль, трубочник – сколько раз зимой и летом приходилось таскаться за этим извивающимся кормом на Птичий рынок, или в «Зоомагазин» на Кузнецком мосту, или в такой же магазин на Арбате. Сколько раз грохался я зимой, на гололёде, всегда почему–то на спину, расшибая лопатки, подворачивая больную ногу.
Я был уже большим парнем, когда пришел к выводу, что рыб различных размеров и пород в моем гигантском аквариуме расплодилось так много, что они сами смогут поддерживать экологическое равновесие. Бойцовые рыбки–петушки гонялись за мальками живородящих гуппи, барбусы воровали икру петушков, треугольные красавицы–скалярии объедали листву подводных растений, громадные хищные акары охотились за теми же гуппи. Мне оставалось раз в несколько месяцев подливать воду, да вычищать резиновой трубочкой грязь.
Через несколько лет такого «рыбоводства», как раз ко времени переезда сюда, в эту квартиру на Красноармейской улице, все, кто мог кого–нибудь съесть – слопал, стёкла аквариума обросли толстым налётом сине–зелёных водорослей, он превратился в болото.
В новой квартире, к радости отца, мы с ним до блеска вычистили этот стеклянный куб, залили его хрустально–чистой водой и поселили там купленного в магазине живого, весьма бодрого карпика. По утрам отец кидал ему катышки из белого хлеба. Наш питомец тут же выныривал к поверхности, с изумлением открывал круглый ротик, проглатывал их и, плеснув в благодарность хвостом, уходил резвиться в глубину.
Карпик, безусловно, рос, и мне казалось, что в будущем у папы были на него некоторые виды…
Зимними ночами со стальной стойки, где стоял аквариум, доносился плеск. Просыпаться от этих звуков было весело.
— А где сейчас этот карпик? – с беспокойством спрашиваешь ты.
— Не бойся! Мы его не съели. Когда он сильно вырос, стал слишком крупным даже для такого аквариума, твоя бабушка Белла достала у соседей большой бидонище и сама отнесла нашу рыбину к Ленинградскому рынку, выпустила живым и невредимым в тот самый пруд, возле которого ты гуляешь с няней Леной.
— Папочка Володичка, я боюсь, что карпика кто–нибудь поймал и съел.
— Всякое бывает… В начале книги, помнится, я уже рассказал, как мы с моим папой выпустили весной из клетки красивую, весёлую птичку–щегла. И тут же со всего двора, со всех деревьев слетелись хулиганы–воробьи, заклевали его. Чужого не любят, если он не самый сильный.
— А цветы?
— Цветы добрые. Они ведь не кусаются. Правда, бывают колючие. Например, кактусы. Но у нас таких нет. Наши кактусы называются рипсалисы. Смотри, у них длинные, свисающие веточки с широкими и узкими листьями. Они живут в скалах у морей, водопадов, любят, чтобы вокруг было много воды. Часто сплошь покрываются маленькими цветочками – жёлтыми, белыми. Ты же видела много раз!
— Да. А потом получаются красные ягодки, очень вкусные. Ты мне давал, помнишь?
— Конечно! Представляешь, твой папка доживает до сорока с чем–то лет, и вокруг него начинают появляться люди, увлечённые так называемым комнатным цветоводством. Не один, не два, а сразу много. Не знающих раньше друг друга! Кто их прислал? Они наперебой приносят какие–то черенки, учат, как их нужно выхаживать, делятся семенами диковинных растений, приглашают на ботанические выставки. И вот уже у меня больше сотни экзотических растений.
Один инженер, тоже любитель–цветовод, целую осень приезжает ко мне после работы строить на месте, где стоял аквариум, эту самую оранжерейку, которая до сих пор светится от пола до потолка.
Чтобы знать, как правильно ухаживать за растениями, я достаю и изучаю специальные книги, советуюсь со знатоками и постепенно сам становлюсь в некотором смысле специалистом. Зачем это всё было мне нужно?
Через несколько лет умерли родители, мои мама и папа. Я остался совсем один. Книг моих не печатали, надежды не было никакой. И вот тут я понял, кто мои бескорыстные друзья. Кто в трудные времена помог не опустить голову, радовал цветением, когда за окном были мороз и вьюга.
А вскоре, в 1978 году, я познакомился с отцом Александром Менем. Отцу Александру очень нравились мои цветы.
— Рассказывай, – сонно просишь ты.
— В другой раз, ладно? Поспи.
— А те розочки растут?
— Какие розочки?
— Какие мы привозили на его могилку.
— Там же не было земли, всё покрыто бетоном. Я их поставил в банку с водой.
— Они не растут?
— Замёрзли зимой. Не огорчайся.
65
Не знаю, будет ли ещё в этой книге место рассказать тебе обо всех наших растениях, о том, как я написал письмо в Ботанический сад на остров Борнео с просьбой прислать семена двух красиво цветущих вьющихся растений, и что из этого вышло, в какие неприятности я влип… Короче говоря, почти через год я получил бандероль с искомыми семенами. И просьбой выслать два доллара за услугу. Оказалось, сделать это невозможно. Ни одна почта, ни один банк не соглашались перевести деньги.
Так до сих пор и хожу в должниках.
А теперь поделюсь с тобой тем, что я узнал в Москве, сорвавшись благодаря неожиданной телеграмме раньше срока из дома отдыха «Макопсе». Бронзовая богиня отбыла, и без её мучительного присутствия всё равно жизнь для меня стала бы там совсем невыносима.
Особенно когда я видел рожу администратора с кавказскими усиками.
Должен тебе сказать, прежде, чем доехать до дома, я столкнулся с чем–то таким доселе невиданным, страшным, что как вспомню, до сих пор замирает сердце от чувства вины и бессилия.