Но Милтон знал, что это было не так. То, каким образом он это узнал, во всех красках возникало в его ночных гадких мыслях.
После Инцидента под названием «Птичьи Мозги» Милтона отстранили от занятий на три дня (несправедливо, по его мнению). Тем утром, когда он вернулся в школу, он пошёл к своему шкафчику, чтобы взять книги. Шкафчик Дева был всего в нескольких метрах, но сам он ещё не пришёл.
Затем группа мальчишек – старшеклассников, которых он даже не знал, – заметила его из дальнего конца коридора.
– Эй, Птичьи Мозги! – крикнул один из них. – Добро пожаловать обратно!
Мальчишки почти тут же, гикая и хохоча, окружили Милтона, а все остальные сразу же сбились в толпу, чтобы поглазеть.
Чувствительный желудок Милтона сделал оборот в 360 градусов, пока он стоял, прижавшись спиной к шкафчику и изучая лица, обращённые к нему. Его и раньше дразнили, к нему и раньше цеплялись, но ничего подобного с ним прежде не происходило. Он никогда ещё так не боялся, и когда первый мальчишка его толкнул, он начал взглядом искать кого-нибудь, хоть кого-то, кто мог бы ему помочь.
А затем он кое-кого заметил. Заметил Дева. Его лучший друг был там, стоял у своего шкафчика, вцепившись в лямки рюкзака и глядя на него большими глазами. Но не произнося ни слова.
Как и Милтон. За гиканьем его всё равно бы никто не услышал. Вместо этого он низко опустил голову и, протиснувшись мимо мальчишек, побежал прямо в туалет. Оказавшись в безопасности в кабинке, он закрыл крышку унитаза, шлёпнулся сверху и достал свою приставку (о которой мама, к счастью, забыла тем утром). Он на время стал Морским Ястребом.
Никто не посмел бы смеяться над Морским Ястребом, в этом Милтон был уверен.
– Не любой друг, – сказал он Инжир. – И позволь заметить: любой, кто прожил на этом острове год и не проводил время с тобой, точно многое потерял.
Инжир улыбнулась ему.
– Ну, любой, кто не пригласил тебя на свой корабль на дереве, тоже многое потерял, Морской Ястреб, – произнесла она.
У Милтона внутри всё потеплело и немного смягчилось. Это было приятное чувство, но мысли о том, насколько оно приятное, заставили это чувство исчезнуть. Он обнаружил, что стоит, открывая и закрывая рот, пытаясь придумать слова, чтобы удержать это чувство, как вдруг ниже по течению раздался свистящий звук.
Глава 24Доказательство в соленьях
Звук был такой, словно сквозь плети лозы дул сильный ветер, создавая своеобразную лозиновую музыку ветра. За мексиканской лавандой Милтон не видел реки, но стоило ему отойти на пару метров влево, как он охнул:
– Инжир, посмотри на это!
Инжир повернулась, чтобы посмотреть, куда он показывает. И тоже охнула.
Лоза свернулась наверх, как тогда, когда Милтон нашёл коробку, и за ней показалось дерево, прятавшееся за зелёными плетьми.
Дерево было даже выше мексиканской лаванды, но намного тоньше и с чёрно-зелёным стволом. Похоже, коры у него не было – вместо этого оно было словно покрыто блестящим воском и ровными, ещё более чёрно-зелёными узелками, как на коже у жабы. На ветках тут и там росло по несколько листочков в форме сердца.
Основным акцентом дерева, однако, были плоды, сотнями облепившие ветки: продолговатые, оливкового цвета и сморщенные.
– Это что, Дерево сладких солений? – воскликнула Инжир. – То самое, которое любят Безумно Симфоничные Цикады?
– Других версий у меня нет, – сказал Милтон, вдыхая внезапно запахший острым рассолом солёный воздух. – Должно быть, оно пряталось за лозой, как и коробка с путеводителем.
Затем раздался новый звук. Не свист, не звук лозиновой музыки ветра, но что-то вроде шелеста, щёлканья, кликанья. Звук крошечных скребущих когтей, топочущих крошечных ножек, открывающихся крошечных дупел.
Земля вокруг Дерева сладких солений задвигалась.
Что-то выбиралось из неё наружу. И это что-то действовало не в одиночку. Их были сотни.
Сотни насекомых.
Насекомые были размером с пугающе больших тараканов. Их тельца были чёрными и блестящими, глазные яблоки и крылья – белыми, и они лезли из-под земли с тревожной скоростью.
Глаза Инжир стали больше, чем когда-либо на памяти Милтона.
– Это Симфоничные Цикады, – сказала она. – Они выходят на поверхность.
– Лучше бы они этого не делали, – произнёс Милтон, содрогаясь. – Они делают так каждый год?
– Да, бо́льшую часть года они живут под землёй, а летом выходят наружу для спаривания, – ответила Инжир. – Они поднимались на поверхность два года назад, когда мы с мамой приехали, но мы не смогли по-настоящему увидеть их. Они питаются соком лозы Тайноявия, помнишь? Поэтому они всегда прячутся во множестве и множестве её слоёв. С тех пор как я здесь, Альваресы сумели поймать только две из них.
На поверхность выходило всё больше и больше чёрно-белых насекомых. Они наступали друг на друга, роем забираясь наверх, будто это была разновидность гонок для насекомых, а на вершине Дерева сладких солений их ждала золотая медаль.
– Это… отвратительно, – простонал Милтон, прижав одну руку к животу, а другую ко рту. – Совершенно отвратительно. Меня сейчас вырвет.
– Нам нужно поймать одну из них, – сказала Инжир. – Нам понадобятся все доказательства, которые мы сможем раздобыть.
Затем раздался ещё один странный звук.
На этот раз шум был похож не на треск земли и цокот, который издавали карабкавшиеся на дерево насекомые, а на звук сокращающихся мышц и деформирующихся мембран. Следом за этим звуком, напоминавшим пощипывание скрипичных струн, раздалось ещё больше таких же в точности звуков, доносившихся из разных мест на дереве. Милтону показалось, что насекомые готовятся что-то сделать. И он был на 99,99 % уверен: что бы это ни было, ему это не понравится.
Звуки возникали то тут, то там, то тут, то там, а затем внезапно заполнили собой всё пространство.
Теперь они раздавались не только с Дерева сладких солений, но и изнутри острова, где, должно быть, на поверхность выползали другие цикады. Звуки, очевидно, издавали насекомые: у них был тот писклявый, ноющий отголосок, свойственный им. Но в то же время это напоминало… песню.
Здесь была мелодия, приятная и звучащая на высоких нотах. Здесь была гармония, более низкая и медленная. Здесь были внезапные перебивки, напоминавшие ударные, и моменты, когда было слышно только одно насекомое – соло. Милтон слушал, как музыка нарастала, расширялась и усиливалась, превращаясь в цикадовое крещендо.
– Это суперкрасиво, – шепнул он Инжир (какими бы отвратительными ни были насекомые, он не хотел вот так прерывать их выступление).
Но Инжир была занята тем, что расстёгивала карман на своём разгрузочном поясе. Она вынула из него небольшую пластиковую баночку с отверстием в крышке.
Она показала её Милтону и кивнула, что, как предположил Милтон, должно было иметь какой-то смысл, но он и понятия не имел какой.
А затем Инжир рванула к Дереву сладких солений.
Цикады, находившиеся поблизости, сфальшивили, но быстро вернулись в строй. Инжир с грязными коленками и широкой улыбкой с триумфом подняла вверх контейнер.
Внутри был длинный зелёный сморщенный плод.
А в него влипла Безумно Симфоничная Цикада в смокинге.
Доказательство в соленьях.
Глава 25Лучше одна цикада в банке, чем две в лозе
Держа в руках банку с цикадой, Инжир побежала в сторону домов, и Милтон поспешил за ней. К тому времени как они добежали до её солнечной двери, запищали комары.
– Так вот где вы двое! – воскликнула доктор Моррис, когда они ворвались внутрь и захлопнули за собой дверь. Она была на кухне и помешивала что-то в большой кастрюле. – Хочешь остаться на ужин, Морской Ястреб? Не знаю, как ты относишься к паэлье[9], но…
– Да! – воскликнул Милтон. – Да, да, да. Что угодно, лишь бы не спагетти с тефтелями.
Доктор Моррис рассмеялась.
– Ты знал, что твой дядя берёт их с собой на обед каждый день? И съедает, даже не отрываясь от работы. Ты должен ему сказать, что мы ждём его как-нибудь на ужин, чтобы он мог хоть на один вечер отвлечься от переживаний по поводу острова.
– Уверен, он очень обрадуется приглашению, – сказал Милтон.
Они с Инжир уселись на удобный красный диван. Из-за того, что доктор Моррис стояла всего в метре от них, они вели разговор шёпотом.
– Может, расскажем маме сейчас? – Инжир оглянулась через плечо на доктора Моррис, которая снимала тарелки с занавешенных полок. – Она будет так рада!
– Дядя Эван тоже будет рад, – прошептал в ответ Милтон. – Но теперь, когда мы нашли цикад, я чувствую, что мы вот настолько близки… – он почти вплотную придвинул указательный палец к большому, – …к тому, чтобы найти сокровище.
Инжир кивнула.
– Ты оказался прав насчёт лозы, – сказала она. – Она как-то может двигаться, и мы должны выяснить как, – она очень медленно открыла сумочку, в которой лежала банка с цикадой, и заглянула внутрь. – Ты знал, что цикады не могут ничего есть по-настоящему? Их рты похожи на трубочки, так что сейчас она просто высасывает сок из этого плода. Видишь?
Милтон ничего не видел, потому что пытался деть глаза куда угодно, лишь бы не глядеть на банку в сумочке.
– Эта мерзость когда-нибудь закончится? – спросил он, содрогнувшись. – Но соленье и впрямь очень сочное, так что, возможно, цикада сумеет выжить, да?
Инжир кивнула.
– Думаю, по крайней мере день или два. Мы можем вернуться к Дереву сладких солений завтра. А ещё я собираюсь начать разгадывать подсказки в ошибках.
– Ужин готов, – сказала доктор Моррис, подкравшись к ним со спины.
– А‑а-а-а! – закричал Милтон, а Инжир поспешно закрыла сумочку.
– О чём вы тут двое шепчетесь? – спросила доктор Моррис.
– Ой, ни о чём! – воскликнул Милтон. – Совсем ни о чём! И, если позволите, доктор Моррис, ваша еда пахнет просто божественно. Не могу дождаться, чтобы попробовать её и поговорить исключительно о том, какая она вкусная и…