. Ты должна рассказать ей о себе что-то, что не рассказываешь всем подряд. Что-то, что для тебя важно. Расскажи лозе всё начистоту, Инжир.
– Серьёзно, Морской Ястреб? – спросила Инжир, но подошла ближе к лозе. Она дотронулась до дружелюбных на вид листьев, а затем крошечные цветочки ещё чуточку распустились под её пальцами. – Хорошо, ладно. Я… Я счастлива на этом острове, – сказала она. – И моя мама тоже. Я не хочу уезжать.
Как только Инжир закончила говорить, лоза заколыхалась, как и тогда, когда Милтон нашёл путеводитель. Она затряслась. Она задрожала. А затем начала расступаться.
В зелёной стене открылась тропинка.
– Вход и впрямь за баньяном! – прокричал Милтон, потрясая кулаком в воздухе.
Лоза внезапно дёрнулась, и некоторые из усиков встали на место. Проход в лозе закрывался.
– Быстрее! – воскликнула Инжир.
Она торопливо вбежала в проход, и Милтон поторопился следом за ней. Они пробежали около трёх метров, после чего натолкнулись на новую стену из лозы Тайноявия. А лозиновая завеса позади них заросла. Они оказались в ловушке!
И всё же, пока путешественники раскрывали правду о себе, ещё оставалась надежда.
– Твоя очередь, Морской Ястреб, – сказала Инжир. – Быстрее!
– Моя? А, да. Конечно. Без проблем, – ответил Милтон. Однако проблема была. И проблема большая.
Он, конечно, мог рассказать Инжир, что он не тот, за кого всё это время себя выдавал. Он мог сознаться во лжи… но он очень не хотел это делать, потому что не хотел прекращать быть Морским Ястребом. Пока не хотел.
Так какую правду о себе раскрыл бы Морской Ястреб? Наверняка это было бы какое-нибудь не такое уж серьёзное скромное хвастовство («Иногда мне кажется, что я могу оказаться слишком сильным!» или «Иногда у меня сводит руку, пока я заполняю свой гениальный-прегениальный полевой дневник!»). Или, может, учитывая, что он образцово крут, у него не оказалось бы тайн, которые он мог бы раскрыть.
Милтон решил соответствовать. Он прочистил горло и заявил:
– Я открытая книга, лоза. Мне нечего скрывать.
Лоза не сдвинулась с места.
– Может, попробуешь ещё разок? – предложила Инжир. – Уверена, ты сможешь вспомнить хоть крошечную правду.
Тайны, которые пришли Милтону в голову, были очень большими и определённо не являлись скромным хвастовством. Это были вещи, о которых он не хотел даже думать, не говоря о том, чтобы произнести их вслух. Однако он уже дважды попробовал применить подход Морского Ястреба без особых успехов, а Инжир ждала.
Так что Милтон поправил очки и свою шляпу путешественника раз, наверное, шесть и наконец выпалил:
– Тебя это может шокировать, лоза, но на данный момент Инжир – моя единственная подруга во всём мире.
Лоза снова расступилась.
На этот раз Милтон и Инжир сразу бросились вперёд. Поэтому со следующей стеной из лозы они столкнулись, пробежав больше девяти метров. Милтон задумался о том, насколько долго это будет продолжаться. На мгновение сердце, бьющееся у него под жилетом, остановилось, когда он представил, что они с Инжир застрянут в ловушке лозы Тайноявия на несколько дней, раскрывая одну тайну за другой, пока не умрут от жажды и/или стыда.
Голос Инжир отвлёк его от этих мыслей.
– До того, как здесь появился Морской Ястреб, – сказала она, – у меня тоже не было друзей. И на самом деле я даже не хотела ни с кем дружить.
Раскрылась последняя стена из лозы.
И за ней оказалось оно – сердце Одинокого острова.
Глава 35Добро пожаловать в джунгли
Милтон с мамой раньше любили ходить в исторический кинотеатр. Конечно, не в последний год, когда атмосфера начала становиться напряжённой, резкой и гадкой. Но до этого они ходили в кинотеатр по особенным дням, сидели рядышком, поставив между собой попкорн. В кинотеатре показывали старые фильмы: чёрно-белые, немые, мюзиклы и всё такое. Впереди висел бархатный занавес, и перед началом фильма из колонок раздавалась симфоническая музыка (наверняка сыгранная на инструментах, а не насекомыми). Как только умолкали последние ноты, занавес отодвигался, открывая огромный экран, на котором уже появлялись первые мельтешащие сцены фильма.
Когда лоза разошлась, было так же. Как будто шоу только начиналось.
Шоу «Одинокий остров» с Морским Ястребом и Инжир в главных ролях.
– Соколиные крылья меня подери! – воскликнул Милтон. – Мы сделали это!
За лозой открывался великолепный вид на джунгли. В них росли растения, которые Милтон узнал, но раньше никогда не видел в реальности. Здесь были каучуковые деревья и магнолии, деревья какао и юкки, пальмы всех видов. На стволах деревьев росли бромелии[15] и орхидеи. По земле расстилались кустарники, дикие цветы и вьющаяся лоза.
– В путеводителе говорилась правда, – сказал Милтон, останавливаясь, чтобы рассмотреть огромный ярко-фиолетовый цветок. – Лоза не разрушала остров.
– Столько людей все эти годы хотели присвоить остров себе, – отозвалась Инжир. – Лоза, должно быть, приспособилась защищать его. Это как если бы ты захотел стать истинным обитателем Одинокого острова и увидеть его сердце и тебе пришлось пройти экзамен у лозы.
– Ты должен раскрыть своё сердце, чтобы встретиться с ним, – произнёс Милтон, припоминая слова доктора Парадис.
По эту сторону лозы Тайноявия воздух был тяжелее, здесь было довольно влажно и жарко. Деревьев было так много и они стояли настолько близко друг к другу, что солнечный свет почти не проникал сквозь них.
Было темно, как поздним вечером, даже несмотря на то, что была лишь середина утра, отчего джунгли казались загадочными и странными (и классными, по мнению Милтона).
Но даже в такой темноте было намного светлее, чем должно было быть.
– Смотри, над нами тоже нет лозы! – сказала Инжир, запрокинув голову.
Милтон вспомнил то, что забыл из-за турбулентности и страха отрыгнуть содержимое желудка.
– Когда я летел сюда, – сказал он, – кажется, я видел, что остров шевелится. Ну, я имею в виду, что лоза шевелится. Ничего из этого невозможно увидеть даже сверху.
– Значит, лоза может покрыть весь остров, – сделала вывод Инжир.
– Получается, никто не сможет даже увидеть, что он теряет, – произнёс Милтон, изумлённо качая головой. Затем он глянул на кажущийся непроходимым лесной массив, лежащий перед ним. – А теперь… куда?
– Я не совсем уверена, – ответила Инжир, но она уже не нервничала так, как раньше. – Я не знала, что мы найдём за баньяном. Пока давай двигаться в глубь острова.
– Великолепный план, – с готовностью поддержал Милтон, вытирая свой уже вспотевший лоб. – Веди, Инжир.
Всё то время, что они шли, Милтон пребывал в приподнятом состоянии духа. Сейчас, когда он шёл через джунгли по следу невиданных существ, он как никогда чувствовал себя Морским Ястребом. Однако если бы это был Остров Дебрей, он бежал бы на самой высокой скорости, перемахивал через поваленные деревья и вис на лианах.
Здесь же он не мог ни бежать, ни перемахивать, ни виснуть. Идти через джунгли было сложно. Дикие цветы на земле были красивыми, но Инжир и Милтон запинались об их стебли, а у некоторых из них имелись острые-преострые шипы. В какой-то момент очки Милтона соскользнули с его потного носа и упали в очень красивый пурпурный куст, который оказался полон колючек.
Пробродив около часа, Милтон настолько вспотел, что у него был такой вид, будто он всё это время не шёл, а плыл. Он обрадовался, что взял с собой сменную пару носков. По крайней мере, какая-то его часть будет в сухости, когда они сделают привал в конце дня.
Чтобы поддержать боевой дух (в основном Милтона, который постоянно норовил присесть, чтобы хоть чуточку передохнуть), во время наименее сложных отрезков пути Инжир зачитывала вслух отрывки из путеводителя. Это немного помогало отвлечь Милтона от того, насколько он измучился, и от того, как быстро ему наскучила эта экспедиция. Но не особо.
Ещё через час пути они вышли к реке. Инжир сказала, что это была их река, которая впадала в залив. Милтон подумал, что она, наверное, знает, о чём говорит, но поверить в это было трудно. Река, впадавшая в залив, текла тоненькой струйкой. В этой же части река была более пятнадцати метров в ширину и, судя по виду, довольно глубокой.
Хорошо было то, что по берегам реки росло не очень много растений и тропинка здесь была гораздо чище.
Плохо было то, что берега реки были покрыты невероятно густой, липкой, вонючей, топкой грязью, которая норовила затянуть их глубже с каждым шагом.
Из двух зол не выбирают, как говорится.
– Я больше не могу идти, – охнул Милтон всего через пятнадцать минут после начала похода по грязи. – У меня все ботинки в грязи. Лёгкие сдавливает. Ноги превращаются в студень. Мы должны сделать привал!
– Сейчас не время снова делать привал, Морской Ястреб, – воскликнула Инжир, хлюпая вперёд.
– Но мои ноги! – воскликнул Милтон, совершенно позабыв о том, что предполагалось, что он состоит из мускулов, стали и крутизны. – Мои но-о-о-о-оги!
Инжир резко остановилась.
– А как поживают твои руки? – спросила она.
Милтон вытянул руки перед собой, чтобы их осмотреть.
– Ну, они бы вряд ли стали лауреатами премии «Самые Мускулистые Конечности», – сказал он. – Но, думаю, они в порядке. А что?
Инжир указала на реку. Выше по течению виднелся выцветший красный нос каноэ.
Глава 36Как за речкой, за рекой
Каноэ явно оставили здесь уже давно. Доктор Парадис умерла шесть лет назад, и даже тогда она была уже очень-очень старой, так что вряд ли отправлялась в походы по быстрой реке. Каноэ было алюминиевым и частично укрыто опавшими пальмовыми ветвями и тем, что вынесло на берег течением реки, но откопать его оказалось не так-то сложно. Под всем этим нашлось даже серебристое весло.
– Доктор Парадис упоминала его в путеводителе, помнишь? – сказала Инжир, таща каноэ к берегу реки. – Готова поспорить, это была подсказка! Должно быть, она хотела, чтобы мы плыли по реке.