Рафи возвышался над ними, переводя расширенные глаза с Морского Ястреба на Инжир и обратно, словно поверить не мог в то, что они, несмотря ни на что, целы.
– Вы в порядке? – произнёс он. – Вы оба правда в порядке? – Рафи покачал головой. – Поверить не могу, что вот так застыл.
– Ничего страшного, – сказал Милтон, всё ещё лёжа на спине. – То есть с нами всё нормально. Мы просто немножко устали.
Инжир с трудом удалось сесть.
– Я должна вам кое-что сообщить, – проговорила она.
Обычно сильный и ровный голос Инжир звучал нетвёрдо, и когда Милтон поднялся на локтях, то увидел, что её немигающие глаза поблёскивают. Милтон никогда её такой не видел, даже когда она рассказывала про папу.
– Инжир, – спросил он. – Что случилось?
Инжир судорожно вздохнула.
– Я… Я потеряла рюкзак, – ответила она. – Вот почему я не поплыла к берегу. Я пыталась найти его в воде. Образцы пропали. И… – её голос сорвался, – полный путеводитель тоже пропал.
Рафи вскочил на ноги и плюхнулся в воду.
– Мы его найдем! – воскликнул он.
Словно в ответ на это из-под воды высунулось щупальце и выпустило фонтан в сторону берега.
– Это небезопасно, – возразила Инжир, когда Рафи вскрикнул и метнулся обратно. – И мы не сумеем добраться до дома засветло, если не выдвинемся сейчас, а если мы не сумеем добраться до дома, то доктор Грин подпишет бумаги на продажу острова, – Инжир подтянула ноги к себе, обвила их руками и спрятала лицо в коленях. – Хотя теперь это неважно, ведь я потеряла сокровище. Я всё испортила.
А затем Инжир заплакала.
Милтон всё ещё лежал на спине, и в этот печальный миг великолепное голубое небо показалось ему столь же неуместным, как нестройные ноты в песне Тугоухого соловья. Они так далеко зашли. Стольким рискнули. Открыли своё сердце острову, и остров открыл своё сердце им. А теперь сокровище превратилось в речной мусор и плыло вниз по течению прямо в огромный, бесконечный океан.
Они не смогут спасти остров. Всё было кончено.
И Милтон тоже заплакал.
Он лежал в грязи на берегу реки, находящейся за тридевять земель от его дома, и плакал. Он плакал, потому что это был гадкий год, худший в его жизни. Плакал, потому что думал, что гадости закончились, но… оказалось, что это не так.
Наверное, что бы он ни сделал – изменил имя, переехал на почти необитаемый остров, откопал спрятанное сокровище, – быть выдающимся – это то, что навсегда останется для него недоступным. Наверное, ему суждено прожить Самую Совершенно Ужасно Кошмарно Гнусно Гадчайшую Жизнь Всех Времён.
Но затем Милтон повернул голову и увидел, как трясутся плечи Инжир, услышал её тихие всхлипывания, и ему показалось, что его сердце сдавили и выжали из него все соки, а затем опять наполнили. И так снова и снова.
Год был гадкий. Потеря путеводителя была гадкой.
Но тем не менее случилось и нечто выдающееся.
Случилась Инжир.
И да, с одной стороны, казалось, что для Милтона П. Грина практически всё осталось по-прежнему. Он снова оказался в грязи и снова потерпел поражение. Но с другой – сам Милтон П. Грин изменился. Он знал, что это так.
Он не чувствовал себя Морским Ястребом. Не чувствовал себя Птичьими Мозгами. Он чувствовал себя как некто средний, и этот некто средний Милтон не собирался сдаваться. Он собирался пережить эту гадость. Ведь там, по другую сторону, независимо от того, близко она или далеко, его ждало нечто выдающееся.
– Мы всё ещё можем это сделать, – тихо сказал он. – Мы можем спасти остров.
Инжир судорожно вздохнула и вытерла глаза рукавами.
– Что ты хочешь сказать? – спросила она. – Нет, не можем.
– Можем, – заявил Милтон, с трудом приподнимаясь на локтях. – Завтра утром мы сможем убедить дядю Эвана пойти с нами к баньяну, туда, где сворачивается лоза. Мы можем рассказать ему о Мистере Ворчуне и обо всём, что видели.
– Я могу показать ему клубок шерсти, который дала мне одна из тех странных обезьянок-котиков, – предложил Гейб.
Он показал влажный комочек жёлто-сине-зелёной шерсти.
– Разумеется, можешь, Гейб! – воскликнул Милтон. – Мы зашли слишком далеко, и что касается меня, я не собираюсь бросать экспедицию, когда мы так близки к её завершению!
Он поднялся на ноги, выпятил покрытую жилетом грудь, поправил насквозь мокрое павлинье перо и поднял грязный палец к великолепному голубому небу.
– Приключения ещё не закончились! Вперёд, навстречу приключениям!
Глава 62Последние секреты
В фантазиях Милтона это заявление должно было быть встречено бурными аплодисментами и овациями. Ведь оно было (по его мнению) очень вдохновляющим.
Реакция Гейба оказалась удовлетворительной. Он прокричал:
– Есть, мой капитан! – и сделал сальто в грязи, чтобы отпраздновать.
Но Рафи лишь сказал:
– Надеюсь на это, Морской Ястреб.
Инжир только устало кивнула, а когда поднялась на ноги, то двигалась так, будто плечи ей всё ещё оттягивал канувший в реку рюкзак.
Милтон постарался не принимать это на свой счёт. Он надел рюкзак на плечи, и когда они двинулись в путь, он шёл во главе группы.
Ну, он шёл во главе примерно пять минут. Милтон понятия не имел, в какую сторону идти, и чувствовал себя так, будто его тело наполнено слизью, а не костями и мышцами, поэтому в итоге удовольствовался тем, что замыкал это мягкое и очень влажное шествие.
Солнце уже начало садиться, когда они наконец-то дошли до стены из лозы Тайноявия. Инжир подвела их к тому месту, через которое они с Милтоном прошли вчера утром (возможно ли, что это случилось только вчера утром?!). И хотя все были совершенно измотаны и это оказалось не то триумфальное возвращение, на которое они рассчитывали, мысль о том, что они почти дома, была так же сладка, как запах Солнечных бутонов.
Рафи шёл впереди и замешкался лишь на миг, прежде чем шагнуть к блестящей зелёной лозе.
– Я не хотел переезжать на этот остров, – сказал он, – но теперь я даже рад, что мы это сделали.
Как и в прошлый раз, свисающая лоза расступилась, разошлась, пропуская четырёх исследователей джунглей дальше.
Гейб, пританцовывая, вышел вперёд следующим, улыбаясь своей беззубой улыбкой.
– Я ем свои козявки, – радостно поведал он. – Я съедаю их все. Всегда. Потому что они вкусные.
– Серьёзно, Гейб? – сказала Инжир, и Милтон с облегчением снова увидел на её лице крошечную улыбку.
– Должно быть, именно поэтому ты так понравился кенгемурам, – со вздохом произнёс Рафи. – Ты практически один из них.
Похоже, лозу удовлетворило признание Гейба. Она снова разошлась, и ребята прошли дальше, к следующей стене из растительности.
Когда они дошли до нового слоя, некоторое время все молчали. Милтон знал, что для того, чтобы пройти, им нужен ещё один секрет, и понимал, что высказаться нужно ему, потому что Инжир наверняка была не в настроении делиться секретами.
Но он этого не сделал. Как бы храбро он ни вел себя на берегу реки, он чувствовал себя решительно не таким смелым теперь, когда думал обо всём, чего не знали его друзья, обо всём, что он должен был им рассказать.
Он испытал облегчение, когда рядом с ним вперёд вышла Инжир.
– Какое-то время я вообще не была уверена, что когда-то захочу снова завести друзей, – сказала она. – Но теперь я знаю, что мне просто нужно было найти правильных людей.
Она улыбнулась Гейбу, затем Рафи и наконец Милтону. Милтон ответил ей лучезарной улыбкой, а лоза зашелестела, отодвинулась, и дружелюбные листочки замахали, а маленькие цветочки распустились крошечными белыми вспышками, словно звёзды, появляющиеся на вечернем небе.
А затем Милтон увидел впереди ещё лозу.
Желудок у Милтона сморщился, как Тыедобный плод на солнце. Малюсенькая, крошечная часть его шепнула ему слова Инжир: «Какой смысл иметь друзей, которые любят тебя, только когда ты счастлив и всё делаешь правильно?» Может, она будет его любить, даже если он многое сделал неправильно?
Или, может (наверняка), он снова будет отброшен на территорию Птичьих Мозгов.
Как бы там ни было, пришло время раскрыть эту правду. Друзья протянули ему руки, и пора ему тоже протянуть им руки в ответ.
– Я хочу сообщить шокирующие известия, – объявил он, сосредоточив взгляд на лозе и только на лозе. – И надеюсь, после этого мы всё ещё сможем остаться друзьями, – он глубоко, судорожно вздохнул. – На самом деле я не работаю на Три-Ф. И моё настоящее имя не Морской Ястреб. Милтон, – он поднял подбородок, выпятил грудь и провозгласил: – Меня зовут Милтон П. Грин.
Позади Милтона П. Грина воцарилась тишина. А затем раздалось фырканье.
Он развернулся и увидел, что Рафи качает головой и ухмыляется. Гейб тоже широко улыбался, хоть и выглядел несколько озадаченно. Какое выражение лица было у Инжир, Милтон не знал, потому что совершенно намеренно не смотрел ей в лицо. Он ещё не был готов к её вердикту.
– Что смешного? – потребовал ответа Милтон. – Вы не шокированы? Вы не в ярости? Я объявил себя лжецом. Шарлатаном. Мошенником.
– Я так и знал! – воскликнул Рафи. – Знал, что ты слишком мал, чтобы работать на… да хоть на кого. Плюс у тебя неоново-зелёный бинокль с мультяшными чайками.
– А я не знал, – подал голос Гейб. – Я всё это время считал тебя пиратом.
Наконец Милтон набрался мужества встретиться взглядом с Инжир.
– Ты тоже знала, Инжир? – спросил он, задаваясь вопросом, настал ли тот момент, когда он провалит свой рестарт. Прежде чем она успела ответить, он зачастил: – Я не хотел лгать! Ну, то есть, я хотел солгать. Я сделал это вполне намеренно и знаю, что был неправ. Но у меня просто… у меня просто выдался худший год в жизни. Это был Самый Совершенно Ужасно Кошмарно Гнусно Гадчайший Год Всех Времён, и я хотел… хотел немного побыть кем-то другим. И всё вышло как нельзя лучше. Морской Ястреб нашёл путеводитель, спел Стоногу, забрался на Дерево вражелюбия, спас тебя и вообще!