Через шесть лет выполнение этого приказа было завершено.
С тех пор застывшие в камне и бронзе Волочаевские дни не меркнут для потомков, светят поистине как яркие маячные огни.
«ВЕЛИКИЕ, НО МАЛЫЕ»
«Анаа-анана», то есть давным-давно, как говорят эти люди, их было так много, что белые лебеди, пока летели над стойбищами, от дыма костров становились черными.
Внешне эти люди стройны и сухощавы. И удивительно сдержанны. Какие бы страсти ни бушевали вокруг, они никак не выдадут своего внутреннего волнения. Когда же обстоятельства требуют действия, все делают стремительно и точно.
Они могут проходить на лыжах по сто километров в день и в любую погоду спать под открытым небом, не простужаясь.
Они бесстрашно водят челнок по самым опасным речным стремнинам и охотятся с необыкновенным искусством.
У них удивительное обоняние: только по запаху находят зверя.
У них необыкновенная наблюдательность: могут рассказать все о человеке, прошедшем по лесу накануне.
Им чуждо стремление главенствовать друг над другом: в любом деле, без каких-либо дискуссий они подчиняются тому, кто это дело лучше знает. И в то же время у них чрезвычайно развито чувство почитания старших.
Понятие раздела земли для них так же непонятно, как если бы кто-то предложил делить воздух.
Они ничего друг от друга не прячут. Вор в их понимании все равно что урод, сумасшедший.
Они свободны от эгоизма: все, что попадает им в руки, поровну делят между собой и столько же отдают гостю, если он в это время оказывается в их доме. Если у кого-то нет еды, он идет к соседу и получает все, что ему надо.
Они приучают детей к труду с того дня, как ребенок встает на ноги. Поэтому даже дети умеют у них делать все…
«Да полно, — наверное, уже говорит читатель, — такие «сверхчеловеки» бывают только в фантастических да тех приключенческих книжках, где герои сплошь супермены».
Между тем, характеризуя этих людей, ничего я не выдумал, а лишь пересказал то, что известный писатель и путешественник Владимир Клавдиевич Арсеньев писал об одной из местных народностей — удэгейцах.
Есть все основания считать, что удэгейцы не уникальны, что подобными достоинствами в разной мере обладают все малые народности Дальнего Востока. Воспетый В. К. Арсеньевым Дерсу Узала был, кстати сказать, гольдом, а спутник другого писателя и путешественника, Григория Анисимовича Федосеева, автора широко известных книг «Тропою исследований» и «Смерть меня подождет», проводник Уликиткан — эвеном. «Его заслуги перед картой родного края неоценимы, — писал Федосеев об Уликиткане в 1964 году. — Многие названия хребтов, рек, урочищ даны на карте им, много он за свою жизнь открыл перевалов, проложил троп… Он был действительно великим следопытом, донес до нас опыт лесных кочевников — эвенков и житейскую мудрость своего народа. Мои спутники и я учились жить и любить природу у этого неграмотного старца. Шесть лет, проведенных вместе, для нас оказались большим университетом, самым памятным временем пашей жизни…»
Чем больше узнаешь об этих достоинствах малых народностей Дальнего Востока, тем чаще напрашивается сравнение их со столь же удивительным народом — североамериканскими индейцами. Возможно, именно это уловил Максим Горький, когда, прочитав произведения Арсеньева, сказал, что ему «…удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера…».
И все же думается, что эти народы еще ждут своего Фенимора Купера…
Вот эти восторженные свои соображения я изложил как-то ульчанке Эле, с которой познакомился в Хабаровском медицинском институте.
— Я всегда говорила, что это великие народы, — сказала она. И вздохнула: — Великие, но малые…
— А могло ведь их и совсем не быть.
— Могло, — согласилась она. — Наверное, именно поэтому так много наших парней и девушек хотят стать врачами…
До Октябрьской революции бичом малых народностей Дальнего Востока были болезни. Наряду с удивительными достоинствами, о которых говорилось выше, существовало у них немало предрассудков, которые порой ставили целые роды на грань полного вымирания. Одним из самых гибельных следствий этих предрассудков была антисанитария. А. П. Чехов, проезжавший через эти места в конце прошлого века, писал об аборигенах края, что они «никогда не умываются, так что даже этнографы затрудняются назвать настоящий цвет их лица, белье не моют, а меховая их одежда и обувь имеют такой вид, точно они содраны только что с дохлых собак».
Но во-первых, Чехов был врачом и, стало быть, человеком предвзятым в вопросах личной гигиены. Во-вторых, в этом деле люди, как и теперь, были отнюдь не одинаковы. А в-третьих, давайте-ка вспомним, сколько раз Фенимор Купер описывал индейца, направлявшегося в баню? Не вспоминается? И тем не менее индейцы в его романах более чем привлекательны душевной красотой, чистотой помыслов, преданностью и самоотверженностью, необыкновенной ловкостью и умением.
И о малых народностях Дальнего Востока можно сказать много поэтических слов, о их выкованных веками душевных и прочих качествах — доброте, гостеприимстве, доброжелательности, силе и ловкости, ясности и оптимистичности мышления, любви к людям, умении жить в согласии с природой.
Жить в согласии с природой. Не в этом ли генеральная дорога всей человеческой истории? И не здесь ли корень главной потребности человека — жить в согласии друг с другом? И отдавать себе отчет, что для общечеловеческой культуры все важно — атомный реактор и идол острова Пасхи, радиотелескоп и простая наблюдательность охотника-следопыта, современное телевидение и потрясающие своей поэтичностью древние сказания?
Одним из непременных условий развитой цивилизации мы считаем умение эксплуатировать богатства природы. Но наступит время — и, похоже, оно не за горами, — когда наше существование будет зависеть и от нашего умения жить в согласии с природой.
Раздумывая над всем этим, снова и снова я вспоминаю о почти беспрецедентной самоотверженности русского народа. Западноевропейские страны и США взлетели над остальным миром на черных крыльях грабежа. Общеизвестно, что именно поэтому ныне существует такой колоссальный разрыв между развитыми и слаборазвитыми государствами. И что-то незаметно со стороны сильных серьезного стремления поставить на ноги тех, кого они грабили веками. Мало того, грабеж продолжается и поныне в разных формах, и в том числе в самых завуалированных и незаметных. Америка, например, потребляет сейчас в двадцать раз больше угля, чем Африка. По другим ископаемым, которые, как мы знаем, не безграничны на нашем едином для всех «космическом корабле», именуемом Землею, эта разница еще выше. Америка потребляет больше воды, больше воздуха. Потребляет не для того, чтобы делиться с другими переработанным продуктом.
Народы Советского Союза, большие и малые, поднялись, помогая друг другу. Все начинается с примера. Такой пример бескорыстной самоотдачи подал русский народ. Те, кто много ездит и может сравнивать личные впечатления, знает, что благосостояние жителе!! так называемых «диких окраин бывшей царской империи» ныне не ниже, а зачастую и выше, нежели, скажем, центральных районов России — Смоленской, Костромской, Рязанской и прочих областей. Русский народ отдал все, чтобы поднять до своего уровня соседние народы, отставшие в развитии. Этот факт, этот пример России еще будет по достоинству оценен историей. А пока это оценивают поэты. Вот как сказал об этом узбекский поэт Рамз Бабаджан: «Ты труднейшее бремя на собственных вынес плечах, в жесточайшее время делился и хлебом и силой. За путей проторенье, за мудрость и свет Ильича, русский брат мой, спасибо!»
Передо мной номер Хабаровской краевой газеты «Тихоокеанская звезда», рассказывающий о жителях побережья — эвенах. Вот свидетельство дореволюционного исследователя Дальнего Востока Н. В. Олюнина: «На монотонном тоне истории охотско-камчатского края одно ясно, что край постепенно клонится к упадку, средства к жизни истощались, культура и образование не проникали сюда». А вот письмо в Москву, свидетельствующее о том, как приняло местное население Советскую власть: «Мы, тунгусы 22 родов, собрались на общую сходку-съезд, услышали доброе слово от больших начальников, присланных Советской властью Дальнего Востока. Мы узнали и поверили сейчас, что большие советские начальники — наши отцы и братья…»
Они не ошиблись в надеждах, «тунгусы 22 родов». Уже в 1923 году Дальневосточный революционный комитет принял постановление о полном государственном обеспечении школьников — детей охотников и оленеводов. Эвенов научили обрабатывать землю и выращивать овощи, разводить коров, свиней, лошадей, научили пользоваться современной техникой в рыболовстве, оленеводстве, охоте и дали эту технику. Теперь рыбаки выходят на промысел далеко в море на своих колхозных сейнерах. Бывшие кочевники живут теперь оседло, а кочуют со стадами лишь пастухи, имеющие радиосвязь с центральными усадьбами.
И вот каков ныне этот «малый брат» великого русского народа— эвены, которых на всем Дальнем Востоке насчитывается лишь несколько тысяч человек. До революции среди них не было ни одного грамотного, теперь — ни одного неграмотного. Не существовало никакой медицинской помощи, и смертность среди местного населения достигала ужасающих размеров. Теперь в каждом национальном поселке есть больницы. Численность эвенов за годы советской власти увеличилась в несколько раз. Каждый десятый эвен ныне — дипломированный специалист, а семьдесят процентов среди дипломированных — женщины…
Знающие товарищи мне подсказали: если хочешь увидеть вместе представителей сразу всех национальностей Дальнего Востока, иди в Медицинский институт. Там на отделении народов Севера учатся коряки, чукчи, чуваны, ительмены, луораветланы, орочи, алеуты, нивхи, эвены, ульчи, удэгейцы, нанайцы, камчадалы, якуты, эскимосы, юкагиры, намыланы…
Услышав о таком «сверхнациональном» коллективе, я тотчас отправился в Хабаровский медицинский институт. И там-то познакомился с очаровательной ульчанкой Элей, о которой упоминал выше. Она и стала моим добровольным гидом. И повела показывать… выставку произведений самодеятельных мастеров декоративно-прикладного искусства. На стендах во множестве стояли торбаса из оленьего и сохатого меха, причудливо вышитые шелком и бисером нанайские, удэгейские, ульчанские халаты, пестрые нарядные пояса, шапочки, рукавицы, кумаланы, дамские сумочки — и все из меха,