на обнаружила, что смотрит прямо в горящие глаза Алена.
— Ален! Что такое… в чем дело?
— Прощальный подарок, cherie.
Он приподнял ее, почти оторвав от пола, крепко прижал к себе и прильнул к ее губам в долгом поцелуе. Этот поцелуй был таким страстным, что Дженна ощутила слабость. Кровь прилила к ее голове, в ушах зазвенело. Это чувственное нападение перепутало в ее голове все мысли, и Дженна только молча смотрела на Алена, когда тот отпустил ее.
— Считайте это моим свадебным подарком, — хрипло посоветовал он, — но предназначен он только для вас — не стоит делиться им с будущим мужем. К тому же он вряд ли поймет всю ценность такого подарка.
Ален пошел прочь, высокий и смуглый, а Дженна застыла, не спуская с него глаз. Люди вокруг улыбались, хотя ничего не поняли. Дженна тоже не знала, почему он вернулся, но догадывалась, что причиной всему — гнев и раздражение. Может, она единственная отказала ему? Несомненно, Ален испытывал влечение ко многим женщинам.
Дженна прошла за барьер, не оглядываясь. Одно она знала наверняка: свадьба Алена состоится гораздо раньше, чем ее собственная. Ее помолвка так и не будет объявлена. Дженна догадывалась, что теперь Клодина перейдет к решительным действиям, устремившись к финишу. Ален же будет держаться так же надменно, как обычно, и не пожелает изменить свою жизнь ни на йоту. Будь Клодина хоть немного милее, Дженна могла бы пожалеть ее.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дженна продержалась почти месяц. Собственный дом словно душил ее; казавшийся раньше надежной крепостью, он превращался для нее в тюрьму. Все, о чем она думала, оказалось ложью, и Дженна тщательно оглядывала собственные веши новыми глазами. В доме не было и следа бедности, ничто не указывало на необходимость постоянных переездов, кроме каприза женщины, решившей по каким-то причинам отказать бывшему мужу в праве видеться с дочерью.
Дженна обследовала все закоулки в поисках следов отца. Ей хотелось найти фотографию, письмо, книгу, принадлежавшую ему. Но в доме ничего не оказалось. Она даже забралась на чердак, где никогда прежде не бывала, — может, хоть здесь найдется картина, написанная им давным-давно. Но если некогда здесь и были картины Расселла, то теперь они исчезли бесследно. Имоджин Брайант вычеркнула его из своей жизни так, словно его и не существовало, и Дженна запылала гневом. Это даже побудило ее встретиться с Недом Кларком.
— Что случилось с картинами, которые мой отец написал до развода? — холодно спросила она, усаживаясь.
На этот раз Нед внимательно оглядел ее и сразу заметил, как изменилась Дженна. Он лишался всяких шансов одержать верх в беседе: Дженна превратилась в клиента, причем весьма рассерженного.
— Они находились в доме, так как являлись частью имущества. Ваш отец согласился оставить вашей матери все.
— Откуда вам это известно? — подозрительно спросила Дженна. — Вы же познакомились с нами совсем недавно.
— Когда ваша мать переехала жить сюда и попросила у меня совета, — нервозно начал Нед, — естественно, я пожелал узнать некоторые подробности. Мне были переданы все документы. К тому времени ваша мать чувствовала себя в полной безопасности. Расселл Брайант уже не пытался связаться с ней, и она считала, что он угомонился.
— Угомонился, больше не пытаясь разыскать свою дочь, — это вы имеете в виду? — сердито переспросила Дженна. Она ни на минуту не сомневалась в словах Алена.
— В подобные вопросы меня не посвящали. — Вспыхнувшие щеки Неда ясно давали понять, что, несмотря на свое заявление, он обо всем знал.
— Может быть, — коротко отозвалась она. — Но я пришла сюда по другому поводу. Если в доме оставались картины моего отца, я хочу знать, где они находятся сейчас.
— Они проданы, — отчетливо произнес Нед, и на его лице мелькнуло довольное выражение.
— Проданы? — Дженна уставилась на него, и Нед кивнул с явным удовлетворением.
— Я уже говорил вам, что ваш отец приобрел известность. В последние годы его картины высоко ценились. По просьбе вашей матери я наводил справки. Во Франции картины пользовались большим спросом. Ваша мать попросила меня найти кого-нибудь, кто действовал бы от ее имени. Вскоре после того, как вы переехали в этот город, она начала очень осторожно продавать картины. Их выставляли на французский рынок по одной с существенными промежутками — так за них удавалось выручить больше денег. Таким образом, Имоджин смогла оставить вам весьма кругленькую сумму, дорогая.
— Значит, она продала их все до единой? — Дженна ощутила нарастающую ярость. Этот самодовольный тип, который не имел ничего общего с ее жизнью, помог уничтожить все свидетельства существования ее отца. — Но кому они были проданы? Сохранились ли записи об этом?
— Полагаю, я смогу их найти, если пороюсь в своих папках. — Нед с едва заметной насмешкой взглянул на Дженну. — Но если вы считаете, что сможете сейчас выкупить их обратно, я бы посоветовал вам забыть об этом. Как я уже говорил, они были проданы довольно дорого. С тех пор их цена возросла, особенно теперь, когда ваш отец умер. И если вы продадите свой дом, вам не удастся выкупить картины — пусть даже владельцы согласятся их продать. Цена подобных вещей со временем только растет. Вам придется забыть об этом.
— Я сама решу, что мне делать, мистер Кларк, — мрачно произнесла Дженна, вставая и глядя, как он поспешно поднимается на ноги. — А тем временем, пожалуйста, "поройтесь в своих папках" и выясните, кому они были проданы. Пришлите мне сведения вместе со счетом.
— Мы посылаем счета каждые полгода, — напомнил ей Нед.
— Мои счета мне нужны сейчас, — с холодной улыбкой отозвалась Дженна. — Я намерена передать дела другому поверенному и, естественно, прежде хочу закончить все дела с вами. Надеюсь, все документы вы пришлете вместе со счетом.
Холодно кивнув, она вышла, пылая гневом. То, что человек, не имеющий ничего общего с ее жизнью, приложил руку к этому делу, привело Дженну в ярость. Она понимала, что никогда не сможет выкупить все картины, но вдруг кто-нибудь из владельцев согласится продать одну.
Чтобы выкупить хоть несколько работ своего отца, она бы с удовольствием продала дом и сняла квартиру. Теперь это имело для нее огромное значение — Дженна не взяла никаких вещей у Маргариты и Алена. У них было больше прав, чем у нее, на картины ее отца, но Дженна отчаянно нуждалась хоть в какой-нибудь памяти, вещи, на которую можно было бы смотреть, напоминании, что ее отец действительно существовал и помнил о ней. Дженна почти забыла его и теперь нуждалась в напоминании — особенно после отъезда из Франции. Во всяком случае, в глубине души она знала, что Ален одобрил бы ее.
Дженна уже сообщила Глину, что им придется остаться только друзьями, и Глин воспринял эту новость лучше, чем она ожидала. В конце концов, он не был чувственным человеком, и новая Дженна, вернувшаяся из Франции, несколько пугала его. В ее глазах появился непривычный блеск, и Глин сразу заметил, какой неуправляемой она стала. Они разошлись весьма дружески, с обещанием встречаться время от времени, но Дженна сильно сомневалась, что такое когда-нибудь случится. Ей показалось, что Глин ощутил облегчение, и сама она чувствовала себя так же. Ясно, что они совсем не подходят друг другу, у них не было ничего общего. Глин был уравновешенным и медлительным, а в душе у Дженны все бушевало и пело, беспокойно желая чего-то, что она не могла получить.
В школе тоже все пошло по-другому: Дженна с трудом удерживалась от мыслей о возвращении во Францию, к Алену! Иногда она внезапно возвращалась к реальности и обнаруживала, что кто-нибудь из девочек задал ей вопрос и не получил ответа, поскольку взгляд Дженны был устремлен на небо за окном, а мысленно она уже летела в Париж.
Наконец она пришла к решению и отправилась к миссис Константайн. Дженне было необходимо оставить работу. Неожиданно она излила перед странной, но доброй дамой все свои горести, и, когда закончила рассказ, директриса выпрямилась и сочувственно взглянула на нее.
— Возвращайтесь во Францию, Дженна, — посоветовала миссис Константайн. — Вы можете уволиться, но знайте, что, когда бы вы ни пожелали вернуться сюда, для вас всегда будет место.
— Должно быть, я спятила, — с неловким смешком призналась Дженна.
— Говорят, что я давно не в своем уме, — успокоила ее миссис Константайн. — Поступайте, как велит вам сердце, оно выведет вас куда надо.
Дженна знала, куда зовет ее сердце, и понимала, что это принесет с собой только горе. Однако Ален оказался прав, говоря, что она, в конце концов, вернется и начнет самостоятельные поиски. У нее осталось еще слишком много невыясненных вопросов — она даже не поинтересовалась, есть ли в доме фотографии ее отца, полагая, что ей не предложили посмотреть их только из нежелания тревожить ее. Она должна вернуться в Дордонь, к Маргарите.
В душе Дженна надеялась, что возвращается и к Алену, но тут же отбросила эту мысль, поскольку Ален принадлежал не ей. Месяц — долгий срок. Должно быть, он уже забыл о ней. Процесс шел своим чередом, и, вероятно, ей когда-нибудь придется подписывать документы, но пока из Франции не приходило никаких вестей, даже Маргарита не писала ей, и одиночество Дженны стало невыносимым.
Ферма выглядела точно так, как и прежде. Дженна въехала во двор и минуту сидела в машине, озираясь по сторонам. Все вокруг утопало в распустившихся цветах, солнце припекало сильнее. У Дженны появилось чувство, что из дома вот-вот выйдет Ален, но она понимала — это всего лишь мечты. На этот раз она приехала на машине. На пароме пересекла Ла-Манш, преодолела пробки на парижской кольцевой дороге — и все ради того, чтобы пользоваться собственной машиной.
На ферме никого не было. Когда Дженна вышла из машины, ее окружила тишина. Дженна выругала себя за глупость. Разумеется, Маргарита прибудет сюда, только когда найдет компаньонку — Ален не отпустит ее одну. Было бы гораздо разумнее предупредить о своем приезде, но Дженна слишком торопилась вернуться и считала каждую милю дороги из Парижа. И вот теперь оказалось, что она спешила зря, что ей даже не попасть в дом.