ильона, сказав на ходу: «Аппарат за мой счет». Я совсем растерялась, конечно, думаю, дело не в блузке и бабочке, а во мне, я ему не понравилась, недаром он так долго смотрел в аппарат. Ну, меня, конечно, стали успокаивать, говорили, что вот и декорации не очень готовы, а завтра все будет хорошо. На следующий день стенки высохли, ту же блузочку и бабочку тщательно отгладили, и мы опять стоим у окошка, ждем начала съемки. Наконец пришел Марк Семенович, настроение хорошее, палка новая, фотоаппарат купили, он подошел к съемочной камере, посмотрел и сказал: «Ну вот, совсем другое дело, снимаем».
Впоследствии все мы уже привыкли к характеру Донского, который мог после сыгранной сцены вдруг закричать: «Нет, нет, нет!» К нему тут же подбегали ассистенты, режиссеры, что-то тихо ему доказывали, он, опустив глаза, внимательно их слушал, а потом громко вскрикивал: «Да, да, снято!» И это не потому, что он был не уверен в снятой сцене или, как хамелеон, мог моментально поменять свое мнение. Нет, он просто проверял на сотрудниках свои ощущения и, услышав от них, что сцена сыграна и снята хорошо, соглашался с ними.
Милая Вера Петровна, как я волновалась, снимаясь с ней, ведь такая актриса! Мои руки всегда были как лед, она это чувствовала и очень умело и тонко снимала напряжение. Следя за тем, как она работала, я очень многому научилась от нее, и мне это пригодилось в последующей жизни не только в кино, но и на сцене. Много лет спустя после съемок в фильме «Мать» я часто навещала Веру Петровну, когда бывала в Москве, так же как и семью М. С. Донского, но в доме Марка Семеновича я чувствовала себя скованно, уж очень он был непредсказуем.
Букетик вербы (Юлиан Панич)
Я познакомилась с ним, когда мы были очень молоды. Произошло это в Киеве. Стояла чудесная весна, зацветали каштаны, было Вербное воскресенье, у Владимирского собора продавали вербы, и в собор вошли двое молодых людей.
Владимирский собор прекрасен, торжествен, сквозь громадные окна падают на пол солнечные лучи. Шла служба, и рядом со мной стоял молодой человек с густой черной шевелюрой, черными огромными глазами, в темно-синем перелицованном пальто, в руках он держал букетик вербы. Выходя после службы из собора, мы случайно разговорились и выяснили, что оба актеры, снимаемся на студии имени Довженко. Юля — в фильме «Педагогическая поэма», я — в фильме «Мать». Мы тогда не предполагали, что встретимся как партнеры через несколько лет в картине «Разные судьбы», а еще позже — в фильме «О моем друге».
Фильм «Разные судьбы». Режиссер — Леонид Луков. На съемке он часто на нас покрикивал — мы были молоды, неопытны и как бы вновь постигали у него актерскую профессию. Не слушаться его было невозможно, потому что результаты на экране были потрясающими, мы все открывались новыми актерскими гранями, о которых и не подозревали. Фильм имел фантастический успех, шел много лет, несколько поколений смотрело его. А мы все стали после этой картины очень популярны.
И вот как интересно: я проработала в Театре имени Ленинского комсомола 27 лет, сыграла много ролей. Но стоит приехать на гастроли в любой город, повстречаться со зрителями, как вспоминают — что? — «Разные судьбы». Порой бывало даже обидно, ведь это уже история, а я ведь вот — сегодняшняя, здесь, у вас в гостях, и порой ревновала к себе прошлой.
Так вот, во втором фильме характеры и ситуации поменялись. Если в «Судьбах» моя героиня поступает жестоко со своим мужем, то в картине «О моем друге» преданно ждет любимого с войны, и страшна для нее потеря, когда он гибнет на фронте.
Всего в двух картинах мы партнерствовали, но это были большие части нашей жизни — общие знакомые, смешные и трагические случаи. Все бывало во время съемок: и если в фильме «Разные судьбы» мне пришлось получить две пощечины от Юли — это по роли (а ручка у него будь здоров), то на съемках фильма «О моем друге» произошел другой случай, в котором пострадал сам Юля. Снимали эпизод в Калининграде, связанный с войной, в сцене были заняты Хорен Абрамян и Юлиан Панич. Пиротехник подготовил взрыв, по флажку должен был его произвести. Флажок был в руках оператора, и он случайно им махнул, а Юля в это время проверял съемочную площадку, где должен был сниматься. Раздался взрыв, мы замерли, увидели, как взметнулась земля, и в дыму — фигуру Юли. Все бросились на место взрыва, сразу вызвали машину, положили Юлину голову на мои колени и поехали в больницу. Он был контужен, ватник обгорел, но, слава богу, жив. Все обошлось благополучно, но как все перепугались!
Я вспоминаю с радостью о нашей совместной кинематографической работе, работали мы дружно, не ссорились, да и не из-за чего было, не выясняли отношений, не портили друг другу нервы, что всегда очень мешает работе. Спустя несколько лет судьба свела нас по работе в Театре Ленинского комсомола, но очень ненадолго, и вдруг отъезд Юли за границу навсегда. Меня это потрясло. Впоследствии я всегда следила за самой незначительной информацией о Паниче и наконец услышала по радио «Свобода» знакомый Юлин голос. Вечером я говорила ему: «Спасибо, Юля, спокойной ночи»; утром, если слышала: «У микрофона Юлиан Панич» — здоровалась с ним.
И вот весна 1990 года, утро, мы — друзья, знакомые, коллеги — несемся на Московский вокзал. Приезжает Юлиан Панич! Семнадцать лет мы не виделись, семнадцать лет не шли его картины. Поезд медленно подходит к перрону, и из вагона выходит тот же Юля, трогательно нас всех обнимает, как будто не было этих долгих лет разлуки!
Леонид Давыдович Луков
Этого большого, толстого, шумного человека с добрыми карими глазами я часто видела в павильоне студии имени Горького, где снималась картина «Княжна Мери». Я играла роль Веры. Он приходил, стоял, смотрел, как снимается тот или иной эпизод, где я была занята, и уходил.
Однажды меня пригласили на беседу с режиссером Леонидом Давыдовичем Луковым. Я вошла в его кабинет и увидела человека, так часто приходившего на съемку «Княжны Мери». Леонид Давыдович предложил мне сниматься в его картине, сценарий которой еще писался им и его соавтором Я. В. Смоляком. Конечно, мне, начинающей киноактрисе, было лестно получить такое предложение, и я попросила, как только сценарий будет готов, дать мне его почитать.
Рабочее название сценария было «Знакомые судьбы». Прочитав его, я была уверена, что мне поручат роль Сони, второй положительной героини, но… меня планировали пробовать на роль Тани, девушки с мерзким, отрицательным характером, и, несмотря на это, я не смогла отказаться. Героиню с таким характером я никогда не играла, это было для меня неожиданно, ново и очень захотелось попробовать себя в совершенно для меня не свойственной роли. Да и потом, такой режиссер, такие актеры — О. Жизнева, Л. Свердлин, С. Филиппов, В. Санаев; мои партнеры уже тогда были известными актерами.
Л. Д. Луков был режиссер с необыкновенной биографией. В ранней юности его очень привлекало кино, и первые шаги он сделал в качестве помощника киномеханика в Мариуполе. Ради кино он готов был на любые жертвы, и один из эпизодов его жизни это подтверждает. У него была очень густая шевелюра, и шеф, если под рукой не оказывалось кисточки для чистки аппаратуры, нередко делал ее из волос Лени, который мужественно это переносил. Это было начало, первое прикосновение к кинематографу, а дальше он сам пишет сценарий и ставит первую картину «Я люблю». Фильм не прошел незамеченным, и для молодого Лукова началась трудная, неспокойная, но очень насыщенная и интересная жизнь кинорежиссера.
Были удачи, были падения, но ясно было, что родился интересный, смелый режиссер. Картины «Александр Пархоменко», «Два бойца», «Большая жизнь» уже давали право зачислить Лукова в число незаурядных кинорежиссеров. Да, у него не было высшего кинообразования, да, он бывал и груб, и резок, но он был прямолинеен и резал правду-матку в глаза, будь то министр или случайно попавшийся под руку актер. Конечно, это не всем нравилось, но эти качества не мешали Л. Д. Лукову делать хорошие картины. Многие рафинированные, изысканные, сильно эрудированные, маститые режиссеры не принимали его творчество.
Я часто думаю, почему сейчас фамилию Лукова почти не вспоминают? Очень жаль. Работать с ним было интересно. Он приходил на съемку всегда подготовленным, точно знал, откуда, с какой точки и каким планом будет сниматься данная сцена. А ведь сейчас этого почти нет. Зачастую режиссер приходит на съемку и начинает импровизировать: отсюда снимать или оттуда?
За картину «Разные судьбы» Лукова ругали — за мелкотемье, за обилие сюжетных линий, втиснутых в одну серию. А вот сейчас я думаю, что в этом, наверное, и был секрет успеха этой картины, ведь каждый сидящий в зрительном зале мог найти для себя тему, которая бы его взволновала.
Картина «Разные судьбы» прожила большую, долгую, очень счастливую жизнь на экране. Но в моей актерской карьере она сыграла двоякую роль. С одной стороны, принесла мне невероятную популярность на многие годы, несмотря на отрицательный персонаж, а с другой — после этого фильма мне приклеили ярлык: «она злая», и из-за этого многие роли прошли мимо меня, и я ничего не могла с этим поделать. Какие бы прекрасные пробы ни были, меня не утверждали. Предложения стали поступать все реже и реже. Какой парадокс: казалось бы, успех, популярность, фотографии в каждом киоске, заграница, что тогда было большой редкостью, а сниматься я стала мало. Словно этой ролью, ролью Тани, я исчерпала все свои актерские возможности. А я ведь только начинала свой кинопуть, впереди столько планов, столько ролей. Конечно, они были, и характеры были положительные, и героини милые, добрые («Олеко Дундич», «О моем друге», «Дело № 306», «Невеста» и т. д.), и тем не менее ярлык «она злая» приклеился ко мне на долгие годы и мешал мне страшно.
Театр, театр, театр
Прошло более 15 лет, и после стольких ролей в кино я рискнула изменить кинематографу и уйти в театр. Но ведь это так непросто. В Театре имени Ленинского комсомола, в который я пришла, была самая большая сцена в городе, зал в то время вмещал 1700 человек, и услышать меня должны были зрители в самом последнем ряду. Это ведь не в кино, когда микрофон висит у тебя над головой и шепчи себе на здоровье, все будет слышно. Много, очень много трудностей пришлось преодолевать, и моим первым испытанием был спектакль «Человек со звезды» К. Витлингера, режиссер И. Рассомахин. По сути, он и решил мою судьбу в театре. Порепетировав со мной несколько сцен, Рассомахин пошел к главному режиссеру П. О. Хомскому и сказал: «Эта актриса меня устраивает». И задержалась я в этом театре на много лет. Первые мои гастроли с театром, в котором я только начала работать, были в Перми. Играла я всего один спектакль, «Человек со звезды», времени свободного было много, и я с удовольствием принимала участие в творческих вечерах — выступала перед зрителями города, с которым меня связывали детские воспоминания военных лет. Как я уже рассказывала, Ленинградское хореографическое училище, где я училась, было эвакуировано вместе с Кировским театром в Пермь. Старшеклассников поселили в самом городе, а нас, малышей, сначала поселили в глухом селе, а потом перевели в Новую Курью и разместили по разным дачам на самом берегу Камы, гд