Вклиниться в этот вал политинформации не получалось никакими силами, и Щербатов уже стал подозревать, что с этим говоруном предстоит провести весь день, когда водитель, наконец, сжалился.
– Владимирыч сказал, что тебе оторваться надо, так ты это, погодь пока. Больно уж нас держат интересно – на грани фола ребята работают, но плотно, плотненько так. Ну да ничего, и не от таких уходили. Ты, Вась, на диванчик-то приляг пока, пускай народ привыкнет, что тебя вроде как сморило. А мы в сторону Кранбери двинем, неспеша эдак. А как скажу, ты из машины прыгай. Там двор проходной, да проход кустами засажен, его из машины вовек не увидеть. Вот ты через него ломанись, и сразу на параллельную. В это время завсегда пешеходов полно, так средь них и затеряешься за милую душу. Ну что, готов? Внимание, пошел!
Машина резко остановилась, Щербатов выскочил и стиснув зубы рванул в сторону кустов, что, казалось, срослись в сплошную стену. Словно кипятком обожгло прострелянный бок, он уже представил себя, с глупой улыбкой стоящего перед парнями из наружки. Но нет, проход в кустах действительно был.
А Григыч спокойно тронулся с места и также, не торопясь, покатил дальше. Если бы Щербатов задержался, он увидел бы, как в потоке машин проехал неприметный форд, водитель которого тихо радовался, что сегодня ему достался такой спокойный объект.
Глава 16
Изначально он ехал в Штаты с тремя целями. Обнять сына, лично, без телефона и компьютера обсудить с профессором Апинисом готовящуюся монографию и получить в банке новую карту, чтобы в далекой Москве можно было тратить заработанные тяжким филологическим трудом деньги. Не слишком серьезные по местным меркам, но вполне приличные по меркам российским.
Теперь же к ним добавилась четвертая. Да какой там – первая! Обезопасить Джудит, Линду и Клода. Своего сына. А для этого понять, какую чертовщину и какая сволочь завернула здесь, в сытой Америке и там, в стремительно нищающей России.
Именно для него это могло получиться, потому что здесь, в Нью-Йорке, проживал его агент «Комаров». Два года назад этот молодой и талантливый человек подвизался на ниве отмывания грязных денег. Поэтому сейчас имелся неслабый шанс узнать у него много всякого интересного. При сохранении, конечно, граничного, самому себе поставленного условия – агент не должен быть раскрыт ни перед российскими, ни тем более местными спецслужбами.
Казалось бы, чего проще? Созвониться, встретиться. Одна беда – с прежней квартиры агент переехал. Это опер знал точно – в новый год позвонил поздравить с праздником, так ответили другие люди, не имеющие понятия о прежнем жильце.
Осталась одна ниточка – господин профессор, он же двоюродный дядя «Комарова». А где тот может быть сейчас? Только и исключительно в Принстонском университете. Либо на лекции, либо в своем кабинете. Так что нечего рассусоливать – вперед.
Но вначале в банки. Заказать карты оказалось делом минутным, но вот получить…
– Только завтра, господин. При всем уважении, поверьте, я должна выполнять инструкции, – милая девушка в строгом деловом костюме была непреклонна, как часовой на границе. – Приходите завтра в любое удобное для вас время, все будет готово. Поверьте, мы ценим, что вы пользуетесь услугами именно нашего банка.
Затем, проехав на непривычно грязном, душном метро до автовокзала, купил билет до Принстона. И уже через час шел по ухоженному, застроенному аккуратными домиками городку к знаменитому университету. Где учились и бывшие президенты страны, и, вероятно, будущие. Например, вон тот худющий негр в драных джинсах. А что, у них тут демократия, лет через двадцать могут и такого выбрать.
Так, куда ж теперь? А, вспомнил!
В холле первого этажа, как и в родном МГУ, висит расписание занятий.
Смотрим внимательно… есть! Аудитория на втором этаже, лекция только началась. Что же, есть редкая возможность наплевать на невзгоды и просто насладиться наукой.
Знакомый голос уверенно и солидно вещает что-то об Олдингтоне. Открываем дверь, тихонечко поднимаемся вверх…
– Молодой человек, вас не учили не опаздывать?
И согнулась, вжалась в плечи голова, противно засосало где-то под ложечкой, какого черта! Он давно не мальчишка! И давно не студент, к сожалению.
– Извините, профессор. Больше не повторится.
Действительно, когда еще удастся приехать в Америку.
– Секундочку, ну-ка вернитесь… позвольте – позвольте… мама дорогая, не может быть! Господа студенты, разрешите представить – мистер Бонкриштиану, собственной персоной. Наш с вами коллега, осмелившийся утверждать, что в романе «Все люди враги» автор откровенно слил концовку. Ну что, коллега, вот перед нами совершенно непредвзятая аудитория. Попробуйте ей доказать свой, мягко говоря, спорный тезис!
Чего! Чтобы московский мент начал в Америке учить будущих светил мировой филологии?! А с другой стороны, где наша не пропадала? Уж в Принстоне так точно ни разу!
– Что же, коллеги, попробуем подискутировать с вашим уважаемым профессором. Итак, для начала предлагаю вспомнить произведения Хемингуэя и Ремарка. «Прощай, оружие» и «Три товарища». Согласитесь, идея, да и сама суть этих романов не просто близки…
Из аудитории они выходились едва не в обнимку. Седой, невысокий, полноватый профессор задиристо комментировал произошедшее.
– Вот это да! Вот это диспут! Ну вы сегодня дали! Так втянуть студентов в обсуждение, так управлять аудиторией! Друг мой, какого черта вы зарываете в землю талант! Нет, я настаиваю, я просто требую, да черт возьми, я и спрашивать вас не собираюсь! Все, идем в ректорат, и вы прямо в моем присутствии пишете заявление в докторантуру! И пусть кто-либо только посмеет возразить! Кстати, вас тоже касается.
Фигасе зашел поздороваться! Здесь от него чего-то требуют российская разведка и ФБР, в Москве генерал Валько ждет отчета, в Женеве черт знает какая предстоит заваруха, и это не считая двух детей и их матерей, с которыми тоже как-то надо разбираться. Ох, господин профессор, мне бы ваши заботы.
– Айварс… простите, до сих пор не знаю вашего отчества…
– Израилевич я.
– Так, Айварс Израилевич, ради бога, ну какая сейчас докторантура! У меня с собой ни диплома, ни эссе, ни рекомендательных писем!
– Ерунда! – Апинис, намертво вцепился и в идею, и в руку собеседника. – Экзамены в марте, документы дошлете потом, за эссе сойдут те главы, которые вы мне уже прислали, а рекомендации, кроме меня, напишут еще два профессора. Вы в курсе, что их соискатели цитировали ваши работы? Нет?! – Он азартно потер руки. – Ну, коллеги, вы у меня не только рекомендации напишете, вы у меня вприпрыжку ходатайствовать побежите.
– Но экзамены! – в последней надежде отбиться воскликнул, нет, уже возопил несчастный.
Однако принявшего решение профессора было уже не остановить.
– Господи, они-то здесь при чем? Чего вы не знаете? Язык? Не смешите. Литературу? Ну да, тут надо бы подготовиться. Кому-то другому. Вы как думаете, кто будет принимать эти экзамены? Таки те самые двое высоколобых, которые уже вам должны как земля колхозу на родине наших предков. Паспорт хоть при вас? Тогда – вперед.
И московского опера, как барана на убой, повели какими-то аллеями, потом какими-то коридорами. Позднее всю процедуру оформления Щербатов вспоминал рвано, короткими кусками. Вот он заполняет бумаги, вот что-то подписывает, пытаясь изобразить нечто, отдаленно напоминающее подпись в бразильском паспорте.
В конце концов это сумасшествие окончилось тем, что какая-то пожилая дама в толстых роговых очках, седая и тощая, по-мужски пожала руку и заявила, что рада будет видеть нового соискателя на место в заочной докторантуре со всеми документами на экзаменах уже через семь месяцев. Занавес.
– Ну что, коллега, осталось самое интересное! Через пять дней извольте прибыть на предзащиту. Не беспокойтесь, не вашу, а одного нахального аспиранта одного из тех профессоров, чьи ученики так любят вас цитировать. И утверждать, между прочим, что вы не существуете! Якобы, неизвестно кто пишет монографии, а раз так, то на автора можно и не ссылаться! А пока мы просто обязаны выпить. Немедленно и крепко. В процессе вы расскажете, почему-таки не предупредили меня о приезде, как поживаете и чем вообще-то занимаетесь.
Что оставалось ответить? Только: «Угу».
Начали с пива. На этом этапе Щербатов наскоро скормил собеседнику довольно простенькую сказочку, что живет в Москве, работает литературным редактором в издательстве, печатающем западные любовные романы. При этом демонстративно проигнорировал вопрос о размере роялти иностранным авторам. Действительно, не обеднеют ребята.
Апинис отнесся с пониманием, заявив, что с таких писателей самих надо брать деньги. Нет, судить их за убийство вкуса у читающей аудитории вообще и за покушение на убийство вкуса у друга Клода в частности.
После этого, не без скрипа, но разговор свернул на самого профессора. Но тот уже оседлал любимого конька, сосредоточившись на тупых оппонентах и бездарных студентах.
Тогда родилась идея полирнуть выпитое водочкой, но родной напиток не зашел, и в качестве компромисса был выбран джин. Только после этого в разговоре замелькали родная Рига, филфак МГУ, который, оказалось, и заканчивал тогда еще товарищ Апинис. Стали мелькать педагоги, у которых учился и сам Щербатов. Тут оказалось самым трудным не влезть с какой-нибудь историей, с ними связанной. И лишь затем, когда язык профессора стал заплетаться, в разговоре мелькнул его племянник. Ради которого и были принесены все сегодняшние жертвы.
Наверное, если бы мент пил со стопроцентным американцем, оперская уловка и не сработала бы. Но на бывшем московском студенте прокатила за милую душу.
– Айварс, я не понял. Где-то здесь, можно сказать рядом, тоскует наш человек. И с нами не пьет. Может, брезгует? Нет, ты скажи, может ему компания наша не нравится?
Апинис сосредоточился, внимательно посмотрел собеседнику в глаза, поднял вверх указательный палец.