Однако сейчас об этом говорить явно не стоит, а то ведь могут и не помочь. Здесь нужны другие аргументы.
– А жена? Сколько ее на крючке держать будут? Я в ваши игры ввязался не для того, чтобы семью в заложники отдавать.
Они сидели в кабинете Сыроежкина. Разведчик – спокоен и благодушен, мент – злой на весь белый свет.
– Любая игра заканчивается. Вы все за нее ордена получите, а мы с Алкой что? Месть обозленных пиндосов?
Но в тот день пробить бодрое настроение хозяина кабинета было невозможно.
– Василий Петрович, дорогой, ваш пафос мало что неуместен, так еще мною и не заслужен. Я тут ношусь по всему посольству, отрываю от дел занятых людей, а что в ответ? Упреки и подозрения? А мы ведь с вами не только господа, но все еще и товарищи. – Он хитро улыбнулся и положил на стол визитку. – Вы лучше не ругайтесь на ровном месте, а позвоните по этому телефону господину Артуру Бухеру. Это частный детектив, услугами которого мы иногда пользуемся. Поверьте, у него достаточно возможностей, чтобы по-настоящему решить ваш вопрос. И для вас он обязательно сделает солидную скидку. А что касается всего остального…
Инструктаж, а если отбросить дружеский тон разговора, это был именно инструктаж, занял немного времени. От Щербатова требовалось лишь спокойно выехать из страны, пройти таможню и прямиком, никуда не сворачивая, отправиться домой, где и находиться до утра. А все дальнейшее передавалось в ведение московских товарищей.
И никакой задушевной беседы в конце. Поднялись, пожали руки, все. Бог даст, когда-нибудь свидимся.
А вот встреча с герром Бухером прошла куда как интересней. Беседа с этим огромным, благообразным, похожим на Жана Габена18 детективом была подробной и конкретной. Названная швейцарцем сумма вначале показалась грабительской, но в конце разговора настроение Щербатова изменилось. Если все получится, эти деньги можно будет считать инвестицией, причем очень и очень выгодной. А неудачу – приемлемым риском, без которого не бывает прибыли. Закон капитализма, это понимать надо.
* * *
Три часа над Землей. Под крылом лайнера проплывают страны, границы. Люди, которые, может, и бросят короткий взгляд вверх, туда, где медленно, словно ленивый жук по яблоку, ползет по небу самолет. Взглянут, пожмут плечами, мол, много вас таких летает, да и займутся своими делами. Важными и срочными.
А у пассажиров в этот момент нет никаких дел. Кроме как сидеть и ждать, когда этот полет наконец закончится. Эдакое прекрасное ничегонеделание над облаками. Отличное время, чтобы помечтать. Или вспомнить. Прошедший отпуск, например.
Много было у Васи Щербатова отпусков. Вынужденных, как два года назад, когда в развалившейся стране для него два месяца подбирали место службы. Такого врагу не пожелаешь – ходить в кадры, униженно ждать приема у мелкого клерка, чтобы услышать все ту же осточертевшую фразу: «Для вас свободных вакансий нет».
Но больше их было – хороших. Веселых, вольных, иногда шебутных. Пусть и не за границей. Хотя… Сейчас и Крым – заграница. Тот самый Крым, где купались, ходили в горы, а по вечерам пили вино. Грузинское, которое теперь тоже заграничное. Вот ведь бред какой.
Однако никогда отпуск не был таким… да, счастливым, безусловно, как никогда счастливым! И как никогда бестолковым. В цветущей и благоухающей Америке остались Джудит и Клод, которыми в любой момент могут заинтересоваться некие господа из «Метронома», то ли русские, то ли американцы, то ли вообще сборный интернационал.
А в не менее процветающей Швейцарии под каток неумолимого тамошнего правосудия рискует попасть Алла.
Щербатов вспомнил свой отъезд. Влажные глаза жены, повисшая на шее Аня, которой так понравилось играть с этим большим и добрым человеком, которого следовало называть «папа». Гретхен он тоже вспомнил. Эта гадюка улыбалась им всем так искренне, словно вовсе и не она подложила хозяйке грязную такую свинью. Своей работодательнице, между прочим.
Но ничего. В Штатах остался Кончак. Интриган тот еще, но именно на него в этом конкретном случае положиться можно. А в Швейцарии – герр Бухер. Дело свое знающий туго, если герр Сыроежкин не врет, разумеется.
Но все это окажется бесполезным, если уже в Москве напортачит он. Значит, первым делом – к гэбэшникам. И к мистеру Уоллесу, письмо для которого лежит в чемодане. А чемодан – в багаже. Это Сыроежкин посоветовал. Найдут в багаже – будет шанс отпереться, мол подкинули честному туристу провокаторы нехорошие. Это на вылете. А уж в родном Шереметьево опасаться нечего, там свои балом правят.
Но кто встретит? О рейсе знают и разведка, и контрразведка. Впрочем, это их проблема. Пусть сами решают.
ЧАСТЬ 4
КАЛЕЙДОСКОПГлава 30
В результате его не встретил никто.
Погрустневший от такого приема Щербатов прошел таможенный и пограничный контроль и попал в шумный поток пассажиров, бодро шагающих под нудно моросящим дождем и стремящихся добраться до Москвы с наибольшими удобствами и наименьшими потерями. Такси? Ага, сейчас, при таких-то ценах. Так что автобусом, господин полицейский, а потом на метро. И в конце – на трамвайчике. Скромнее надо быть. При вашей-то зарплате.
Вот и дом, милый дом. Двор усыпан облетевшими листьями, которым полагается быть золотыми. Но перемешанные с грязью редко подметаемых мостовых, щедро пролитые осенними ливнями и истоптанные башмаками сотен жильцов, они ничем уже не напоминают о прекрасном бабьем лете, которое вроде бы должно быть в самом разгаре.
Грязно-коричневая каша под ногами, серое небо над головой. И измалеванные яркими красками стены подъезда.
Хорошо хоть в квартире порядок.
Надо бы перекусить… он открыл холодильник… ну да, пусто. Сам его отключал перед поездкой. Чай? Тоже неплохо, но… любимая кровать, любимая подушка…
Звонок в дверь раздался, когда так хорошо спалось! Может, ну его? Ошиблись дверью?
Фигушки. Та сволочь в парадном оказалась упорной и точно знала, что хозяин квартиры на месте. Пришлось подниматься. Господи, ну кто там еще?
Твою ж мать! Через глазок на Василия смотрело искаженное кривой оптикой улыбающееся лицо Гены Остохина, опера с Лубянки. Отличного мужика, но так нежеланного сейчас, когда спать хочется.
Пришлось открывать.
– Да ты никак спал, дружище! – Оптимизм гостя вызвал откровенное раздражение.
– А телефоном воспользоваться – не судьба? – голосом Щербатова можно было белье сушить. – Или до завтра подождать?
Осокин вошел в квартиру даже не подумав спросить разрешения. Снял куртку, разулся, воспользовавшись стоявшими в коридоре тапочками и не поинтересовавшись мнением хозяина. Уверенно прошел в комнату.
– Где разговаривать будем? Предлагаю – на кухне, у тебя ж пожрать ничего нет, так я с собой принес. – Он поставил на стол пухлый портфель. – Да не стой ты истуканом, проходи, присаживайся. Чувствуй себя как дома.
Если бы так в квартире Щербатова хамил кто другой, мог бы и в глаз схлопотать.
– Чего тебя удивляет? Пока ты за границей прохлаждался, мы здесь работали. Тут вокруг твоей персоны такая карусель завертелась – Конан Дойл отдыхает, вместе с Агатой Кристи. Ты знаешь, что твой прилет амеры контролировали? Водитель ихнего посольства в толпе встречающих стоял, во как! А до дому тебя уже наша наружка вела. Только не мной выставленная. И телефон твой не я на контроль поставил. Ну как, интересно?
– Вы тут с ума посходили? – только этот вопрос и пришел на ум непроснувшемуся еще менту.
Гена подошел к окну, осмотрел двор. Затем уверенно, как у себя дома, начал открывать кухонные шкафы, доставая кружки, сахар, заварку.
– Друг мой, а где у меня презервативы лежат, не подскажешь?
– В спальне, правая прикроватная тумбочка, верхний ящик, – не моргнув глазом ответил чекист. – И да, мы действительно немного спятили по твоей милости. По крайней мере, я о подобном дурдоме слыхом не слыхивал. Успокаивает одно – крыша у всей страны едет. Президент, наплевав на конституцию, отменяет решения парламента, парламент подает иск в конституционный суд, президент просит суд иск не рассматривать. Короче, вчерашние кореша готовы друг другу в горло вцепиться. Ну да этот на цирк с конями ты еще посмотришь. Нам важнее другое – вокруг твоего убитого американца завертелись и ваши, и наши, и ихние.
Приплыли. В забугорных новостях мелькали сообщения о России, но кому, по большому счету, они там интересны? Так, шли до кучи. А тут вон оно как развернулось. Стоп! Какие еще ихние?
– В смысле?
– Проснулся? Тогда слушай.
И Остохин рассказал.
Розыск убийцы начался стандартно. Ну, почти. Если бы грохнули нашего, русского горемыку, опера для виду отбегали бы пару дней по городу, да и закинули дело на полку. Ясно ж было сразу – висяк дохлый. Такие, бывает, раскрываются, но не скоро. Если где-то исполнитель проболтается или кто-то из соучастников захочет хорошей информацией себе срок скостить.
Но в данном случае дело взяли на контроль на Петровке, так что пришлось районным операм активно изображать бурную деятельность. И вот здесь к делу проявили интерес американцы в лице знакомого Щербатову мистера Уоллеса. Мол, желаем знать, как продвигаются поиски убийцы нашего гражданина.
А вдобавок самим Щербаковым заинтересовался октябрьский райотдел госбезопасности, в лице добрейшего Владимира Евгеньевича. Посему живите теперь, товарищ майор милиции, осторожно, ходите и оглядывайтесь. Кстати, оцените степень доверия к вам! Совершенно секретную информацию о себе узнали.
Так что отныне Остохин должен встречаться с Щербатовым строго по науке, соблюдая все мыслимые правила конспирации.
– Есть догадки, откуда такая активность вокруг вполне заурядного трупа? – Гена даже не задал, пробросил вопрос как проходной, на который и не ожидал ответа.
Вот только ответ у Щербатова был. Не очень правдивый, зато заранее приготовленный. С единственной надеждой, что разведка контрразведчикам о его похождениях в Штатах не сообщит. Во всяком случае, Лисицын обещал.