– Если только догадки… – Василий сделал вид, что задумался, – похоже, что американцы к этому убийству причастны. Понимаешь, я из Швейцарии Полю звонил. Там такая хрень получилась… мальчишку должна была встретить соседка, журналистка Джудит Кэмпбелл.
Остохин сделал глоток и спросил:
– Это которая твоя знакомая?
– Да, она самая. Так вот, пока она в аэропорт ехала, ей организовали ДТП, задержали на пару часов. А парня встречал некий тип с фальшивой доверенностью, якобы именно ей выписанной.
– Знаю. Мы тут не лаптем щи хлебаем, кое-какой информацией располагаем.
Щербатов поставил чашку на блюдце и в упор посмотрел на собеседника.
– А о том, что Уоллес только вечером, перед самым вылетом узнал, что встречать его именно она будет, вы тоже знали?
– Ну… об этом же и в Штатах кто-то должен был знать, – с сомнением протянул Гена.
– Никто, кроме нотариуса. Джудит лично направила факс в посольство. Точнее, самому Уоллесу. Теперь смекай, при каких таких раскладах злодеи могли всего за день к встрече подготовиться? Заметь, в фальшивой доверенности была ссылка на подлинные документы.
– Об этом тебе тоже Поль рассказал?
Вот черт! Прокололся, как пацан. Придется выкручиваться, главное – говорить поувереннее.
– Это же очевидно – его в аэропортах сопровождали сотрудницы авиакомпании. Они могли передать парня, только если документы похитителей были безупречны. Кстати, Уоллес лично отправку мальчишки и организовывал, я сам видел.
– Круто! – Остохин даже присвистнул от восторга. – Это ж какой расклад получается! Ох, какая игра начнется! Теперь только бы нам не облажаться. Ты вот что, сейчас ложись, отсыпайся до утра. А завтра…
Они договорились о связи. Потом Гена выглянул в окно, убедился, что некая неприметная машина стоит в условленном месте. Значит, никто другой за подъездом не следит. Он уже взялся за дверную ручку.
– Ты когда мою квартиру изучил? – не удержался от вопроса Щербатов.
– Вчера, когда мы в ней жучки искали. Все чисто, но береженого бог бережет. Спокойных снов, майор.
Глава 31
Следующим утром, унылым и привычно серым этой осенью, Щербатов вышел на работу. В почти уже родное отделение. Полный разнообразных и не всегда приятных воспоминаний, шальной от туманности ближайших, да и дальних перспектив.
Окончание отпуска у оперов в принципе веселым не бывает, а уж у начальника розыска на земле тем более. Кому в здравом уме придет в голову брать на себя ответственность за новые висяки или старые проколы? Ты начальник? У тебя зарплата больше? Так сам и разбирайся с тем, что за полтора месяца накопилось.
– Старлей, вот объясни, как ты умудрился принять заявление о совершенных неустановленными лицами развратных действиях в отношении гражданки Подобрезовой? Ты чем думал?!
– Дык Василий Петрович, куда ж мне деваться было? Она такой крик подняла – дежурный прибежал, думал, я сам здесь ее того… этого… Кричала, что и в прокуратуру, и президенту жалобу накатает! Вынь ей да положь тех извращенцев. – Востряков сидел напротив сгорбившийся, покрасневший, вспотевший в холодном, неотапливаемом еще кабинете, нервно разминая могучие кулачищи.
– Леша, этой Подобрезовой пятьдесят лет! Какой извращенец на нее покусится? И где теперь ты собираешься их искать? Что, трудно было поговорить с женщиной, чаем напоить, в конце концов? Разговаривать! Разговаривать с людьми надо, а не бумажки от них коллекционировать. Учу тебя, учу, а все как об стену горох. На следующей неделе проверка по преступлениям сексуального характера. Так мне что, вот этим – он бросил на стол несчастное заявление со штампом «Зарегистрировано» – перед комиссией предлагаешь отчитываться? Ты за пять дней хоть что-нибудь по нему сделал?
Расстроенного, осознавшего свою вину и общую ничтожность в великом деле сыска Вострякова хватило лишь на шумные вздохи. Что сделано? Ничего. Преступники не найдены. Но это же не значит, что ничего не делалось! Свидетелей нашел, опросил, да только все без толку – никто не запомнил троих мерзавцев, выскочивших из подворотни и с пьяными криками набросившихся на несчастную женщину.
В этот момент зазвонил телефон.
– Василий Петрович, это дежурный. Тут заявительница пришла, Вострякова спрашивает. Говорит, очень нужен.
– Кто такая? – спросил Щербатов, крайне недовольный тем, что кто-то прервал столь бодро начавшийся разнос.
– Гражданка Подобрезова…
– Кто?! Держи ее… нет, скажи, что сейчас сами подойдем!
И уже к подчиненному:
– Вот он, твой момент истины. Что хочешь делай, но чтобы заявление она забрала!
Вострякова как ветром сдуло. Но и сам начальник решил спуститься, взглянуть на эту престарелую жертву сексуального насилия.
Однако!
У забранного решеткой окошка дежурного стояла прилично, со вкусом одетая стройная дама. Скромный серый плащ, белоснежная водолазка и черные брюки, заправленные в черные полусапожки. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – так одеть женщину ни одному менту не по карману.
Неброская укладка седеющих волос, минимум макияжа на пусть и немолодом, но ухоженном лице. Господи, какая же она была лет двадцать назад!
Щербатов бросил взгляд в приоткрытую дверь – там, прямо напротив отделения, припарковалась не крутая, но вполне приличная иномарка.
Так что, вот эта дама орала здесь, как базарная торговка? Это если Вострякову верить. Или все так и было, а перемена в поведении имеет другие причины?
– Алексей… вы же разрешили называть вас по имени, молодой человек? – смущенно, словно чуя за собой какую-то вину обратилась она к оперу.
Тот кивнул. Солидно, словно снисходя до заявительницы.
– Так вот, Алексей. Я прошу вас прекратить поиски. Понимаете, – взрослая женщина замялась и даже покраснела, став немного похожей на провинившуюся школьницу, – произошла досадная ошибка… я тогда неверно оценила ситуацию… Вот и Эдуард, – кивок в сторону стоявшего чуть в стороне мужчины, – такого же мнения.
Василий присмотрелся к новому персонажу. Высокий, подтянутый, широкоплечий. Аккуратно постриженные курчавые седые волосы. Длинный черный плащ, модные ботинки. Немолод, но красив. Точнее – импозантен. Да, именно это слово подходило к этому мужчине.
– Отлично! – Щербатов решил вмешаться, не пускать дело на самотек. – Уважаемая, Алексей Антонович немедленно оформит все необходимые документы, прошу пройти с ним. А вас, Эдуард, я попрошу задержаться. Прошу, вот здесь будет удобно.
И, не спрашивая желания господина, крепко взял того под локоть и провел на второй этаж в свой кабинет.
– Ну здравствуй, Тенор, давно не виделись. Рассказывай, что случилось на самом деле.
– Василий… простите, отчество забыл… – Мужчина замялся, потом театрально шлепнул себя ладонью по лбу. – Ах да, Василий Петрович, ну конечно же! Сколько лет, сколько зим. М-м… двенадцать, если точно. Из них два, загубленных по вашей милости, прошу заметить. А вы все на службе, как я погляжу.
Щербатов еще раз присмотрелся к гостю. Очень интересно. Манукян Эдуард Вазгенович, погоняло – Тенор. Объект первой разработки молодого опера был посажен на три года… ну да, двенадцать лет тому назад. Постарел? Нет, скорее заматерел.
– Ты не ответил на вопрос.
– Бизнес по-русски, чего непонятного? Женщина не захотела работать с людьми, люди нашли аргументы. Вначале не очень убедительные, потом – очень. И что теперь? Вы что ли ее защитите?
М-да… тут он, к сожалению, прав. Нет у милиции такой возможности. Наказать – ну, худо-бедно можно. Во всяком случае, попытаться. А защитить – увы. Ни сил, ни бюджета.
– А ты здесь при чем? В альфонсы переквалифицировался? И имей ввиду, если решишь развести бабушку…
– Кого? Это – бабушка? Побойтесь бога, она любой молодухе фору даст. Да и нет у меня никаких таких планов, жизнь-то изменилась! Я теперь бизнесмен, да, причем серьезный, прошу заметить. Как и госпожа Подобрезова. Партнеры мы, бизнес у нас аптечный, на паях… ну, дело не только в деньгах, но, если честно, но… в общем, кидать ее мне никакого смысла нет.
Действительно, изменилась жизнь. Двенадцать лет назад этот Тенор лихо шпилил на катране, который, словно в насмешку, обосновался в шикарной квартире прямо по соседству с Октябрьским райуправлением милиции, где начинал милицейскую службу молодой выпускник филфака.
Тенор успешно потрошил карманы и богатых цеховиков, и крутых воров, никому не давая пощады, но и не нарываясь на серьезные разборки. Был он великим математиком или уникальным шулером, так и осталось тайной, но точно известно, что за руку его никто ни разу не поймал. Так и жил бы себе да не тужил этот катала, но однажды имел он неосторожность в пух и прах обыграть сына директора антикварного магазина, что мирно торговал себе на бывшей улице Димитрова.
Директор обиделся не столько на потерянные деньги, сколько на ту легкость, с какой они поменяли хозяина. Ну и обратился к начальнику РУВД. А тот аккурат за день до печального события купил в магазине статуэтку в подарок одному генералу. Купил с помощью директора и за цену… в общем, об истинной стоимости скромной мраморной фигурки он мог только догадываться.
В благодарность начальник РУВД приказал «разобраться и прекратить». Грозный приказ, проскакав по ступеням служебной лестницы, обосновался в самом низу – у Щербатова. Который за месяц выполнил его так, что прожжённым адвокатам осталось лишь развести руками.
И сейчас этот самый Тенор стоял в кабинете и с усмешкой смотрел на покрашенные дешевой краской стены, протертый линолеум и старую мебель.
Пока воодушевленный недавним разносом Востряков опрашивал госпожу Подобрезову, чтобы ни один прокурор к отказному постановлению не придрался, старые знакомые вспомнили былое и даже махнули по рюмочке коньяка. Армянского, но не дешевого. Василий держал такой в сейфе не пьянства окаянного ради, а именно таких встреч для. С людьми интересными и перспективными. Очень уж запала в оперскую душу оброненная Тенором фраза, что занимается он со своей партнершей торговлей лекарствами, и многие серьезные игроки этого рынка – хорошие его знакомые.