ай… Каргин же был не принц, а только старший лейтенант.
Затем повстречались ему Зиночка, Нина и Марина, и на последней из них, женщине практичной и хозяйственной, Каргин застрял на целый год. Вроде бы она его любила – весь третий курс, пока он заканчивал Школу; потом его зачислили в «Стрелу», и тут Марина взбунтовалась. Она была постарше Каргина, с двухкомнатной квартирой, папой в Министерстве транспорта и неудачным опытом семейной жизни – таким, после которого ценят мужчин непьющих и надежных. Каргин ей вполне подходил, и замуж хотелось, но при условии, что дорогой супруг не станет мотаться ни в Кувейты, ни в Боснии с Ираками, а осядет в Москве при транспортном папе, сделавшись годам к пятидесяти железнодорожным генералом. Что вполне могло случиться: папа у Марины был в чинах.
Каргин, однако, тем соблазнам не поддался и все-таки отправился в Кувейт, потом в Ирак, а возвратившись, обнаружил, что вакансия исчезла. Выходит, не той оказалась Марина подругой, не боевой, не подходящей в жены офицеру… Он плюнул и уехал в Краснодар. Неделю там переживал, расстраивался, потом решил, что не судьба, и, отгулявши отпуск, отбыл на сербо-хорватскую войну.
Так и пошло-поехало: война, передышка и снова война… Высшая школа внешней разведки, «Стрела», Легион, Ближний Восток, Европа, Африка, Америка… Теперь вот остров в Тихом океане… Какого черта он тут делает?.. Вот принесло так принесло – к старой акуле Патрику, к миллиардерским наследникам, к Мэлори, Ченнингу да их разборкам! А для чего? И по какой причине?
Он стоял покачиваясь и старался вспомнить. Деньги? Тяга к перемене мест? Поиски судьбы? Ну, так вот она, судьба: сгинет на проклятом острове, если не в манграх, так в скалах, не в скалах, так в болоте…
– А мог бы стать железнодорожным генералом… – пробормотал Каргин на русском и вдруг обнаружил, что он не в одиночестве.
– Керк-сан! Ты что говоришь, Керк-сан? Не понимаю!
Том держал его за пояс и, кажется, хотел взвалить на спину с винтовкой и всем трофейным барахлом. Вздрогнув, Каргин глубоко втянул солоноватый, пахнувший морем воздух, отсторонился и поднял голову. Уже совсем стемнело, первые звезды робко мерцали на небе, а над восточным горизонтом, у самых остроконечных пиков скал, повисла ущербная луна.
– Не надо, дружище… сам дойду… мешок возьми, вот этот. Сейчас передохнем немножко и двинемся.
Он сбросил глухо брякнувший мешок, повел плечами и сел на землю, покрытую слоем опавшей листвы. Винтовку, однако, Каргин не оставил, а нежно прижимал к себе. Сейчас она являлась стержнем, вокруг которого вращались его мысли; очнувшись от раздумий, он уже соображал, как влезет на какой-нибудь утес или на дерево в парке и отстреляет с двух километров пару-другую обойм. Что там Кренна, крысюк долбанный, толковал о приложении к ВИП-персонам? Вот и приложит его приложение… Лишь бы на мушку попался…
Японец тоже сел, погладил увесистый мешок, нащупал консервные банки и ствол автомата. Глаза его раскрылись шире, белки блеснули в темноте.
– Откуда, Керк-сан?
– «Ингремы» – от покойничков, а провиант из бункера, – пояснил Каргин, прислонившись спиной к мохнатому пальмовому стволу. – Здоровый бункер, Томо! В два этажа, со складом и казармой, с хозяйскими покоями… Эти, в черном, спустились вниз, открыли дверь у свалки и выставили часовых. Ну, с часовыми я разобрался… – Он обнаружил, что без мешка, оседлавшего шею, дышится гораздо легче, и, приободрившись, повторил: – Разобрался, влез на склад, пошарил там и кое-что экспроприировал. Ты против компота из персиков ничего не имеешь?
Том помотал головой.
– Подожди, Керк-сан… Кто – эти? Ты ведь их видел, верно? На кого похожи? В самом деле террористы? Или китайцы? Или…
– Ни то и ни другое. Профессионалы. Похожи на белых наемников, таких же, как… – Он хотел сказать «как я», но поперхнулся. Все же наемник наемнику рознь, мелькнуло в голове; есть гепарды, и есть крысюки.
– Наемники… – задумчиво протянул Тэрумото. Потом добавил, будто подслушав мысли Каргина: – Это ни о чем не говорит. Мы ведь тоже наемники, Керк-сан. Наемник просто орудие вроде клинка, а хозяин тот, кто держит меч за рукоять. Не с мечом сражаются, с человеком… Тебе известно, кто он? Кто подослал убийц на остров?
С минуту Каргин молчал, колеблясь и соображая, посвящать ли Томо в хитроумные планы Мэлори, затем решил, что делать этого нельзя. Как объяснишь, откуда он ведает об этих планах? Сознаться, что сам причастен к совершенному разбою, к гибели Патрика и населения Иннисфри? Сказать, откуда те наемники и кто их нанял? Пожалуй, откровенничать не стоит. Японец парень свой, но все поймет ли правильно? А не поймет, так что подумает? Сомнения же в чести командира рождают нерешительность, а это для бойца фатально…
Он сделал отрицательный жест.
– Не знаю, Томо, и даже не имею подозрений. То есть подозрения, конечно, есть, но цена им – горсть песка в пустыне.
Японец пошевелился, лунный свет скользнул по его непроницаемой физиономии и темным волосам, сделав их на мгновенье серебристыми. Губы Томо дрогнули.
– Все же подозрения есть… Могу я спросить, какие?
– Ну, например… – Каргин наморщил лоб. – Ты ведь знаешь, что старик не любит англичан, зато неравнодушен к ирландцам? То есть был неравнодушен… великий народ, священники, воины и все такое, все, как один, из благородных древних эрлов… Возможно, он финансировал ИРА, снабжал оружием, взрывчаткой, оказывал различные услуги, спасал и выручал. Возможно, без его поддержки ИРА и месяца не проживет, отбросит костыли. Соображаешь, Том? Сладкий сон премьер-министра и британской королевы!
– Эти люди… ты думаешь, они похожи на английских коммандос? – нахмурившись, спросил Тэрумото.
– Я ничего не думаю, но точно знаю, на кого они не похожи. Не арабы, не китайцы, не чернокожие и не индейцы-ирокезы с озера Онтарио.
Томо юмора не понял, поинтересовался с серьезным видом:
– А что, с ирокезами у Халлоранов тоже были счеты?
– Ноль информации, – сказал Каргин. – Я, видишь ли, не очень осведомлен в истории их семейства. Может быть, даже у Юлия Цезаря были к ним претензии. Или у Наполеона.
Он поднялся, чувствуя, что хоть немного, да отдохнул. Перед глазами уже ничего не прыгало, руки и ноги не дрожали, и даже царапина на ребрах вроде бы не беспокоила. Сунув ладонь в прореху комбинезона и приложив ее к повязке, он убедился, что ранка почти не кровоточит, вытер пальцы о штанину и пробормотал:
– Черт с ними, со счетами Патрика, ему теперь судья Господь. Наша задача – выжить! Выжить! Нам бы только ночь простоять и день продержаться…
Томо вскочил, взвалил мешок на плечи, уставился на руки Каргина.
– Кровь? Ты ранен, Керк-сан?
– Пустяки, осколком зацепило. Просто вымотался. Весь день сплошная беготня и суета.
Весь день и всю жизнь, подумалось ему. Может, на каком-то перекрестке не туда свернул? Может, права была Марина – посватался бы к папе-железнодорожнику, не знал сейчас хлопот? Или пошел бы к Перфильичу в «варяги»… тоже работа не пыльная: бей бандюг, спасай купцов-торговцев и стриги капусту! Тишь, гладь и красота! Но если вдуматься, сытая жизнь ведет к инфаркту, а бегать полезно для здоровья. Побегаешь, посуетишься – глядишь, до чего-нибудь и добежишь. Например, до Кэти Финли, ласточки…
Каргин представил ее лицо, яркие губы, карие глаза под арками тонких бровей, и вздохнул. Жаль, что подруга не прилетела! Это с одной стороны, а с другой – счастье, что ее тут нет.
Он посмотрел на часы – было двадцать один ноль-пять, время не слишком раннее, но и не позднее: как раз, чтобы выспаться и на рассвете залезть куда-нибудь повыше да приложить десяток крысюков. С этой мыслью Каргин поднял винтовку, кивнул Тэрумото и зашагал к темневшим над пальмовой рощей скалам Хаоса.
Глава 13
Иннисфри, Хаос и Нагорный тракт;
ночь с 23 на 24 июля
Минут через сорок Каргин уже блаженствовал у крохотного костерка, мерцающего в глубине пещеры. Его царапина была промыта и перевязана, голова покоилась на круглых девичьих коленях, в ногах, прислоненная к стене, поблескивала винтовка, а под руками – так, чтоб дотянуться – стояли вскрытые банки с тушенкой и компотоми. Часовые, Тейт и Слейтер, несли дежурство у входа в грот, японец подбрасывал ветки в огонь, и даже Нэнси была при деле – гладила шею Каргина и щекотала за ухом.
Пир души, именины сердца! Не хуже, чем в Вальгалле. Пива, правда, нет, зато имеются банка персиков и рыжая валькирия…
Единственный диссонанс вносили Боб и Хью, принц-наследник с референтом. Сквозь наплывавшую дрему Каргин лениво прислушивался к ним; голос Арады был холоден и спокоен, Паркер горячился, и в его раздраженном баритоне то и дело проскальзывали визгливые нотки. На этот раз спорили не о наследственных правах и не о том, кому положено снимать и назначать, а о вещах конкретных. Вопросов было два, очень знакомых любому россиянину: кто виноват и что теперь делать. Бобби винил в случившемся уже не столько стражей-латиносов, развратников, пьянчуг и нерадивых слуг, сколько старого Патрика и, не скупясь на сочные эпитеты, нес дядюшку по кочкам – за неуступчивость в делах с клиентами и жадность; Арада пытался его защитить, доказывая, что если человек не беспринципен, не склонен к алчности и не способен обувать партнеров на все четыре колеса, то он не бизнесмен. Во всяком случае, пушками ему не торговать; мылом – еще куда ни шло.
Дискуссия по первому вопросу была бесплодной, как арктические льды; второй был, в принципе, поинтересней, но спорщики и тут стояли каждый на своем. Арада полагал, что делать ничего не нужно, а лишь сидеть в пещере, следить за небом, есть персики и заедать тушенкой. Связь с островом отсутствует, и в штаб-квартире рано или поздно должны забеспокоиться – хотя бы необъяснимым молчанием в день юбилея босса. Значит, надо прятаться и ждать; сутки-двое – и кто-то непременно прилетит, или из Фриско, или из Кальяо. Ясное дело, прилетит! Не та фигура мистер Халлоран, чтобы забыли о нем и о его «бездее»!