Пара ног, не моих, на краю бассейна. Розовый лак на ногтях. Это не мои ноги. Выше – пышный голубой сарафан. Моя рука чуть-чуть дрожала, когда я рассматривала следующий снимок. Та же самая женщина, на этот раз в бледно-голубом платье. Спиной к фотографу, но я все же многое увидела: загорелую спину, белую бретельку лифчика, упавшую с ее правого плеча. Пышный подол, колыхавшийся при ходьбе. Кто она такая?
Я с трудом заставила себя взглянуть на следующее фото. Опять та же особа, на этот раз в белой кружевной камисоли. Я не могла определить, где она находилась. В номере отеля? На каком-то диване? Я оторвала взгляд от экрана и подумала, не начались ли у меня галлюцинации? Такое просто невероятно. Зачем Эрику хранить эти фотографии на своей камере? Он никогда бы не стал встречаться с кем-нибудь еще. Я внимательно рассмотрела фото, надеясь обнаружить на нем какую-то подсказку, и заметила в углу край газеты. Я прищурилась. «Чикаго трибьюн». Тут я вспомнила. Эрик летал в командировку в Чикаго за пару дней до Дня святого Валентина. Он прилетел домой утром 14 февраля. Когда я встретила его в аэропорту, он подарил мне дюжину красных роз. Я чуть не задохнулась. Нет, не может быть такого, мои подозрения неоправданны. Неужели я схожу с ума?
– Смотрите! – крикнул Грэй.
Я опустила камеру и сообразила, что я слишком погрузилась в свои мысли и даже не заметила, что Грэй проснулся.
– Что такое? – спросила я.
– Самолет! – сообщил он.
Это открытие стерло всю сердечную боль, которую я чувствовала, стерла ее словно маркерная доска. Я могла думать только о том, чтобы поскорее покинуть этот плот, чтобы нас спасли. Я услышала самолет. Его рокот приближался. И тут я увидела его. Маленький самолет, вероятно летавший от одного острова к другому. Мы с Грэем неистово махали руками, орали до хрипоты. Я подумала о том, чтобы воспользоваться зажигалкой Луизы, зажечь что-нибудь и помахать над головой. Но пока я искала ее, самолет уже пролетел.
– Может, они увидели нас и хотят развернуться, – предположила я. Мое сердце все еще бешено колотилось от притока адреналина.
Грэй кивнул. Мы долго не отрывали глаз от неба. У меня даже заболела шея. Но время шло, а самолет не возвращался. Я вспомнила про фотографии и снова взялась за камеру. Может, я что-нибудь пропустила. Может, это была ошибка. Я решила взглянуть еще раз и досмотреть остальные фотографии в альбоме, но экран был темный. Я выключила и включила камеру, но тут же поняла, что аккумулятор наконец окончательно сел.
– Что с вами? – спросил Грэй.
Я не знала, что и сказать. Мне казалось, что я разучилась говорить; внутри меня что-то застыло. Я вдруг заплакала. Это были бурные, сотрясавшие душу рыдания, рвавшиеся откуда-то из глубины души, из тайной каморки, которая так долго была заперта, но теперь открылась, и поток заплесневелых, презренных эмоций яростно вырвался на поверхность.
Грэй обнял меня и утешал словно ребенка.
– Ну, ну, – нежно говорил он; я даже не подозревала, что он способен на такую нежность. – Не плачь, Шарлотта. – Шарлотта. Он впервые назвал меня по имени или, вернее, правильным именем. – Все будет хорошо, у тебя и у меня, вот увидишь. Скоро мы приплывем к какому-нибудь острову. Я уверен. – Я лишь кивала, рыдая на плече у этого незнакомого мужчины. Я не говорила ему, что плакала из-за разбитого сердца. Не говорила, что мне уже было все равно, доплывем ли мы когда-нибудь до суши. Я сдалась. – Не плачь, Шарлотта, – повторял он вновь и вновь. Его голос звучал возле моего уха, а меня захлестнула волна усталости. Я закрыла глаза и слышала его шепот: – Пожалуйста, Шарлотта, держись. Еще немножко. Мне надо, чтобы ты держалась.
* * *
Когда я открыла глаза, солнце уже поднималось над горизонтом. Грэй спал рядом со мной. Я была смущена, ведь я спала в его объятиях, и удивилась, что он обнимал меня все это время. Удивилась, что он не отпустил меня.
Я потерла глаза. Прошлый вечер казался мне кошмарным сном. Я вспомнила про снимки в фотоаппарате и решила, что их, вероятно, снял кто-то другой. Эрика на них не было, так что, может, не он держал тогда камеру. Возможно, снимки имели какое-то отношение к его работе в рекламном агентстве.
Грэй зевнул рядом со мной, потом улыбнулся.
– Еще один день, – сказал он.
Я кивнула.
– Я вот что подумал, – продолжал он. – Мы можем есть морские водоросли.
– Водоросли?
– Да, – ответил он. – Например, ламинарии.
Я наморщила лоб:
– Ты можешь есть такую дрянь?
– Но ведь они продаются в «Лавках здоровья»?
– Пожалуй, да, – ответила я со скептической улыбкой.
– Тогда почему бы нам не вытаскивать их из океана и не есть свежими?
– Пожалуй, – согласилась я, пожав плечами. Честно говоря, я была такая голодная, что могла съесть что угодно. И ела. Вчера мы с Грэем поделили вишневую помаду Луизы. Даже на вкус она была не слишком плохая, и мы решили, что нефтяное желе дало нам несколько калорий.
Грэй перегнулся через край плота и подцепил веслом плеть ламинарии, длинную, зеленую и покрытую слизью.
– Ты первый, – сказала я, разглядывая круглую шишку на плети. Я сжала ее и решила, что она напоминала кухонную спринцовку для индейки.
Грэй оторвал полоску ламинарии и положил в рот. Он жевал медленно, методично.
– Знаешь, – сказал он, – в общем, не так плохо. – Он оторвал другой кусок и протянул мне. – Вот. На вкус это как… цыпленок. Попробуй.
Я немедленно попробовала. Ламинария была солоноватая и слегка отдавала рыбой. Странно, но она была на удивление сытная, если учесть, что я не ела много дней. Мы поделили остатки водорослей, потом Грэй стал вытаскивать другие. Он доставал разные морские растения, одни были длинные и гибкие, другие грубые с какими-то пузырями. Мы пробовали их, потом решили высушить их на солнце, чтобы они стали хрустящими.
Позже пошел дождь, и мы набрали в ведро несколько дюймов воды, потом черпали ладонями воду, собравшуюся на плоту, и добавляли ее к нашему запасу. Я попила, потом Грэй сделал то же самое. Не знаю, сколько прошло времени, когда у меня начались боли в животе. Через несколько часов, может, больше. Судороги были частые и свирепые, словно кто-то резал ножом мои внутренности. Грэй тоже схватился за живот.
– Это водоросли, – сказал он. – Может, мы съели что-то несъедобное.
Я сердито посмотрела на него, потому что это была его идея, потом застонала, когда начались новые судороги. Я тосковала по туалету, имодиуму, уединению.
– Мне срочно надо в ванную, – сказала я. Я велела Грэю отвернуться и решила, что самый простой и безопасный способ – это… сделать свое дело прямо в ладони. Я присела на корточки, подставила руки, рассчитывая поймать то, что выйдет из меня, тут же бросить в волны и помыть руки. Но из меня вырвался только громкий треск. Я почувствовала себя просто ужасно, потому что Грэй это слышал. Я была страшно унижена.
– Мне тоже надо, – сказал он.
– Что нам делать? – спросила я.
– Прыгнуть в воду, – сказал он. – По очереди, чтобы не опрокинуть плот.
– Нет, – отказалась я. – Я не хочу прыгать. Боюсь акул.
Он кинул мне скомканную розовую майку Луизы.
– Тогда воспользуйся вот этим.
Я кивнула, а он спустился в воду. Он пробыл возле плота несколько минут, а я подложила майку под себя и сделала свои дела. Судороги почти прошли. Пока Грэй залезал на плот, я выбросила майку в океан. Плот зачерпнул немного воды, но мы быстро вычерпали ее.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.
– Намного лучше, – ответил он.
– Я тоже, – сообщила я. Но при этом я чувствовала себя опустошенной, растерянной, невероятно отчаявшейся. Нам оставалось недолго. Мы оба это понимали.
Глава 8
Вокруг было темно. Я не понимала, то ли это середина ночи, то ли скоро забрезжит рассвет. Я была слабая, сонная, и, вероятно, у меня мутилось сознание. Я посмотрела на Грэя, но в тот же миг увидела лицо Эрика и не сразу поняла, что это галлюцинация. Эрик спал рядом со мной. Почему я проснулась? Я что-нибудь услышала? И тут же мои глаза различили вдалеке искру света. Она плясала под поверхностью океана, словно дразня меня, и сначала показалась лучом фонарика, направленным на воду. Может, близко от нас плывет лодка? Я подергала Грэя за руку, но он даже не пошевелился.
– Проснись, – сказала я. Теперь даже разговор забирал у меня энергию, которой уже не осталось. – Я что-то увидела.
– Что такое? – пробормотал он.
– Видишь те огни?
Грэй потер глаза и кивнул.
– Да, что это? – спросил он.
– Не знаю, – ответила я.
Он схватил весло и начал грести в сторону огней, но они ускользали от нас. Они двигались, словно хотели, чтобы мы следовали за ними.
Грэй вгляделся в огни, потом повернулся ко мне:
– Вероятно, это фосфоресценция.
– Фосфор… что?
– Химическая реакция, которая происходит в воде, – объяснил он. – Ее вызывают бактерии или крошечные морские организмы. Вроде океанских светлячков.
– Да? – разочарованно отозвалась я.
Грэй кивнул.
– Я видел такое свечение ночью возле дома моего деда на острове Каталина, – сказал он. – Думаю, это означает, что мы находимся недалеко от суши.
– Правда? – воскликнула я, вглядываясь в ночной мрак. Луна скрылась за облаками, и я не понимала, правда ли мы находились близко от берега или дрейфовали дальше в открытый океан. Пожалуйста, пусть земля будет близко. Пожалуйста.
– Возможно, – ответил Грэй. Он греб и греб, следуя за огнями. Через час или, может, больше, он устал. Я поняла это по его дыханию, хриплому и затрудненному.
– Давай я буду грести, – сказала я. Он неохотно протянул мне весло, и я стала грести быстрее – по одному гребку по обе стороны плота. Вскоре у меня заболели плечи, руки сводили судороги. Меня мучила жажда, но у нас опять кончилась вода. Голод был моим привычным состоянием, он сидел внутри меня и глодал своими челюстями мое нутро. У меня сильно болела голова. Я мечтала о таблетке адвила. Я мечтала о многих вещах. Я опустила весло в воду справа от плота и вдруг за что-то задела.