Грэй кивнул, оглянулся и посмотрел на жену, сидевшую в дальнем конце стола рядом с сестрой, ее будущим мужем и горсткой людей, чьи имена он не запомнил, – все приехали на завтрашнюю свадьбу. Все взгляды, как всегда, были устремлены на Селесту. Она практически была королевой бала, что неудивительно. Селеста всегда была королевой бала. Но Грэй жалел ее сестру Клодину. Да, ей всегда не хватало обаяния ее старшей сестры. Нос у нее был чуточку великоват, а рот слегка маловат. Но это был ее предсвадебный ужин. Селесте нужно было держаться скромнее и незаметнее.
Грэй вернулся к столу. Жена похлопала его по руке, сказала «спасибо, дорогой» и, сделав большой глоток, повернулась к шаферу жениха – как-там-его, молодому адвокату из Нью-Йорка. Селеста быстро затеяла беседу. Когда поблизости оказался официант, Селеста показала на свой бокал, чтобы он снова наполнил его. Грэй и Клодина переглянулись.
– Селеста, – сказал Грэй, легонько кашлянув. – Может, нам пора уходить?
– Ах, милый, – ответила она. – Ты ведь знаешь, что я не сторонница твоего безумного больничного режима. – Она повернулась к этому-как-там-его: – Мой муж просыпается в шесть часов утра, даже когда не работает в больнице.
Как-там-его покачал головой:
– Я до полудня совершенно никакой.
– Я тоже, – поддакнула Селеста.
Грэй пожал плечами и посмотрел на Клодину, словно говоря: я пытался.
– Тогда ладно, – сказал он, вставая, потом нагнулся и поцеловал жену в щеку. – Я пойду в бунгало.
– Не жди меня, милый, – сказала Селеста, хлопая ресницами.
Грэй прошел вдоль пляжа, мимо лужайки, где завтра должна была пройти свадебная церемония, мимо бассейна и бара к бунгало на пляже. На полу лежали, раскрытые, четыре огромных чемодана его жены. Он перешагнул через них, взял свой небольшой рюкзак и достал майку. Потом снял видео для своей матери, жившей в Денвере. Он любила это место. Они недолго поговорили по телефону и попрощались. Грэй достал флакон с лекарством из бокового кармана рюкзака, сунул пилюлю в рот, сделал глоток из бутылки с водой «Фиджи», стоявшей на столике, и закутал ноги простыней. Еще никогда рай не казался ему таким одиноким.
* * *
Грэй открыл глаза. В дверь бунгало громко стучали. Спросонья он ничего не понимал. Может, ему все снилось? Окончательно проснувшись, он увидел, что рядом с ним не было Селесты. Ему слабо вспомнился кошмарный сон. Кровь на его руках. Крики. Мольба на лице его жены. Он сел в постели с бешено бьющимся сердцем.
– Кто там? – Он вскочил с кровати и поискал на полу свои брюки. Надел их, застегнул молнию и отпер дверь. Там стояла Клодина. На ней лица не было. По ее щекам текли слезы, смешанные с черной краской для ресниц.
– Селеста умерла! – воскликнула она.
* * *
– Грэй, ох, я… не знаю, что и сказать.
– Ее убили, – продолжал он.
– Кто?
– Мы не знаем, – ответил он. – Но у меня есть подозрения.
– Я… у меня нет слов.
– Не надо ничего говорить, – вздохнул он.
Мы надолго замолчали, потом я снова задала ему вопрос:
– Вы были счастливы?
– Когда-то давно – да, были.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда мы только что познакомились, – ответил он. – Тогда она была другой. Не такой материалисткой и пресытившейся особой, какой стала потом. Когда мы познакомились в колледже, в ее словаре не было слов «Луи Виттон». Она была милой, простенькой девочкой из Айовы. Селестой Литлтон. Он улыбнулся.
– Она так изменилась? Почему?
– Вероятно, по моей вине. Я много работал. Уходил в шесть утра и иногда возвращался домой около полуночи. На нее у меня почти не оставалось времени.
– И она была недовольна?
Он кивнул:
– Я пытался найти способ вернуться к тому, с чего мы начинали, но после всех лет это было… слишком поздно.
– Мне жаль, – вздохнула я.
Он отвернулся.
– Грэй, – сказала я после паузы, – почему ты отправился в круиз?
Он улыбнулся себе под нос.
– В наш медовый месяц мы ездили в такой же круиз. Мне хотелось вспомнить, как все было… в счастливые времена.
Я кивнула.
– Кстати, – сказал он, привстав, – как твой лоб? – Я почувствовала кожей его пальцы, и мое тело наполнилось зарядом энергии, какого у меня не было со времен… Эрика. Я скучала по таким прикосновениям. Я скучала по… любви.
– Лучше, – сказала я, застыв, не шевелясь, когда его рука переместилась с моего лба на голову и ласково погладила мои волосы. А я закрыла глаза и думала, какую боль он носил с собой после смерти жены. Мы лежали и смотрели друг на друга, потом я, поддавшись порыву, дотронулась до его щеки, а его рука скользнула с моей головы на шею. Он провел пальцем по моей ключице, и меня внезапно пробил от головы до пальцев ног электрический разряд.
Грэй прижал меня к себе, и я уступила, с наслаждением ощущая его тело, прижавшееся ко мне. Я чувствовала его всего, целиком, и когда его губы сблизились с моими, я не противилась.
Наше прошлое было скорбным. Наше будущее неизвестным. Но одно не вызывало сомнений: сейчас мы нуждались друг в друге.
* * *
На следующее утро, когда я открыла глаза, я почувствовала губы Грэя на моей щеке.
– Привет, – улыбнулся он.
– Привет, – прошептала я. Где-то недалеко закричала морская птица. Я вспомнила, что случилось прошлой ночью. Руки Грэя, обнимавшие меня, его поцелуи, мои крики. На моей ноге засохла кровь, но он ничего не сказал о моих месячных.
Я внезапно села, подумав об Эрике. Подумав о моем муже.
Грэй тоже сел.
– Все в порядке?
– Нормально, – ответила я. – Все нормально. – Я встала, стесняясь, прикрыла свое голое тело майкой и обтрепанными шортами и вышла наружу, чтобы одеться снаружи. – Сейчас я займусь завтраком.
Я хлопотала у огня. Через некоторое время Грэй подошел ко мне.
– У меня для тебя сюрприз. – Он держал руку за спиной.
– Что?
Он показал мне небольшую рыбку, с ее плавников текла свежая кровь.
– Это групер, морской окунь, – сказал он. – Во всяком случае, я так думаю.
Я кивнула.
– Я только что проткнул его перочинным ножом. Он плавал в луже, оставшейся от прилива.
– Ого, – бесстрастно отозвалась я. – Спасибо.
– Ты не рада? – спросил Грэй, обиженно посмотрев на меня, и сел рядом.
– Нет, – ответила я, – то есть да, конечно рада. Просто… слушай, то, что было ночью… не должно повториться. Я замужем. Я…
– Это не повторится, – ответил Грэй строгим тоном, словно разговаривал с сиделкой в больнице.
Он вытащил из рыбы нож, оставил ее на камне у костра и снова ушел на берег.
* * *
Грэй вернулся к вечеру с четырьмя рыбинами. Две мы поджарили на огне и молча поужинали. Остальных я предложила провялить на камнях, и Грэй согласился. У нас будет вяленая рыба. Он спокойно разделал окуней на филе, а я притащила с берега топливо и сложила его возле нашего укрытия. Молчание между нами было просто оглушительным, а я, как ни пыталась, не могла выбросить из головы прошлую ночь. Запретную и одновременно чудесную. Когда он разделывал ножом рыбу, я невольно любовалась игрой мускулов на его руках. Он взглянул на меня, и когда наши глаза встретились, у меня запылали щеки. Я быстро отвернулась.
Глава 14
Я заснула до того, как Грэй вернулся в лагерь. На следующее утро, когда я проснулась, он спал рядом со мной. Я смотрела, как вздымалась и опускалась его грудная клетка – размеренно, словно чириканье птиц в кроне дерева и удары волн о берег, – вдох и выдох, вдох и выдох. Он пошевелился, а его лицо мгновенно изменилось, стало напряженным. Интересно, как проходила его жизнь дома. Я подумала про боль, печаль, которые он носил с собой. Я видела их в его глазах с первого вечера, когда я встретила его на лайнере, они не покидали его на острове. Но в ту ночь… они ненадолго покинули его.
Я крепко сжала веки и открыла глаза снова, словно пытаясь изгнать воспоминания, чувства, которые так отчаянно просили, чтобы я их вспоминала, чувствовала снова и снова. Грэй пошевелился.
– Доброе утро, – поздоровалась я, когда он открыл глаза и посмотрел на меня долгим взглядом.
– Доброе, – ответил он, зевая, и сел. – Я вот что подумал, – продолжал он. – После завтрака давай сходим к кораблю и посмотрим, можно ли там спасти что-нибудь еще. Я хочу построить для нас новое жилье, а то скоро начнется сезон дождей.
– Ладно, – сказала я. Он встал и пошел в то место на берегу, которое мы уважительно называли «туалетом». Я потянулась, тоже вышла из шалаша и помешала угли в костре. Когда Грэй вернулся, мы перекусили моллюсками и манго.
Рыба вялилась на солнце, и через неделю она станет нам хорошим обедом, если мы сможем уберечь ее от птиц. Грэй предложил ее немного закоптить, каждый день понемногу держа филе над огнем.
– Я вот что думаю, – начала я, раскрыв раковину и с тоской вспоминая масляно-лимонный соус, в который так вкусно макать мясистую сердцевину.
– Что? – спросил Грэй, поднимая глаза от сочного манго.
– Кот, корабль, беглец с его чемоданом… – Я замолчала, собираясь с мыслями. – Может, у них есть что-то общее?
Грэй прищурил глаза:
– Например, что?
– Возможно, – продолжала я, – каждый человек, каждое существо убегали или сбежали от чего-то, поэтому и попали сюда.
Грэй пожал плечами:
– Не знаю. По-моему, тут большая натяжка. К тому же твои слова говорят о том, что ты тоже убегала от чего-то.
– Это не так, – ответила я, думая об омраченной жизни Грэя и о моей. Я подумала о моей операции, о страшной правде, которую я утаила от Эрика. Секреты. Да, у каждого из нас свои секреты. Возможно, у обитателей этого острова они были всегда. Может, этот остров – гавань для секретов, глубоких и темных. Может, он жаждет их, притягивает их к себе словно магнит. Может, как раз поэтому мы и оказались здесь.
– Слушай, – сказал Грэй, вставая. – Ты можешь говорить про этот остров, про чертова кота и про все остальное что угодно, но никогда не намекай, будто я от чего-то сбежал. Мне нечего прятать. – Он швырнул в кусты недоеденный плод манго и взял в руки нож. У меня побежали по спине мурашки.