Спа-ать, спа-ать…
Сигнал горна к отбою на тихий час застал меня выходившим в коридор. Понятно, как и в прошлый раз, немудреный текст я додумал сам.
Я был уже на полпути к палате, когда из-за двери вожатской выглянула сердитая Марина.
— Резанцев, что за хождения после отбоя? — строго прикрикнула она на меня. — Можете не спать, если не хотите, но в тихий час все должны находиться в кроватях!
— Палец порезал, — продемонстрировал я на это поврежденную руку. — Ходил промывать.
— Дай посмотрю, — потребовала вожатая, то ли не поверив, то ли проявив положенную ей по должности заботу.
Я протянул ей кисть, успев подумать, что раз кровь уже не идет, так себе получится доказательство моих слов. Но будто по заказу из ранки появилась густая темно-красная капля.
— Зайди, я обработаю, — потребовала Марина, мотнув головой в сторону вожатской.
— Не надо, все уже почти прошло! — зачем-то заспорил я.
— Делай, что тебе говорят! — потянула меня за собой ответственная комсомолка — у нее и значок соответствующий на груди красовался, если что. — Нам тут только какого-нибудь столбняка не хватало!
Вожатская оказалась тесной комнаткой на двоих — ясное дело, делила ее Марина не с Вадимом, а с девушкой, вожатой третьего отряда. Той, впрочем, сейчас здесь не было — должно быть, укладывала внизу собственных подопечных.
Распахнув висевший на стене металлический ящичек с красным крестом на дверце, Марина принялась один за другим вынимать оттуда какие-то разномастные склянки, пока не добралась наконец до пузырька с зеленкой.
— Может, лучше йодом? — осторожно предложил я.
— Йод на открытую рану лить нельзя! — с апломбом заявила вожатая, откупоривая снадобье.
— Тоже мне рана!
— Не спорь!
Порез был густо смазан, после чего вожатая распечатала упаковку бинта и принялась щедро наматывать мне его на кисть — так, словно у меня там и впрямь руку надвое распороло, не меньше!
— Хватит! — снова взмолился я. — Куда столько?
— Много — не мало! — заявила Марина.
— Ну и как мне теперь пионерскую рубашку стирать? — сам не знаю, зачем я произнес это вслух.
— Никаких стирок! — заявила вожатая. — Рану не мочить!
«Ну, хоть не будем каждые пять минут бегать руки мыть!» — язвительно пробормотал Младший.
— А как же тогда быть с рубашкой? — не унимался я — уже не то чтобы совсем без задней мысли.
И расчет оправдался.
— Принесешь мне после подъема, — помедлив, велела Марина. — Придумаю что-нибудь.
«О, вот это мы удачно зашли!» — порадовался Младший.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я вожатую. И не удержавшись, добавил: — Марина, ты лучшая!
— Приятно это слышать, — словно школьница зарделась та.
А она, кстати, весьма ничего! И вблизи не выглядит такой уж малолеткой, как показалось мне пару часов назад на футбольном поле!
«Так, стоп! — вмешался Младший — должно быть, забывшись, я сформулировал свою мысль слишком четко. — Никаких подкатов к вожатой! Что она обо мне подумает?! И вообще, я предпочитаю сверстниц!»
«А если я тоже? — усмехнулся я — впрочем, в этом утверждении содержалась немалая доля лукавства. — Будем вычислять среднее арифметическое?»
«Да ну тебя!» — буркнул мой юный пионер после короткой паузы — должно быть, подсчитал, что там получится на стыке наших с ним интересов, и результат ему не понравился.
— Все, Резанцев, иди в палату, отбой — для всех! — бесцеремонно оборвала вожатая наш молчаливый спор с Младшим.
«Выкусил?» — бросил тот.
«Не понимаю, чего ты испугался — прямо вот сейчас я ни на что и не рассчитывал!» — в свою очередь поддел я его.
Честно говоря, всерьез я ни на что такое не рассчитывал и не «прямо вот сейчас» — я тут, вообще-то, не молоденьких вожаток прибыл соблазнять, а мир спасать! Просто почему не подумать о приятном, раз уж есть повод?
«Ничего я и не испугался!» — взвился Младший.
«Ну, застеснялся…»
«И не стеснялся я!»
«Хорошо, проехали».
В палате к нашему возвращению царил полный порядок — кровать стояла, как новенькая, даже галстук снова висел, где положено.
— Ну вот, другое дело, — удовлетворено кивнул я. — Надеюсь, больше подобных недоразумений не будет! — небрежно повел я забинтованной рукой, к которой сейчас были прикованы все любопытные взгляды.
Ответа не последовало, но я его и не ждал — довольно было и того, что меня, вроде бы, поняли.
8. Подъем
Подъем, подъем! Кровати продаем!
Кто спит, того убьем! Подъем! Подъем! Подъем!
— едва ли это была общепринятая расшифровка сигнала побудки — в отличие от той же «Бери ложку, бери хлеб…» — но мне с детства запомнилась именно такая.
«Ну, как спалось?» — каким-то странным тоном поинтересовался у меня Младший.
«Спасибо, отлично», — заявил я.
Стоило нам улечься, как наш юный пионер пристал ко мне с расспросами о будущем. Я к этому разговору пока был не готов: следовало тщательно продумать, как и что рассказать, чтобы мне-тринадцатилетнему это пошло на пользу, а не во вред. Поэтому отбазарился тем, что, мол, устал и срочно нуждаюсь в отдыхе. При этом вовсе не думал, что и впрямь засну среди бела дня, но едва закрыл глаза, как тут же и отрубился — и продрых до самого горна.
«А ты как?» — поинтересовался я — почти на автомате.
«Так себе, — проворчал Младший. — Ты же мне контроль не вернул! Вот и проворочался с боку на бок весь тихий час, как дурак — и то не сам, твоими усилиями. Ни век разлепить, ни слова сказать…»
«Погоди, я что, и во сне контроль удерживаю?» — удивился я.
«Получается, да».
Гм…
«Ну, извини, — бросил я. — Я не знал… Разбудил бы меня, сказал бы, — пришла мне тут в голову мысль. — Или ты и этого не мог?»
«Наверное, мог… Но ты говорил, тебе нужно отдохнуть…»
«В следующий раз — буди!» — разрешил я.
«В следующий раз — сразу контроль не зажимай!»
«Ну, или так…»
«Сейчас-то уступишь?»
«Бери, рули!»
Более не медля, Младший откинул одеяло и встал с кровати. Быстро оделся, умело заправил постель.
«Надо грязную рубашку Марине занести», — напомнил я ему.
«Как раз собирался…»
Выходя в коридор, мы чуть не столкнулись с Вадимом. Собирались уже прошмыгнуть мимо, но вожатый ухватил нас за плечо.
— Резанцев, что это у тебя с рукой? — осведомился он, насупив брови.
— Ерунда, бандитская пуля! — машинально я снова отобрал бразды правления у Младшего.
— Что еще за бандитская пуля?
— Да порезался я! Ничего серьезного, Марина в курсе!
Такой ответ Вадима уже устроил.
— Смотри, аккуратнее! — выдал он нам бесценное напутствие.
— Хорошо! — обещал я вожатому.
«Ты мне прям слова не даешь вставить!» — посетовал Младший, когда мы в Вадимом наконец разошлись каждый в свою сторону.
«Извини, я не нарочно… — вообще-то, пусть скажет спасибо, что его вообще не стерли! — С Мариной, если хочешь, сам будешь говорить», — пообещал я.
Особого разговора там, впрочем, не получилось: Марину мы застали в вожатской задумчиво склонившейся над кипой каких-то документов. Обернувшись на наш стук и увидев в дверях с пионерской рубашкой в руках, девушка лишь рассеянно кивнула на кровать — кидай, мол, туда. Так Младший и сделал — а вожатая поспешила вернуться к своим бумагам.
«Сколько у нас времени до полдника?» — поинтересовался я, когда мы снова оказались в коридоре.
Младший молча поднял к лицу левое запястье — там красовались часы. Я их, кстати, помнил — «Командирские», доставшиеся мне от покойного деда. Не такие навороченные, как появятся в продаже позже — весьма сдержанного дизайна — но зато со светящимися в темноте стрелками.
«Погоди, это мы так весь день с ними и ходим?» — удивился я.
«Ну да, я их только на ночь снимаю», — последовал ответ.
«А в драку с Игониным полез — тоже в них?»
«Они, вообще-то, противоударные!»
«Расскажу тебе по секрету, какие они противоударные: осенью, как раз этой, я в них с лестницы в школе навернулся — вдребезги разбил! Навернусь и разобью, то есть».
«Ну, значит, до осени за них можно не переживать», — сделал из моих слов собственный вывод Младший, опуская руку.
«Да вот не факт!.. Постой, я на время-то так и не посмотрел!» — сообразил я.
«Четверть пятого. Полдник — через пятнадцать минут».
«Как раз успеем пошарить в чемодане, — прикинул я. — Нужно достать все необходимое, пока его не велели сдать в чемоданную».
«Давай», — согласился наш юный пионер.
Помимо десяти кроватей в палате имелось десять же деревянных шкафчиков для одежды. Найдя свободный, мы повесили туда спортивные штаны, условно-непромокаемую куртку и шерстяную кофту-олимпийку. Я хотел добавить к этому еще смену белья, но Младший неожиданно заупрямился:
«На кой? До банного дня — еще целая неделя!»
«А эту неделю так и будешь в одном и том же ходить?»
«Ну, в крайнем случае сбегаем в чемоданную…»
«Она же не круглосуточно открыта!»
«Надо будет — попросим у вожатых ключ», — не уступал мой внутренний собеседник.
«Ладно, черт с тобой, делай как хочешь!» — буркнул я.
А тут и горн подоспел:
Бери ложку, бери хлеб и садися за обед…
— слово «полдник» в размер явно не ложилось.
На столе в столовой рядом с табличкой с номером отряда обнаружилась еще одна бумажка — с заголовком «Оценка за чистоту». Ниже имелись пункты: «завтрак», «обед», «полдник» и «ужин». Два последних оставались пока не заполнены, напротив первого шел прочерк, а вот во второй строке красовалась выведенная от руки жирная тройка, после которой в скобках значилось: «кривые столы, мусор на полу».
— Что значит, мусор?! — возмутился, прочтя замечание, Младший. — Пол подметает дежурный отряд, разве не так?!