— Совсем не обязательно, — покачал я головой.
— Но мне сказали так… В общем, я это к чему… Спасибо тебе большое! — снова вскинув голову и посмотрев мне в глаза, проговорила Казанцева. — Если бы они… Если бы не ты… Короче, три, не три, но одно желание — за мной! — заявила вдруг она. — Только приличное! — оговорилась, правда, тут же.
— Это совсем не обязательно! — еще прежде, чем она досказала, поспешил заметить я.
— Ну, хотя бы в меру приличное… — превратно поняла меня собеседница.
— «Не обязательно» — это я про само желание, а не про приличия, — вынужден был торопливо пояснить я.
— Ну уж нет: терпеть не могу чувствовать себя кому-то чем-то обязанной! — решительно заявила девочка. — А так — все будет честно!
«Не отказывайся!» — встрял Младший.
— Хорошо, как скажешь, — развел руками я.
— Тогда договорились, — улыбнулась Яна. — Ладно, не буду тебя больше отвлекать, — кивнула она на листки, что я так и держал в руке, и поднялась с лавочки. — Пойду на дискотеку, пока там все не закончилось… Пока!
И провожаемая нашим с юным пионером взглядом Казанцева удалилась по дорожке в сторону клуба.
К вечерней линейке, на которой наш отряд должен был принимать дежурство по лагерю у первого, Младший успел твердо заучить все даты за вторую половину 1985 года и несколько — за начало 1986-го, а также сподобился запомнить результаты двух первых из записанных мной тиражей «Спортлото».
«Четыре, пятнадцать-шестнадцать, двадцать восемь, тридцать один! — повторял он для верности, уже стоя в строю. — Почти как номер телефона!»
«28 января 86-го года что произошло?» — задал я юному пионеру проверочный вопрос.
«Катастрофа космического корабля „Челленджер“ в США! Погибло семь космонавтов!» — отрапортовал он.
«Астронавтов, — машинально поправил я. — У американцев — астронавты, а не космонавты».
«Это уже детали», — рассудил мой внутренний собеседник.
«Ну, допустим… А что скажешь о 28 февраля?»
«Убийство премьер-министра Швеции Улофа Пальме — за три дня до его запланированного визита в Советский Союз!.. Я о нем слышал, кстати — не об убийстве, понятно, а об этом Улофе, — заметил Младший. — Вроде, хороший человек, друг СССР, опять же. Жалко, что убили…»
«Только не начинай!»
«Да молчу, молчу…»
Между тем, вечерняя линейка шла своим чередом, без громогласных перекличек и барабанного боя — в корпусах по соседству с плацем младшие отряды уже должны были спать, не следовало их беспокоить.
— Право спустить государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик предоставляется Александре Перовской, занявшей первое место на общелагерном турнире по шахматам и одержавшей при этом победы во всех сыгранных партиях! — объявил со своего возвышения старший вожатый.
— Опять эта Перовская, сколько можно! В каждой бочке затычка! — недовольно буркнул кто-то из наших девочек.
— А Резанцева тогда почему не вызвали? — на этот раз голос я узнал — он принадлежал Инге Трефиловой.
— И правда, у тебя же тоже первое место! — ткнул меня кулаком в бок Толик Степанов.
— Наверное, потому, что ничьих у меня было больше, чем побед, — предположил Младший — контроль сейчас был у него.
— А, ну может быть…
«Что, завидно?» — подначил я моего юного пионера, так и пожиравшего глазами вызванную на флаг девицу-первоотрядницу.
«Немного, — признался тот. — Никогда еще не поднимал и не спускал флаг…»
«Ну, какие твои годы…»
Тем временем стройняшка Перовская — не просто же так ее взяли в знаменную группу — благополучно управилась с флагом и вернулась в строй.
— Наш лагерный день завершен! — провозгласил Максим. — Первый отряд — направо, второй — нале-во! С линейки шагом марш!
Да уж, вот и еще один полный событий день остался позади… А белого кролика все что-то не видно!
22. Восьмая раздача
— Резанцев, строй отряд на линейку! — ни с того ни с сего распорядился утром Вадим.
— Я? — опешил застигнутый врасплох Младший. Я, к слову, тоже удивился, но контроль был у юного пионера, так что и ответил вожатому он. — А почему я-то?
— А кто у нас заместитель Председателя Совета отряда? Пушкин? Или, может, Михеев?
— А что со Стоцкой? — ясности в ситуацию ирония Вадима особо не добавила.
— Стоцкая уже на линейке — ей сегодня ее проводить! Мы же дежурный отряд — забыл?
— А, ну да… — забудешь тут: с самого подъема вожатые нам все уши прожужжали: надеваем пионерскую форму, надеваем пионерскую форму!.. Просто как-то одно с другим в голове не соотнеслось… — Второй отряд, на построение! — гаркнул Младший во все горло. — Пошевеливаемся! — кажется, нежданная роль пришлась ему по вкусу. — Кто последний — тот лох!
Построить и привести отряд на плац — это даже не полдела: еще же нужно поучаствовать в перекличке! Казалось бы, штука нехитрая, но Младший что-то разволновался, и когда пришел его черед сделать шаг вперед и прокричать: «Отряд „Данко“!» — едва не споткнулся на ровном месте и прохрипел нечто малоразборчивое, благо хоть громко. Впрочем, возможно, никто кроме меня этой его заминки и не заметил, а дружное «Здесь!» коллектива, как и вчера, сотрясло окрестные ели до потери шишек.
Первый отряд завершил перекличку, и за нашей с Младшим спиной послышался голос Стоцкой:
— Дружина, смирно! Товарищ старший вожатый! Дружина пионерского лагеря «Полет» на утреннюю линейку построена! Рапорт сдала дежурная по лагерю Стоцкая Виктория!
— Рапорт принят, — ответил ей Максим.
— Дружина, вольно! — звонко подала команду Вика. — Председателям — вернуться к своим отрядам!
Наша шеренга перед ней мгновенно рассыпалась по плацу веером.
— Товарищи пионеры! — взял слово старший вожатый, когда мы с Младшим наконец снова оказались на правом фланге строя «Данко», рядом с державшим флаг отряда «Кржемеликом». — Как все вы знаете, вчера в нашем лагере проводился шахматный турнир. Было сыграно множество интересных партий, мы увидели бескомпромиссную борьбу, упорные поединки интеллекта и воли. К сожалению, в какой-то момент честность соперничества едва не оказалось поставлена под угрозу.
Спрашивается, ну и зачем вот снова это ворошить? Было и было…
— У доски, за которой шла решающая игра, прозвучала подсказка, — продолжил между тем Максим. — Тот, кто это сделал, разумеется, понес заслуженное наказание, но само по себе оно не снимало этической проблемы, вставшей перед участниками финала. И должен сказать, что оба они показали себя с самой лучшей стороны! Один решительно отказался использовать дискредитированный подсказкой ход — несмотря на то, что тот вел к неизбежной победе — а другой затем признал свое поражение, ибо счел, что, продолжив игру, получил бы несправедливое преимущество. Перед нами пример истинно пионерского, не побоюсь этого слова, коммунистического подхода к соперничеству, когда во главу угла ставится не сам результат — который, конечно же, тоже важен, но стократ важнее то, как он будет достигнут — честно ли, по-товарищески ли! А потому право поднять государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик сегодня предоставляется этим двоим ребятам, финалистам нашего шахматного турнира Резанцеву Андрею и Анисимову Петру. Пионеры, на флаг!
— Есть — на флаг! — Младший вскинул руку в салюте — та у него зримо подрагивала.
То же самое в строю третьего отряда сделал наш вчерашний противник-очкарик.
«Это ведь даже круче, чем спускать флаг вечером?» — заметил я почти без вопросительной интонации.
«Гораздо!» — выдохнул юный пионер, уже направляясь быстрым шагом к флагштоку.
— Дружина, смирно! — скомандовал со своего возвышения старший вожатый. — Государственный флаг Союза Советских Социалистических Республик поднять!
Барабанщики выбили дробь. Младший покосился на напарника — тот коротко кивнул, уступая нам право начать церемонию, и поднял руку, салютуя. Наши пальцы взялись за холодный витой трос, едва слышно скрипнуло колесико блока, и алое полотнище устремилось ввысь, развернувшись по ветру и захлопав уже в паре метров над землей.
По-моему, Младший в эти секунды был совершенно счастлив.
У каждого вида дежурства по лагерю есть свои плюсы. Например, те ребята, кто отвечают за столовую, вправе игнорировать зарядку и утреннюю линейку — им нужно успеть все подготовить к завтраку. Те, кому достался пост в бассейне, несут свою нелегкую вахту в плавках и имеют возможность несколько раз окунуться в воду вне очереди — конечно, если купание в этот день в принципе разрешено, что в прохладном подмосковном июне случается далеко не всегда. Ну а, скажем, дежурство в пионерской комнате подразумевает освобождение от нелюбимого подавляющим большинством пионеров тихого часа.
На самом деле, никогда до конца не понимал этой системы — по крайней мере в том виде, как она существовала в «Полете». Вот, возьмем пост у ворот в лагерь. Да, это, по-своему, красиво, что на въезде стоят юные дежурные в аккуратных белых рубашках и красных галстуках. Но заступают они туда в десять утра, в 13:00 уходят на обед, откуда возвращаются не ранее половины второго. В 16:30 снова покидают пост, чтобы посетить полдник, затем стоят с 17:00 до 19:00 — и перед ужином снимаются уже окончательно. Ну и какой практический выхлоп при таком рваном графике? Тем более, что штатный сторож присутствует у ворот вне зависимости от того, есть там пионеры или нет.
То же самое — с пионерской комнатой. Оставить ее без присмотра в тихий час, когда она, по-хорошему, на фиг никому не сдалась — это, типа, нельзя, а закрыть на ключ на время обеда и полдника, дав возможность дежурным набить животы — тут почему-то никаких проблем.
Ну да что есть, то есть, не нами установлено, не нам и менять…
В этот день наш с Младшим пост был как раз в пионерской — занимавшей три четверти отдельно стоявшего деревянного домика невдалеке от линейки. В оставшейся части здания размещалась радиорубка — та самая, что, среди прочего, отвечала за горны — но