В нашу сторону повернулся Горохов, оторвавшись от рутинной писанины:
— Андрей Григорьевич! Что у тебя там? Нашли следы какие-нибудь?
— Нет, но здесь красная ленточка.
— Что?
Я ответил чуть громче:
— Такая же, как на месте убийства Черпакова.
При этих словах Мытько еле заметно вздрогнул. Шеф подошел к нам, внимательно разглядывая висящую на кусте находку:
— Руками не трогали?
— Нет, — пожал плечами Олег. — Но какая разница, на ткани ведь отпечатки не остаются.
— Толковый понятой, — хмыкнул Горохов. — Вот только есть такая экспертиза — называется исследование запаховых следов человека. В Москву объекты направим, там ее с собачками-детекторами исследуют, когда у нас будет конкретный подозреваемый.
Сказал это шеф громко и уверенно, будто уже сейчас знал, кто убийца, и оставалось дело за малым — всего лишь вынести постановление о назначении экспертизы.
Мытько при этих словах поежился и шумно вздохнул, теперь я не сводил с него взгляда.
— А материал текстильный такой же? — продолжал рассматривать ленточку Горохов, подозвав Каткова. — Как на предыдущем убийстве?
— Не знаю, Никита Егорович, — пожал плечами криминалист.
— А кто должен знать, Алексей? — фыркнул шеф. — Ты эксперт или я?
— Так мы же не придали значения первой находке, — вступился я за Каткова. — Валяется где-то в кабинете, думали вообще из числа вещдоков исключить, как не имеющую отношения к делу. А тут получается, что не случайность это вовсе, даже куст, вроде, тот же самый, на котором первая ленточка висела.
— Ох, точно… Это надо проверить, — одобрительно кивнул шеф. — По фотоснимкам сравним эту поросль, она или не она. Только одного не пойму, если убийца оставляет некий знак в виде красной ленты, значит, на месте первого убийства тоже он должен был присутствовать. Ведь так?
— Возможно, он и оставил, — предположил я. — Только осмотр по Морошко не мы делали, а местные. Могли и не заметить такую ерунду.
— Согласен, — Горохов погрыз кончик авторучки. — Искать ее сейчас там бесполезно, но все-таки проверить стоит, когда рассветет. А эту зафиксируем в протоколе и изымем, — следователь повернулся к Каткову. — Алексей, есть у нас стерильная банка для изъятия запаховых следов? Чтобы по всем правилам объект упаковать.
Тот в ответ лишь беспомощно развел руками:
— Нету… Не влезает такая тара в чемодан криминалистический. Он у меня и так пухлый, того и гляди лопнет.
Горохов нахмурился, собираясь выдать тираду нравоучений о том, чем должен комплектоваться экспертный чемодан, но я снова спас Каткова, вспомнив, как в моем времени обеспечивали сохранность запаховых следов:
— Никита Егорович, это ничего. До города в пакете довезем, а там в фольгу переупакуем. В несколько слоев обернем. Она тоже запах хорошо сохраняет. Я в обзоре по передовому опыту читал.
— Вот, Алексей, — хмыкнул Горохов, кивая на меня. — Учись… И снаряди на будущее чемодан фольгой. Она-то, надеюсь, влезет?
— Сделаем, — кивнул Катков, явно радуясь, что тема укомплектации вовсе не безразмерного чемодана закрыта.
Начальство — оно такое, всегда хочет всего и сразу. А ты попробуй исполни и не напортачь.
Закончив с ленточкой, мы тем временем подошли к телу женщины.
— Павел Алексеевич, — сразу обратился я к судмеду. — Что вы можете сказать по времени смерти?
— Не больше суток, — буркнул тот, явно не горя желанием поддерживать диалог.
— Выраженность трупного окоченения не смотрели? — допытывался я.
— Да, да, сейчас проверю, — Мытько будто вышел из ступора и извлек из своего ящичка перчатки.
Конечно, они у него вовсе не заканчивались.
Я подошел к медику вплотную и, положив ему руку на плечо, тихо проговорил:
— Давайте отойдем в сторонку. Разговор есть…
Под весом моей руки Мытько съежился и закивал. Какой-то он и правда слишком напряженный. Циничность профдеформации не действует совсем, будто он первокурсник медицинского института и впервые видит убитую женщину. Даже Олег вел себя на месте преступления куда увереннее.
Мы отошли и встали чуть поодаль.
— Вы, вроде, не курите, — прищурился я на него. — А сегодня смолите.
— Балуюсь иногда, — пробормотал Мытько. — Я уже большой, могу сам решать, курить мне или нет. Так?
— Что-то лица на вас нет, Павел Алексеевич.
— Не выспался просто, — попытался натянуть улыбку медик, отчего его губы просто скривились и задрожали.
— Не выспались? Опять на рыбалке были ночью?
— На какой рыбалке? — тот непонимающе на меня уставился.
Разговор страшно раздражал его, и он явно никак не мог собраться с мыслями. Так порой реагируют люди, которые боятся чего-то — например, скорой расплаты за свои ошибки.
— Ну, не знаю. Карпа, наверное, ловили. Или еще кого-нибудь…
— Да нет, за карпом далеко, на озера надо ехать, местную реку он не жалует.
— Как думаете, Павел Алексеевич? Где нога гражданки… Гм-м… Забыл фамилию потерпевшей.
— Солнышкина, — подсказал Мытько, но тут же осекся.
— Солнышкина? А вы откуда знаете? — впился я в него взглядом. — Вообще-то труп пока неопознанным числится.
— Разве? — растерянно пробормотал Мытько.
Понял, что проговорился, да и характер мой хорошо знал. Я в эти детали вопьюсь мертвой хваткой и уже не выпущу.
— Ну, да… Что-то вы темните, Павел Алексеевич… — продолжал я напирать. — И руки у вас подрагивают, ну-ка дыхните? Вы, случайно, не с похмелья?
Мытько сглотнул и посмотрел на меня затравленным взглядом, а потом торопливо зашептал:
— Понимаете, Андрей Григорьевич, я… Я ведь лично знал потерпевшую. Это Ирина Солнышкина.
— Вот как? И никому об этом не сказали?
— Я как-то не подумал даже…
— Хватить юлить, Павел Алексеевич, судя по всему, Ирина и была тем самым карпом, к которому вы отлучались.
— Не понимаю…
— Какие у вас были отношения? И давно вы с ней роман крутили?
Судмед коротко ахнул.
— Как вы узнали? Только Лене не говорите, прошу. Я вам все расскажу.
— Слушаю.
— Да, — вздохнул Мытько. — Я встречался с Ириной, но я ее не убивал. Честно…
— А я разве говорил, что вы ее убили?
— Нет, но со стороны это может так выглядеть. Что бы вы иначе тут меня… Обрабатывали.
— Почему?
— Это длинная история. Она была медсестрой, я с ней давно знаком, еще по работе в хирургии. А тут от нее муж ушел в прошлом году. Мы как-то встретились на улице, случайно, зашли в ресторан, посидели, вспомнили былое. Что-то нахлынуло — и закрутилось у нас. Понимаете меня?
— Нет.
Мытько бросил на меня косой взгляд и запыхтел. Но продолжил разъяснять:
— Я с ней встречаться начал, а потом понял, что когда-нибудь об этом Лена узнает — и хана мне. Да и не хочу я от жены уходить, а Ирина в последнее время требовала, скандалы устраивала. Говорила, что если я не решусь, то сама все жене расскажет. Вот я ее и бросил, буквально на днях, а теперь она мертвая. Фух… Получается, все против меня. Только не говорите никому, прошу…
— Лене я не скажу, — кивнул я. — Это ваши с ней дела, а вот для следствия ваши показания придется запротоколировать.
— Зачем? Вы хотите меня посадить? — взвился тот.
— Не волнуйтесь, Павел Алексеевич, если вы никого не убивали, то сядет другой, но нам каждая деталь важна. Она не первая жертва, и пока никаких зацепок нет. Скажите, в ту ночь, когда пропал Черпаков, вы с Ириной были?
— Да, — обреченно кивнул Мытько. — А Лене сказал, что на рыбалке…
— Выходит, права она была, — хмыкнул я.
— Кто?
— Жена ваша, когда просила вам что-нибудь отстрелить, чтобы не шлялись?
— Так получилось, Андрей Григорьевич, — оправдывался передо мной Мытько, будто я был кровным родственником его дрожайшей жены. — Вы же знаете, что мужчины так эволюционно устроены — они должны постоянно завоевывать новые территории и новых самок.
— Вот только самку вашу кто-то убил, а теперь и вас могут.
— Меня? — глаза Мытько округлились. — Кто? Зачем?
— Известно кто, — хмыкнул я. — Лена…
— А-а, — выдохнул судмед. — Шутите. Надеюсь, она ничего не узнает. Тем более, теперь, когда вот так все закончилось. Ни к чему это уже, зачем тревожить. Вы же ей не скажете?
Он смотрел в землю и мусолил в руках перчатки. Я кивнул.
— Если пообещаете мне все рассказать подробно. Так и быть, пока обойдемся без протокола допроса. К тому же, если вы официально дадите показания, то по закону вы не сможете принимать дальше участия в качестве судебного эксперта в этом деле, так как по УПК вы получаетесь лицом заинтересованным. Но как специалисту я вам доверяю.
— Спасибо, Андрей Григорьевич, конечно, я все вам расскажу.
— А первых жертв вы знали? Морошко и Черпакова?
— Нет, конечно… Что вы? — вытаращился Мытько.
— И Солнышкина не была с ними знакома?
— Уверен, что нет. Ирина бы мне обмолвилась, когда всё это произошло. Я же рассказывал ей про начавшиеся в городе странные убийства. Она на это никак не отреагировала.
— Итак, товарищи, — Горохов расхаживал по кабинету с кружкой кофе в руке, — на сегодня мы имеем уже три жертвы. Несомненно, в городе действует маньяк. Есть у кого-нибудь дельные мысли?
— Последняя жертва выбивается из концепции убийств, — заметил я. — Первые двое мужчин знали друг друга, и даже мутные делишки какие-то проводили вместе на фабрике, а третья жертва — женщина, и никак с ними не связана. Моя первая мысль была, что кто-то убивает работников музыкального предприятия, но Ирина всю жизнь проработала обычной медсестрой в городской поликлинике и, по показаниям родственников, не была знакома с Черпаковым и Морошко и никакого отношения к фабрике не имеет.
— А может, эту Солнышкину убил кто-то другой? — предположил Федя. — Не Мясник, а, типа, подражатель. Узнал, что в городе такие убийства начались, убрал Солнышкину по каким-то своим корыстным мотивам да и свалил все на Мясника. Было же у нас подобное в Зеленоярске.