Я сидел в желтой гаишной «шестерке», сполз на заднее сиденье и наблюдал украдкой за происходящим на тихом перекрестке. Эх, блин… Тонировки как не хватает. Сидишь, как на ладони, особенно когда солнышко в плечо припекает.
Обеденный перерыв в госучреждениях закончился, и мы ждали «клиента», который должен ехать с обеда на работу. Эта дорога вела к моргу. Вот к перекрестку подъехала белая «Волга» Павла Алексеевича Мытько. Сержант, что скучал на обочине, сразу оживился и помахал жезлом, приказывая остановиться. Взгляд уверенный, усы, как у гусара, только рыжеватые по-крестьянски.
Я поглубже вжался на сиденье, расположился так, чтобы торчали из-за спинки буквально только мои глаза и нос.
Машина Мытько съехала на обочину, скрипнула тормозами и встала, обдав облачком пыли подошедшего к ней сержанта в кителе и портупее. М-да… Удобной формы для гаишников, ППС-ников и прочих наружных «солдат» еще не придумали. Даже тканевой полевки еще нет, все основательное и из шерсти делается.
— Инспектор ГАИ сержант милиции Коровин, — взяв под козырек, представился служивый. — Ваши документы.
— Я что-то нарушил? — недоумевающий Мытько не вышел из машины, а показал корочки судебно-медицинского эксперта, котрые не произвели на гаишника никакого впечатления.
— Обычная проверочка, — сержант улыбнулся, но сделал это холодно, будто по накатанной.
— Извините, товарищ Быков, — я видел, как Мытько зажевал губу. — Я очень тороплюсь, мы не могли бы решить вопрос как-то по быстрому?
— Коровин, — буркнул гаишник.
— Что?
— Фамилия моя не Быков, а Коровин… — милиционер крутил палочкой все быстрее и быстрее, казалось, вот-вот взлетит, словно Карлсон.
— Простите, товарищ сержант Коровин.
— Можно просто сержант, — насупился Коровин. — Документики показываем.
— Как, скажете, просто сержант, у меня к вам небольшое предложение, вот, возьмите, — Мытько протянул смятую до размеров пятака зеленую трешку.
Рука инспектора привычно потянулась навстречу казначейскому билетику, но он вовремя ее отдернул, покосился на свою машину, где я залег, и грозно спросил:
— Что это? Взятка?
— Нет, что вы! — Мытько спешно спрятал купюру в карман модного, в аристократическую полосочку, пиджака. — Я просто ошибся, я не то вам протянул. Так-с… Где же у меня документы?
Судмед стал охлопывать себя по карманам и прочим местам, где могли бы лежать техпаспорт и права.
— Ага, вот же они! — Мытько, наконец, извлек из кармана узнаваемую серую книжицу техпспорта с невзрачным, таким же серым, но чуть темнее гербом СССР и изображением в «фас» «Волги» двадцатьчетверки и протянул инспектору.
Тот взял документ, раскрыл, бегло сравнил записанные госномера с имеющимися на машине и холодно проговорил:
— Права ваши где?
— Не права, а водительское удостоверение, — робко пробормотал Мытько.
— Не умничайте, гражданин, предъявите документы как положено.
— Простите, да, конечно, вот мои права, водительское, то есть.
Он протянул следом книжицу с вставленным талоном предупреждений.
— Все в порядке, — кивнул гаишник, рассматривая документы. — Что же вы, товарищ Мытько, за что взятку хотели дать? Если у вас документы в порядке и вы ничего не нарушали. Или нарушали?
— Ничего я не нарушал! Просто у меня последняя дырка в талоне, и после нее — лишение прав, — заискивающе улыбнулся Мытько.
Похоже, Павел Алексеевич любил поездить с ветерком, обычно сотрудники ГАИ лояльно относились к судебным медикам, считая их почти своими, и отпускали их вовсвояси, когда те показывали свои ксивы, а этот уже две дырки накатал.
— Выйдите, пожалуйста, из машины, — приказал сержант.
Мытько вздохнул, вылез из авто, а потом, будто опомнившись, затараторил: — Да и не взятка это вовсе, я же говорю, перепутал бумажки сослепу. Мне ведь уже за пятьдесят годков стукнуло. Очки не люблю носить, вот и не разглядел.
— Очки? — инспектор не отдавал документы, придержал их, несмотря на то, что Мытько уже тянул к ним чуть подрагивающие руки. — Как же вы без очков управляете транспортным средством? Подвергаете опасности себя и окружающих.
— Вдалеке-то я хорошо вижу, — прижал руки к груди Мытько. — Это вблизи мне очки нужны.
— А если пешеход близко пройдет? — прищурился сержант. — Вы его не заметите? Странное у вас поведение, товарищ Мытько. Багажник откройте.
— И ничего не странное, очень даже обычное, товарищ сержант. Я же говорю, что очень тороплюсь, у нас конференция сейчас начнется. Там из области приехали, я докладчик, а вы меня задерживаете. Отпустите меня, пожалуйста, товарищ Коровин, я правда спешу…
— Багажник откройте, — процедил сержант, повесив палочку на ремень и освободив руки.
— Да нет там ничего у меня, в багажнике. Запаска да туесок с рыболовными крючками и блеснами, я его специально не выкладываю — на удачу. Говорят, если блесна счастливая и уловистая, то ее с собой возить нужно до следующей рыбалки, чтобы удачу не сглазить.
Мытько говорил всё быстрее и быстрее, словно в приступе бреда — или отчаяния.
— Багажник открой! — гаишник положил правую руку на пухлую кобуру.
Глава 13
Мытько с понурым видом обошел машину и, скрипя зубами, открыл багажник.
— Отойдите, — предусмотрительно скомандовал сержант и, дождавшись, когда судмед встанет немного в стороне, заглянул под крышку.
От увиденного он снова схватился за пистолет.
— Руки на капот! — скомандовал он.
Мытько опустил голову, но подчинился. Гаишник поочередно завел его руки за спину и щелкнул наручниками.
— Ой! Больно! — вскрикнул Мытько, когда стальная дужка прищемила кожу на запястье.
Теперь мой выход. Я выбрался из «шестерки» и направился к белой «Волге».
— Андрей Григорьевич? — вытаращился на меня Мытько. — Что происходит? Почему меня схватили, как какого-то преступника? В чем, собственно, дело?
Я подошел к распахнутому зеву багажника и заглянул внутрь. Резиновый коврик залит засохшей кровью. По крайней мере, бурая корочка очень похожа на кровь.
— Не волнуйтесь, Павел Алексеевич, — хмыкнул я. — Разберемся. Не расскажете, откуда у вас кровь в багажнике? Такое ощущение, что там кого-то освежевали.
— Да это я барашка купил в деревне. Только закололи и повез, вот и натекло, а убраться не успел. Вы что подумали? Что кровь человеческая? Да бросьте, Андрей Григорьевич, мы же с вами столько лет знакомы…
Я отрешенно подумал, что сам являюсь живым доказательством одного закона жизни — что человека можно знать очень много лет и при этом не знать его совсем.
— Я пока ничего не подумал. Но придется вам проехать с нами.
— Да, пожалуйста! — раздраженно дернул скованными руками Мытько. — Все равно на конференцию я уже опоздал. Поехали скорее, решим все недоразумения.
— Не торопитесь так, сначала нам надо сделать осмотр машины, зафиксировать всё официально с понятыми, изъять образец крови.
Павел Алексеевич чуть побледнел и поджал губы:
— Зачем ее изымать? Вы мне не верите?
— Как зачем? На экспертизу направить, она покажет, человека это кровь или другого барана. Стоит ли объяснять. Вам ли этого не знать?
— Какая экспертиза? Я вам ее могу сам провести, это несложно, сделать реакцию преципитации по антигенам. Проедемте ко мне на работу, я все сделаю быстро и в лучшем виде.
— Хитрите, Павел Алексеевич, — улыбнулся я. — Насколько я знаю, подобное исследование сутки делается. И потом… Вы лицо заинтересованное. Поэтому экспертизу мы назначим в областное бюро.
— Это возмутительно, — выдохнул Мытько и опустил голову, будто скрывал лицо от любопытных прохожих. Проходящие мимо пионеры тыкали в дяденьку в наручниках пальцами и о чем-то перешептывались.
— Итак, товарищи, — начал планерку Горохов. — Из областного СМЭ звонили, оперативно провели исследование образца крови, изъятой в багажнике у Мытько. Кровь оказалась человеческой.
— А я вам что говорил! — встрепенулся Федя. — Поймали мы маньяка, получается.
Катков мрачно покачал головой.
— Тише, — жестом осадил Погодина Горохов. — Это еще не все… Группа крови — первая. Совпадает с группой крови убитой Солнышкиной. У самого Мытько вторая группа, проверили, да и ран на нем нету. Товарищ судмедэксперт пока задержан, как подозреваемый, на трое суток, но, похоже, надо готовить материалы на арест.
— А что он сам говорит? — спросил Федя. — Как объясняет происхождение крови в машине?
— Ничего внятного, — вздохнул шеф. — Мы с Андреем Григорьевичем с ним побеседовали. Заладил одну пластинку, мол, поросенка вез в багажнике.
— Барашка, — поправил я.
— Да, точно, — хмыкнул шеф. — Все одно копытное, еще бы про рыбу сказал.
— Может, мне с ним побеседовать? — вмешалась Света.
— Это можно. Но — пока рано, — замотал головой Горохов. — Не нужно, чтобы он ощущал к своей персоне повышенное внимание. Пусть, так сказать, в вакууме побудет. Мы его определили в отдельную камеру в КПЗ. Человек — такое существо, что когда попадает в неприятности, надумывает себе лишнего, накручивает. Особенно когда один и не с кем поделиться. Вот и пускай думает, что по нему вопрос уже решен. Что доказательств у нас — выше крыши, и его показания ничего для нас не значат — так, формальность, которую мы на бумажке к делу подошьем.
— Согласна, — кивнула Света. — Возможно, через пару деньков такого вакуума он сам выйдет на предметный разговор.
— Рад, что мое мнение сошлось с экспертным, — кивнул Никита Егорович.
Дверь распахнулась и в комнату ввалилась Лена. Запыхавшаяся и растрепанная. Глаза — как у горгоны Медузы, молнии мечут.
— Да отпусти ты! — крикнула она, стряхивая с руки повисшего на ее плече рядового.
— Женщина, вам нельзя сюда! — кудрявый милиционерик с лучезарным лицом, как у Володи Ульянова в детстве, явно проигрывал в физических прениях напористой даме.
Он виновато уставился на Горохова:
— Извините, Никита Егорович, я не пускал ее, но она…