— Оставь женщину, — снисходительно кивнул шеф. — Гражданочка, что вы хотели?
— Это вы — следователь Горохов⁈ — Лена поправила платье, щеки ее пылали тихим гневом.
— А вы кто, простите?
— Я супруга Мытько! Вы моего мужа арестовали!
— Не арестовал пока, а задержал…
— Я в ваших тюремных тонкостях не разбираюсь, немедленно отпустите Пашу!
Лена, наконец, увидела меня:
— Андрей! Ты чего молчишь? Ты же знаешь моего мужа? Какой из него убийца?
— Лен, мы разберемся, — кисло улыбнулся я. — Если Павел Алексеевич ни в чем не виноват, то скоро выйдет.
— Знаю я ваше «выйдет»! Невинного сграбастали, а он, между прочим, уважаемый человек! Уважаемый хирург! Был… Как мне в глаза теперь людям смотреть? Соседи пальцем скоро тыкать начнут и шарахаться от меня! Немедленно отпустите его.
— Гражданочка, — спокойно проговорил Горохов. — Вы не можете указывать нам, как вести следствие, прошу прекратить истерику и покинуть кабинет.
— А вы мне рот не затыкайте! Я этого так не оставлю, буду жаловаться! Я в прокуратуру пойду! — топнула Лена, так что рядовой, что всё ещё тут пасся, вздрогнул.
— Я и есть прокуратура, — хмыкнул Горохов. — Генеральная…
— Лен, — я встал и подхватил раздухарившуюся женщину под локоток. — Давай выйдем и спокойно поговорим.
— Андрей! — вырвала она руку. — Я тебя своим считала, а ты такой же, как они!
— Пошли, Ленок, — теснил я ее к выходу. — Поговорим.
Женщина нехотя пошла к двери, но обернувшись, потрясла кулаком:
— Я еще вернусь, наш разговор не закончен!
Рядовой отскочил в сторону, чтобы не быть растоптанным.
Мы втроем вышли в коридор.
— Выпроводить ее? — постовой, переминаясь с ноги на ногу, вопросительно на меня уставился.
— Я те щас выпровожу! — гремела Лена. — Я тебе так выпровожу! Ты у меня…
— Тихо, тихо… — я деликатно припер женщину к стене, повернулся к постовому и сказал. — Сам разберусь, свободен.
Тот облегченно выдохнул, смахнул жидкие кудри со лба и радостным козликом поскакал по коридору прочь, бормоча что-то вроде «мне надо торопиться, меня дежурный уже потерял».
Лишь только милиционер скрылся из виду, Лена тихо проговорила:
— Ну, как? Нормально?
— Отлично, Ленок, — подмигнул я.
— Может, надо было твоему начальнику еще в лицо стакан выплеснуть? Как думаешь? Уж больно рожа у него протокольная, так и хотелось чем-нибудь в нее запустить.
Я вспомнил, что тоже много чего думал про Никиту Сергеевича Горохова, когда мы только познакомились на поисках новоульяновского душителя. Что сухарь, солдафон или еще какой чинодрал.
Но это была только маска моего начальника. Теперь он нам, как отец родной.
— Не перебарщивай, Лен, — улыбнулся я. — И так вполне правдоподобно вышло. А за чай в морду — срок можно получить, это неуважение к органам, так сказать, выраженное при исполнении и в присутствии свидетелей.
— Ох, блин! Хорошо, я никого не шваркнула там в кабинете. А так рука чесалась…
— За что?
— За Пашу… — глаза Лены погрустнели, навернулись слезы. — Как он там без меня, совсем один. Без пельмешек домашних. У него же язва.
— Язва и пельмешки? — хмыкнул я. — Все нормально, Лен, не переживай. Пошли, я тебя провожу, нам с тобой не стоит тут друг с другом шушукаться.
— Ага, пошли, — кивнула медсестра. — Так, может, я тебя тогда шваркну, когда через дежурку проходить будем? Для завершения картины, так сказать? За тебя же не посадят, да? Ты ж свой, Андрюш?
— Лен!
— Все, молчу, молчу… Эх… Худой ты, как Кощей, не кормит тебя баба, вот если бы ты на моих пельмешках рос.
— У тебя муж есть, а у меня…
— Да шучу я, шучу… — грустно улыбнулась Лена. — Поздно уже… Такого парня упустила. Забыл, как я утку тебе носила? А?
— Вообще-то я сам в уборную ходил. Все, тише… Сделай злое лицо, только руки не распускай, держи их, чтобы я видел.
— Ох, Андрюшка, какой ты взрослый стал. Приказываешь так серьезно, так и хочется сразу подчиниться.
Она стрельнула в меня глазами, но тут же выпрямилась, губы поджала — быстро вернулась в образ скандальной родственницы задержанного.
— Привет, Курсант! — Гоша встал с диванчика из-за стола и протянул руку. — Зачастил ты ко мне. Смотри, привыкну, скучать буду.
— Привет, Гоша, — я улыбнулся и пожал не по годам крепкую ладонь. — Вот, решил зайти проведать старого друга.
— Просто так зашел?
— Ага.
— Ну, тогда давай по полтишку под горячее.
— Давай, — я плюхнулся на диван рядом с другом.
Закуток, в котром находился «личный» стоилик каталы, был в отдалении от других посетителей. Здесь он проводил переговоры и приватные беседы. Ресторанная музыка, что лилась фоном со сцены, надежно скрывала звуки разговоров. Слышно было лишь собеседника на растоянии не больше метра.
Официант, что терся у меня за спиной скромным пингвинчиком, тут же налил коньяк в бокалы и после этого бесшумно растворился.
— Ну, рассказывай, какие проблемы приключились на этот раз? — Гоша хитро прищурился, приподняв стриженную бровь.
Молодился он как мог, волосы красил, одевался в модные заграничные костюмчики, но сеточка морщин возле глаз выдавала его длинный житейский путь.
— Нет никаких проблем, — пробубнил я, зажевав кусок жареного поросенка. — С чего ты взял?
— Мне-то не рассказывай, — Гоша поднял бокал, я дзинькнул своим в ответ. — Ты так просто ко мне не приходишь. Сколько раз звал тебя в баньку, на шашлычки, на рыбалку. Вот только и видимся с тобой в ресторане, да все по каким-то делам твоим ментовским. Впору тебе уже здесь кабинет выделить. А? Слушай, а тебе секретарша нужна будет?
— Да нет, в этот раз я правда просто так пришел, — я отпил из бокала, не стал гонять «жидкий янтарь» по стеклу, как это делал Гоша. Хлебнул, что называется, по рабоче-крестьянски, как водку.
Терпкая жидкость приятной ниточкой прошла по груди и разлилась теплом. Неплохой коньячок, сто лет такого не пил. С нынешним дефицитом народ вообще на самогон начал переходить.
— А этот, помощник твой, — я кивнул на выглядывающего из-за колонны на нас «вампира». — Сава, кажется, зовут. Ты ему доверяешь?
— А что? — Гоша отставил бокал и скрестил руки на груди.
— Он как-то неровно дышит в мою сторону, не нравлюсь я ему.
— Хватка у него хорошая, для дел самое-то. А то, что ментов не жалует, это да… Но ты внимания не обращай. Он так-то из уважаемой семьи, отец у него фронтовик был. Ранение заработал серьезное под Сталинградом. Всю жизнь хромал, вместо ноги правой протез, вроде, был.
— Да я и не обращаю, просто бесплатный совет — надо бы уметь с людьми разговаривать и не быть таким категоричным.
— Это ты про Саву? Да из него парламентер, как из меня йог индийский.
— Так ты же Индия, — хмыкнул я, сменив тон. — Стой, а разве йоги бывают не из Индии?
— Хрен его знает, это я так, к слову сказал. Давай за твои успехи в поимке Мясника, до дна…
— Да есть у нас один подозреваемый, — мы чокнулись. — Задержали вчера.
— Слышал, слышал, — закивал Гоша. — Товарища Мытько взяли. Думаешь, он?
Я пожал плечами.
— Хрен его знает, но пока все на него указывает.
— Павел Алексеевич всегда мутным человеком был, но осторожным. Помнится, лет пять назад, когда моих людей постреляли, он штопал их приватно, за деньги, чтобы через больничку не проводить. Охоч он до денежек слишком, и закон переступать ради этого готов.
— Кто бы говорил? — усмехнулся я, но без злобы.
— Так я и не скрываю, что вор. А Мытько законопослушным всю жизнь притворяется. Примерным гражданином, в партии состоит.
— Я смотрю, ты хорошо о нем осведомлен.
— Сава за него узнавал, — кивнул Гоша на фигуру в черном костюме, которая и не думала уходить, наблюдала за нами.
— Зачем?
— Как зачем? Это мой родной город, и мне здесь маньяки всякие не нужны. Слухи быстро разошлись, что словили вы убивца, вот и решил справки я навести, чтобы убедиться, так сказать, он это или снова невиновного взяли?
— Ну, ты не наговаривай, — похлопал я Гошу по плечу. — Когда это я невиновных сажал? Не припомню.
— Ты — нет, а вот шеф твой бывало ошибался, на своей шкуре прочувствовал, — Гоша ткнул себя в спину. — До сих пор шрам остался.
— Не-е, это в тебя Сафонов стрелял, он не из нашей «касты» был.
Гоша Индия протестующе выставил ладонь.
— Но дело-то Горохов вел? С его подачи обыск и облаву на меня затеяли… Ладно, проехали. Кто старое помянет, тому глаз вон.
— А кто забудет — оба глаза вон, — хихикнул я.
К нам подошел Сава, зыркнув на меня, наклонился к Гоше и что-то прошептал ему на ухо. Лицо серое, как старый брезент, но взгляд вдумчивый, сразу видно, что далеко не дурак. Сам поджарый, что со спины за молодого можно принять. Вот только костюмчик его этот мрачный, в нем он конферансье или Дракулу напоминает.
Гоша выслушал своего помощника и кивнул в ответ:
— Давай дела на завтра оставим.
Затем он перевел взгляд на меня, будто спрашивал разрешения, и проговорил:
— Ты не против, если Сава с нами посидит?
— Пускай, — пожал плечами я.
Само собой, без лишнего энтузиазма.
— Выпей, с нами, отдохни, — обратился катала к «вампиру».
Тот поморщился.
— Да не криви морду, Курсант — мой друг, нравится тебе это или нет. Он правильный мент, таких сейчас все меньше и меньше.
— Прости, шеф, но хороший мент, это сам знаешь какой, — тихо хмыкнул Сава.
Я пока что молчал.
— Цыц! На-ка бокальчик, хлебни, расслабься, — катала взял свободную тару и налил почти полный фужер.
— Ну, давайте, за знакомство, что ли, — Гоша миролюбиво оглядел нас, поднимая руку с коньяком.
— Так-то мы уже знакомы, — прищурившись, многозначительно проговорил я. — Правда, мельком.
Сава промолчал, помнил еще мои кулаки. Мы чокнулись, при этом бокал Савы буквально врезался в мой, будто тот хотел разбить его. Но Гоша этого не заметил, отхлебнул горячительное, отставил бокал и похлопал нас по плечам: