Только в два часа ночи я распрощался с писателем и Варей. Светлицкий пожал мне руку, а Варя улыбнулась на прощание из-за спины отца, незаметно послав мне воздушный поцелуй.
Я вышел из подъезда и сел в такси. Сунул руку в карман еще мокрого пиджака, проверить, там ли штангенциркуль. Прибор оказался на месте, но был обернут в какую-то бумажку.
Я извлек ее, это была записка. Тусклые уличные фонари давали немного рассеянного света через стекла такси, но мне удалось прочитать.
Варя написала свой домашний и рабочий телефоны, а потом ровным безупречным почерком было выведено: «Позвони мне, или ты пришел к отцу, а не ко мне? Чем он так тебя заинтересовал? Кажется, я знаю, чем…».
Листок кончился, и сердце у меня екнуло… Неужели Варя догадалась? Но продолжение записки оказалось на другой стороне листочка. Я перевернул бумажку и прочитал: «Ты тоже хочешь стать писателем детективов!». И рядом пририсовано сердечко — эдакий советский смайлик. Других смайликов в Союзе пока не было. Были только сердечки — треснутые, плачущие, улыбающиеся и пронзенные стрелой.
До гостиницы я доехал по пустынным улицам минут за пятнадцать. В холле «Севера» встретил старую знакомую администраторшу. Елена Петровна заваривала чай прямо на рабочем месте.
— Андрей Григорьевич, — окликнула она меня. — Не хотите чаю?
«С чего бы такая щедрость?» — подумал я про себя, а вслух проговорил:
— Спасибо, но уже поздно, и так задержался, жена ругаться будет.
Слово «жена» я выделил специально, так как уловил исходящие от Елены Петровны непонятные флюиды. Чтобы пресечь ее поползновения, напомнил, что я не один в номере проживаю. Но, возможно, администраторше было нужно не мое мужественное тельце, а нечто иное. Она нисколько не смутилась моим ответом, позвала меня:
— Можно вас на минуточку? Я спросить хочу.
Я подошел к стойке:
— Спрашивайте…
— Говорят, Анжелу Павловну Корвину убили, прямо на собственном юбилее. Какая была женщина, золотой души человек…
— А в чем вопрос?
— Вы не нашли убийцу?
— А почему вы решили, что этим делом мы занимаемся?
— Как почему, вы же из Москвы, значит, приехали помогать нашим Литейским органам. Ведь так?
— Нет-нет. Мы по другому вопросу прибыли. Убийством Коровиной занимаются ваши местные.
— Жаль…
— Это почему? — я сдержанно улыбнулся.
— Да что они там нарасследуют? Толку-то от них…
— Почему вы так плохо о них думаете?
— Потому что когда убили Парамонова, я обнаружила интересную деталь, побежала в милицию, сообщила им, а они меня только на смех подняли.
Елена Петровна обиженно махнула рукой. Вот, блин, она еще и про убийство Парамонова знает. Официально это нигде не афишировалось, а слухи распространялись обычно в очередях за колбасой и в общественной бане, но всё-таки сарафанное радио в СССР работало отменно.
— Вот как, и что за деталь?
— Понимаете, как бы это сказать? Вы мне тоже, может, не поверите, но почитайте книги Светлицкого, там…
— Можно покороче, Елена Петровна?
— Да, да, — женщина перешла на шепот. — Я думаю, что в городе завелся маньяк.
— Почему вы так думаете? — насторожился я.
— Сами посудите, убивают уважаемых людей, уже три случая за неделю, Коровина, Парамонов и Завьялова, и все — все! — эти случаи описаны в книгах Всеволода Харитоновича. Один в один… Только имена и время другое.
Я схватил администраторшу за локоть и, наклонившись над ней, проговорил:
— Откуда вы это знаете? Кто вам об этом сказал?
— Ой, мне больно!
— Простите, — я отпустил руку, — ответьте на мой вопрос, Елена Петровна.
— Да никто мне этого не говорил, я сама сходство нашла. Ведь я все книги Всеволода Харитоновича почти наизусть знаю…
— Так. А кому именно в милиции вы говорили про сходство в романе с реальным убийством?
— Да главному их, Лосеву. Начальнику милиции. Сразу к нему пошла, у него как раз приемные часы были для населения, вот я и просочилась.
— Вот что, Елена Петровна… Все это должно остаться между нами. Никому больше об этом не говорите. Мы разберемся. Вы же никому не сказали?
— Никому, — испуганно замотала головой женщина. — Ну разве что только горничной Савелишне и все. А нет, еще соседке по даче, и Любке парикмахерше, она меня стрижет уже как три года. А так больше никому. Ой… Вспомнила, еще Ваське, слесарю. Он мне замок починял.
Я лишь вздохнул. Скоро весь город будет знать об интересных детективных сюжетах и убийствах по их мотивам. Нужно срочно что-то решать…
Глава 12
Закончив разговор с администратором, я направился в номер Каткова. Не стал дожидаться утра — уж очень мне не терпелось сверить размеры кинжала с имеющимися данными в медицинской экспертизе.
Алексей жил в двухместном номере вместе с Федей. Придется и его разбудить тоже. Нехрен спать, когда родина в опасности.
Я постучал в дверь. Выждав пару секунд, забарабанил посильнее.
— Кто? — недовольно пробурчал приглушенный голос Погодина.
— Опер в пальто!
— О! Андрей! Ты чего так поздно?
— Открывай, расскажу.
Замок щелкнул, и дверь распахнулась, выкатив мне на обозрение Федю в трусах, в майке и с прической из поговорки про сеновал.
— Случилось чего? — щурился он одним глазом, второй, видно, еще спал и не хотел открываться. — Труп?
— Случилось! Где Алексей? — сказал я, сразу входя.
— По бабам пошел, сказал, что утром будет.
— Чего? — завис я на одной ноге, снимая со второй ботинок.
— Ой, да здесь он, где ж ему быть, — махнул Федя рукой, — не слышишь, храпит?
— Шутник… — хмыкнул я. — У Алексея с бабами столько же общего, сколько у папуаса и белых медведей. Хотя он и то женился, а ты вот все бобылем ходишь.
— Шерлок Холмс тоже один был, — гордо заявил Федор.
— Ты, скорее, на Ватсона похож, — хмыкнул я.
— Это почему?
Я не стал говорить про превосходство в интеллектуальном разрезе — пошутил интеллигентнее:
— На скрипке не умеешь играть.
Я подошел к храпящей горе под одеялом и потряс Каткова за плечо. Тот проснулся не сразу, сначала попытался плотнее зажмуриться, но глаза пришлось все же открыть. Он таращился на меня, а потом, наконец, спросил, осознав реальность:
— Опять убийство?
— Опять, вставай.
— Кто на этот раз?
— На манеже все те же, убийство старое, а обстоятельства новые. Я кинжал откопировал, надо сверить размерчик. Где у тебя заметки из заключения эксперта?
— Ты серьезно? Андрей Григорьевич, ты больше времени не нашел другого. Три часа ночи!
— Не-а. Уже четвертый час, — уточнил я. — Доброе утро, страна!
— Ага, — пробурчал Федя. — Скажи это свое еще, коронное… Дескать, на пенсии отоспитесь.
— Доживите сначала до нее.
— Злой ты, Петров.
— Не ворчи, Федя. Я на след напал. Смотри! — я вытащил из кармана мятую бумагу, на которой белела обрисовка клинка на фоне серой мазни от копирки.
— Ну и что это? — у Феди даже второй глаз открылся.
— Я был в квартире Светлицкого и снял отпечаток, точнее, контуры с кинжала — как смог, через копирку.
Катков, обернувшись в халат, который больше напомнил тент для танка, выложил на стол блокнот со своими записями. Полистал, поводил пальцем по строкам, выискивая нужную информацию. На полях блокнота красовались отпечатки монет, которые Алексей любил штриховать через листок, переводя советские копейки на бумагу в виде графических изображений.
— Вот! Смотрите… — сказал криминалист. — В экспертизе написано, что максимальная ширина клинка, которым нанесено колюще-режущее повреждение, составляет 35 мм.
Я уже в это время мерил штангенциркулем, который извлек из кармана, контур клинка на листке:
— Тридцать четыре миллиметра. Эх… Чуть-чуть…
— Один миллиметр — это может быть и погрешность, — авторитетно заявил криминалист.
— Да какая погрешность? — буркнул я на него. — Я все точно снял!
Конечно, я торопился, и в этих обстоятельствах вряд ли кто смог бы сработать аккуратнее, но вот сейчас загадочный миллиметр начинал меня терзать. Был он или не был?
Но Катков, как оказалось, имел в виду другое:
— Ты, может, и точно, а вот судмед мог и немного ошибиться. Сам понимаешь, что мягкие ткани — не металл, они немного разойтись или сойтись могут.
— Они на коже замеры делают, — возразил я. — Кожа форму нормально держит.
— Да, но при извлечении клинка из тела кинжал мог сделать на коже дополнительный разрез, который совпал с основным, стал его продолжением. Вот если бы у тебя отпечаток был не тридцать четыре, а тридцать шесть миллиметров, тогда можно было б говорить, что это не то орудие. А так — исключать его нельзя.
— Подожди! Думаешь, этим кинжалом убили Завьялову? — вмешался Федя.
— Это решать судмед будет, когда мы орудие официально изымем и ему предоставим. Но на мое мнение — это наш клиент…
Катков был похож на сову и все время тёр щеки, силясь проснуться, но явно говорил дело.
— Отлично! — потирал руки Федя, будто это он добыл отпечаток клинка. — Есть улика против нашего писаки! Можно брать!
— Рано… — я задумчиво щелкал штангелем, — крови-то на кинжале нет. Чистый, как слеза единорога, если там что и было, то ее тщательно замыли. Сам по себе кинжал — лишь косвенная улика, в экспертизе будет в итоге написано, что могло быть нанесено повреждение Завьяловой им, а могло быть любым другим кинжалом, схожим по параметрам. Кроме того, хоть кабинет писателя и замыкается, кинжал мог взять кто-то посторонний — я сегодня сам убедился, что там замок дурацкий, дверь отпирается любым ножичком или отверткой.
— Кто же посторонний? — пригладил сеновальные вихры Федя. — Он что, в коммуналке живет?
— В квартире, но там дочурка еще. Следователь прокуратуры, кстати. Соловейчик Варвара Андреевна.
— Ого, это ты теперь и следачку подозреваешь? — Федя бросил возиться с волосами и теперь чесал ухо. — Хотя были у нас прецеденты. Вспомните Галю из Новоульяновской прокуратуры.