— Ну, реформировать предприятие, мне кажется, тебе пока рано. Ты же начинающий руководитель. Нет?
— Да брось… Чего я в этом деле не видел? Главное — проверку госснабовскую пережить и комитет народного контроля глубоко не пускать. Остальное все отлажено здесь. Как часики. Еще вот я ревизию внутреннюю инициировал. Посмотрим, дебет с крЕдитом как сойдутся. Сколько у меня на остатке и сколько по ведомостям бьется, чтобы не брать на себя чужого. Со мной и бухгалтер мой приехала. Главной я ее не назначил пока, там место занято. Сначала нужно с почетом человека как положено на пенсию проводить. Но в ближайшее время и это провернем.
В дверь постучали.
— Входите! — гаркнул по-директорски Гоша, потирая руки от своих мыслей о далеко идущих планах.
Дверь несмело приоткрылась, и в кабинет просочился сутуловатый мужчина в костюме с иголочки, в профессорских очёчках и безупречных импортных туфлях, сверкающих вороным отливом.
— Извините, Георгий Вадимович, но в журналах я ничего подходящего не нашел.
Слух резануло обращение к Гоше по имени-отчеству. Для меня он всегда был и будет Гоша Индия. Хотя при его подчиненных придется и мне его так назвать. Блин, главное, отчество его не забыть…
— В каких ещё журналах? — недобро зыркнул на него директор.
— Ну вы же сами велели смотреть журнальчики соответствующие по веяниям моды, идеи искать для новых моделей одежды.
— Ну велел, а ты какие журналы-то просматривал?
— Так вот же, — очкарик помахал рукой, в которой держал какой-то образчик советской периодики.
— Это что? — насупился Гоша. — Пытаясь разглядеть на плакатно-советской обложке название журнала.
Заголовок гласил что-то похожее на: «Я шью сама».
— Журнал Общесоюзного Дома моделей одежды, — пробормотал мужчина.
Судя по его костюму и прилизанным аккуратным волосенкам, на фабрике он занимал пост немаленький.
— Иди прочь, Иван Андреевич, — скривился Гоша. — а журналом этим воспользуйся по назначению. В сортире. Привезу я тебе «Saison».
— Чего?
— Нормальные, говорю, журналы достану. Германские. Все, закрой дверь с той стороны. Не видишь, к нам работник новый устраиваться пришел. Занят я, беседуем с кандидатом…
Очкарик на миг вытаращился на меня, его брови уползли на лоб. Затем, собрав брови в кучу, по-лакейски, но коротко поклонился и поспешил скрыться из кабинета.
— Это кто? — раскрыл я рот от удивления.
— Да главный модельер-технолог, — отмахнулся Гоша. — Я ему втыка намедни дал, что у нас на фабрике пальтишки такие безобразные шьются. На пугале огородном и то одежка краше. Велел ему листать журналы, обогащаться фактурой, так сказать. А то гонят на конвейере фуфло голимое. Ну ничего, я здесь шороху наведу. Будем нормальную одежду шить, а не это вот все! — он похлопал себя по собственному пиджаку.
Конечно, раньше рубашки он шелковые носил и пиджачки из замши, штиблеты из брюха крокодила, а запонки с брюликами. Всегда был стилягой и модником, а сейчас был вынужден облачиться в личину хозяйственной номенклатуры первичного звена. Как он выражался — жабью шкурку на себя примерил. Как в известной сказке, только все наоборот получается.
— Слушай, Андрюх! — вдруг воодушевленно махнул Индия рукой с бокалом, благо тот уже пустой почти был. — А пошли ко мне замом по снабжению? Ну или по производству. Что выбираешь? Мы тут таких дел с тобой наворотим! А потом все фабрики аналогичные в Союзе под себя возьмем… Опять же, в Минлегпром пробиться можно будет. Что скажешь?
Я усмехнулся.
— Нет уж… Спасибо. Мне всяких Литераторов и Тузов ловить надо. И ты сильно-то не мечтай о карьере директора. Не навсегда же здесь.
— Да шучу я, — рассмеялся Гоша, звякая бутылкой о бокалы. — Хотя я бы здесь задержался… Наверное. Есть где развернуться.
— Хм… — задумался я, ведь в каждой шутке есть только доля шутки. — А почему бы и нет? Если найдем Туза, то, может, и оставят тебя здесь на постоянку. Если сам захочешь и себя нормально покажешь. А в Новоульяновске ты что, бросишь свой бизнес?
— Бизнес… Сегодня есть, а завтра нет. Сам знаешь, в какое время и в какой стране мы живем. Это там у них, за бугром, бизнесом дела и работу называют, а у нас — спекуляция и махинация. А тут, — Гоша удовлетворенно оглядел свой просторный кабинет, — гособеспечение. И можно тоже неплохо развернуться, умеючи-то.
— Все скоро может измениться, — намекнул я. — А вдруг бизнес в СССР легальным станет?
— Вот когда изменится, тогда и буду голову ломать над этим. Хотя, впрочем, там в Новоульяновске у меня тоже все отлажено. Только человечка нужно наместником оставить надежного и с головой. Нет на примете такого. Мои дуболомы — они верные, но недалекие, как тропинка до деревенского сортира. Не знаешь кого-нибудь? Чтоб замом по Новоульяновску назначить?
— Не-а.
— А батя твой пойдет?
Я снова задумался. В принципе, все это скоро легализуется, и частное предпринимательство уйдет со строк уголовного кодекса. Кто первый будет стоять у руля, того и будут тапки. Надо будет переговорить с отцом. Так-то неплохое предложение.
— Посмотрим. Ты вначале здесь останься, а потом дели фабричную шкуру.
— От тебя зависит, останусь я или нет, — хитро прищурился друг. — Ты же меня сюда засунул, думаю, и удержать сможешь, если понадобится.
Я не стал ничего обещать, все это еще вилами писано, а просто поблагодарил Гошу.
— Спасибо, что согласился на переезд. Я знал, что фабрика тебя заинтересует.
— А как же, — закивал катала. — Тут возможностей больше, чем с рестораном и катраном. Ух… Развернуться можно.
— Ну ты сильно-то не наглей, все-таки ты под наблюдением. Моим.
— Да ладно, Курсант, на то и расчет у нас, что я свои порядки финансовые, не совсем законные устанавливать буду. Залезу в городской монастырь со своим уставом, как говорится. Вот тогда, я думаю, Туз на меня и выйдет. А куда он денется? Должен выйти, если это его город. Так?
— Надеюсь, — хмыкнул я.
— Вот только пока не вышел.
Я серьёзно на него посмотрел.
— Да ты здесь второй день всего. Чего хотел…
— Э-э, нет! — Гоша ослабил галстук. — По всем законам неписанным меня должны были уже встретить и в курс дела ввести. Так сказать, направить и обозначить поле деятельности. Расставить все точки над «ё». Сам же говорил, что фабрика налево много продукции гнала, а это живые деньги, и немаленькие. А вот я тут сам с усам, получается… Ни одна падла носу не кажет. Я уж приготовился, думал, прессовать будут словесно, мол, приперся чужак со своим самоваром. Но ни слуху, ни духу пока. А почему, знаешь? — Гоша вопросительно на меня уставился.
— Почему? — абсолютно серьёзно переспросил я.
— Потому что знают они, кто пришел. Пробили за меня тему… Просочилась информация, что из блатных я, а не клерк педальный. Вот и носа не кажут. Выжидают…
Он сощурил глаза, будто подсчитывал, когда же начнётся то движение, ради которого мы с ним всё это и затеяли.
— Оно и лучше, что слухи поползли о твоем не совсем партийном происхождении, — кивнул я. — Это не промах. Так правдоподобнее будет нам Тузу конкуренцию навести. Ее видимость, то есть.
— Слушай, Курсант, — Гоша стал наливать по третьей, но я прикрыл свой бокал рукой, мол, мне еще работать, — а почему только видимость? Давай взаправду тряхнем городишко по полной. Рынок подомнем, базы, магазины…
— Ну, так-то я вообще-то милиционер, ты забыл?
— Ладно… Тогда я сам. Если не возражаешь. Все одно они под Тузом ходят, а будут подо мной. Ты как, не против?
— Пока идет операция, очень даже не против, а там — посмотрим.
— Посмотрим, — пробурчал Гоша, меня передразнивая. — Вот что ты такой правильный, Курсант? Шире надо мыслить. Сейчас Меченный у власти. Перестройка, гласность. А знаешь, что в моей среде поговаривают? Что все это пшик. Скоро при капитализме жить будем… И тогда кто фабрикой заведовал, тот и урвет ее.
Он отпил щедрую порцию рома, как будто уже провожал «старый» режим.
— Это кто же у тебя такой продвинутый? — удивился я, а про себя подумал, уж не «коллега» попаданец ли.
— Просто мы, в отличие от вас, в догмы партийные не верим и не верили. А сейчас — глянь, что происходит? Все забугорное ценится. Скоро в рот им заглядывать будем. А в республиках этносы заволновались, что-то им свободы резко захотелось, и дефицит растет. В прессе такого не скажут, но ведь у меня в разных областях и республиках кенты имеются.
Я не стал делать вид, что удивлён, хотя любой другой на моём месте сейчас бы или смеялся, или сидел, как мешком огретый.
— Ты прав, официально пока у нас все хорошо. Упор делаем на перестройку и роль партии.
— Да херня эта ваша перестройка, — махнул рукой Гоша. — Русскому человеку либо железный кулак, либо бардак. А в Бога мы не веруем, почти семьдесят годков отучали.
— Да кто же спорит… Только я верю, что при любом раскладе страна наша выкарабкается и на ноги встанет.
— Не знал я, что ты такой патриот, — вскинул на меня стриженную бровь Гоша.
— Я оптимист…
— Ну я и говорю, в СССР это то же самое.
Мы еще немного посидели. Обсудили план дальнейших действий. Гоша сообщил, что приехал не один. Часть его людей уже обосновалась в гостинице. Я сначала хотел ему за них высказать, а потом вдруг подумал, что помощь его подручных может нам понадобиться. Хорошо все-таки, что у меня друг бандит…
г. Литейск, Центральный рынок.
Двое молодчиков с глазами хмурых горилл и грубо вырубленными подбородками, натянув поглужбе драповые кепочки и приподняв воротники кожанок, прохаживались между рядами в огромном торговом зале с пятиметровым потолком. Всюду бойко шла торговля. На рынке, в отличие от магазина, из продуктов купить можно было практически все. От семечек до икры, от капусты до кефира. Но, если в госмагазинах цены держались на одном уровне, то тут они могли ползти. И преимущественно — вверх. Частное предпринимательство в СССР запрещено, а кооператоры еще не народились. Я помнил (по образованию из прошлой жизни — все-таки историк) что официально власть разрешит кооперативное движение в следующем, 1987-м, в порядке эксперимента, и лишь в 1988-м будет принят закон о кооперативах. А сейчас единственной законной деятельностью, приносящей доход в собственный карман, являлась торговля на рынке продукцией выращенной в своем подсобном хозяйстве.