Там же в провале, я видел обломки вертолета «Ми-8», который упал туда еще в мае, зацепившись лопастью за трос одной из кранов. Даже в мое время спорили, по какой причине упала винтокрылая машина… Жуткая картина.
Я видел, как на крыше третьего энергоблока работали биороботы — сгребали лопатами обломки графита. Прямо сейчас эти люди, одетые в максимальную, пусть и самодельную защиту, жертвовали своим здоровьем. Время работы на крыше составляло всего шестьдесят секунд — этого хватало только чтобы набрать две лопаты и сбросить обломки вниз. Но даже это незначительное время сокращало жизнь человека почти на четверть.
В какой-то момент перед глазами у меня начало темнеть, голова закружилась. С каждой секундой становилось хуже… В конце-концов, я просто рухнул на приборную панель и отрубился.
Очнулся я в своей палате. Снова в холодном поту, сон как рукой сняло. Эти максимально реалистичные сны меня пугали — почему это со мной происходит?! Чем они вызваны?
Помнится, что на какое-то время они пропали, но потом появились вновь. Складывалось ощущение, будто только я начинал отвлекаться или отдаляться от сути, как «свыше» мне напоминали о важности цели. Нет, чушь какая-то. Уж не схожу ли я с ума?
Потянулся к тумбочке, где лежали мои часы. Ну вот, только четыре утра. Разозлился сам на себя — во фантазия разыгралась. Еще спать и спать, но куда там. Ворочался почти до шести, но так толком и не заснул. ББыло еще темно. Поднялся, вышел в коридор и отправился в туалет. Увидел, что дверь в шестую палату приоткрыта — именно там должен был лежать Женька Филатов.
Осмотрелся — в коридоре никого.
Царила полная тишина, в конце коридора горело дежурное освещение.
Приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Хоть и было темно, но я разглядел почти все. К тому же в дальнем углу работал небольшой ночник. В палате стояло четыре кровати, но только ближайшая была занята. На ней-то и лежал один пациент, с подвешенной на растяжке ногой. Вот черт — дело дрянь. Значит, у Филатова серьезный перелом. В углу, на стуле, спала какая-то женщина — наверняка его мама.
Я снова испытал угрызения совести — мне ничего, а другу досталось, будь здоров. Еще неизвестно, каково его общее состояние. Как бы он инвалидом не остался.
Не стал задерживаться внутри палаты, спешно вышел наружу и прикрыл за собой дверь.
Думал о том, что отморозок Пащенко всего за один день троих человек отправил в больницу, а сам, паскуда, снова сбежал. Все это со стороны выглядело как плохо с режиссированный фильм — бегает по Припяти отморозок, давит людей. Но это происходило на самом деле — этот урод, сразу после аварии как-то умудрился бросить разбитую машину и сбежать. Неужели по машине не смогли определить кто хозяин? Впрочем, он легко мог ее угнать. Куда милиция смотрела?
Что толку-то теперь разглагольствовать…
В восемь утра приехали Шевцов и Ракицкий — по мою душу. Оказалось, что всех дембелей еще вчера вернули обратно в гарнизон — теперь прапорщик Кулагин сам будет свою баню достраивать. Не оправдал он оказанного доверия, вот Зубов на него и обозлился.
Я забрал свои гражданские вещи, прихватил и портфель Андрея — ну не бросать же его здесь в медсанчасти?! Затем спустился вниз.
В коридоре увидел человека на костылях. С удивлением узнал в нем своего бывшего командира — майора Прудникова. Заросший щетиной офицер, опираясь на деревянные костыли, ворчал и неуклюже перебирал ими по застеленному линолеумом полу. А рядом с ним, иногда помогая, шла пожилая медсестра…
К счастью, обе ноги у Прудникова были на месте. Слава богу, что никакой ампутации не потребовалось.
Интересно, после моего разговора в гостинице, Рита приходила навестить отца? Или обида оказалась сильнее?
Меня комбат не видел, смотрел совсем в другую сторону и кажется, настроение у него было паршивое. Не стал обращать на себя внимание и вышел из санчасти.
Наша темно-зеленая «Буханка» уже стояла у входа, с заведенным двигателем.
Ушибленные ребра еще болели, поэтому каждое неосторожное движение вызывало у меня резкую боль. В общем-то, было терпимо, но все равно раздражало. Щека была заклеена лейкопластырем, а рука уже практически не болела. В общем, в ДТП я можно сказать, практически не пострадал.
— Ну что, ефрейтор! — усмехнулся начмед. — Подышал свежим воздухом в Новошепеличах? Пора обратно в гарнизон. И так почти шесть дней филонили. Да, Ракицкий?
— Ничего не филонили, — пробурчал тот. — Построить баню это не так просто как кажется.
— Ну, раз вы теперь опытные строители, то завтра и поедете на ЧАЭС, — снова рассмеялся старший лейтенант. — Опытом поделитесь, покажете остальным как строить. Ладно, шучу я, Ракицкий. Савельев, как здоровье?
— Нормально. Жить буду, — ответил я, залезая в машину.
— Твою медицинскую карту я забрал… Рано тебе на рабочку. Полежишь в лазарете, а дальше посмотрим, что с тобой делать. Как приедем, дуй к Зубову. Побеседовать он с тобой хочет.
— Догадываюсь о чем, — хмыкнул я.
— А ты не догадывайся, твое дело не думать, а выполнять.
О, ну понеслось. Шевцов поумничать решил, и включить опытного офицера. Терпеть не могу, когда кто-то пытается жизни учить других, но при этом и сам еще не прожив ее. Старлей старше меня лет на шесть, не больше, каким таким жизненным опытом он собирается меня задавить?
Бодаться с ним я не стал. Не до того было, да и неправильно это, когда ефрейтор выясняет отношения с офицером. Конечно, в Союзе уставщины было куда меньше, чем в российской армии, да только это понятие очень растяжимое и спорить тут можно сколько угодно.
Прибыв в гарнизон, я сразу отправился в палатку к лейтенанту Зубову.
— Савельев? Чего ты там бормочешь, проходи!
Оказавшись в палатке, я заметил перемены — с тех пор, как на должность комбата встал майор Залесный, здесь все поменялось. Мебель сдвинута, места стало меньше, а света наоборот прибавилось.
— Как состояние? — поинтересовался он.
— Жить буду.
— В общем, не буду ходить вокруг, да около… Тебя я ни в чем не виню. Зачем вас Кулагин отпустил в город, честно говоря, для меня пока непонятно. Сдавать стал Леонид Павлович, возраст все-таки. А вот что касается твоего товарища по несчастью, тут все иначе…
— Нашли? — поинтересовался я.
— Нашли. Сам пришел. Целый и невредимый, только с похмельем жутким. Выяснилось, что с друзьями он встретился, выпил. Потом еще… ну и забыл он, что является военнослужащим. Наверх, к счастью, я докладывать не стал…
— Залесному будете докладывать?
— Не знаю, Савельев. Не знаю, — тяжко вздохнул Зубов. — Я тебя для чего вызвал… Что там с дочерью Прудникова? О чем говорил с ней?
— Ну… Пытался выяснить, что там у них произошло.
— А она не сказала тебе, что ты лезешь не в свое дело? — прищурился Зубов. — Характер у его дочки наипротивнейший.
— Нет, не сказала. Наоборот, спросила, как ей лучше поступить.
— Да-а… Как я погляжу у тебя талант, Савельев?
— Если вы об уникальных способностях встревать в разные ситуации, то да. Признаю. Один знакомый в погонах сказал, что я словно магнит притягиваю к себе проблемы.
— Не язви, — лейтенант меня тут явно не понял. — В общем так… Есть важная информация для тебя. Звонили из штаба, очень интересовались твоей кандидатурой. Моего мнения никто не спрашивал, просто поставили перед фактом.
— И чем я им теперь помешал? — стараясь не подавать виду, спросил я.
— Скорее не помешал, а пригодился… — вздохнул Зубов, буравя меня угрюмым взглядом. — Тебя забирают из-под моего командования!
Глава 16Второе дыхание
Я осторожно взял пластиковую телефонную трубку, приложил к уху. Понятия не имел, кому это я понадобился. Когда посыльный сказал, что меня срочно требуют к телефону, я даже занервничал — ну и кому я теперь дорогу перешел?
— Да? — произнес я.
— Привет, ефрейтор, — раздался знакомый голос старшего лейтенанта Пономарева. — Узнал?
— Конечно! — облегченно выдохнув, отозвался я. — Здравия!
— Алексей, у меня важная информация, поэтому выслушай до конца. Говорить буду только по существу… Работает «глушилка», поэтому разговор подслушать невозможно. — Пономарев перешел на официальный тон. — Значит так, на базе закрытого военного объекта «Чернобыль-2» с нашей инициативы создается новое подразделение, у которого будет всего одна цель — нести суточное дежурство на атомной станции. Все это будет происходить в учебном формате, совместно с внутренними войсками армии СССР, которые в данный момент охраняют атомные станции всей страны. Проще говоря, это будет отдельный учебный центр для военнослужащих срочной службы, но отобранных нами индивидуально. Тех, кто прошел особую проверку.
— Вроде военизированной охраны что ли? — уточнил я.
— Ну-у, примерно так, — немного подумав, отозвался тот. — Сначала будет один взвод, общей численностью в тридцать человек. Думаю, ты уже догадался, что попал в их число? Не благодари, ты чуть ли не первый кандидат.
— Кгхм, интересно… И когда все это будет запущено?
— С начала мая. На подготовку проекта ушел месяц, но многое будет доделываться непосредственно уже в процессе. Я буду одним из штатных кураторов нового подразделения, поэтому будем видеться чаще. Кстати, к комитету новое подразделение не будет иметь практически никакого отношения… Вы сами по себе, а все руководство осуществляется через кураторов. Сам понимаешь, это создаётся с особой инициативы нашего общего знакомого…
Естественно он говорил об Андрее. Черт возьми, кто же он такой, что способен дать старт такому серьезному нововведению? Вообще, до середины девяностых атомные станции охраняли исключительно внутренние войска Союза, а потом Российской Федерации. Лишь потом перешли на ВОХР, а затем на внутренние войска МВД и Росгвардию.
— Догадываюсь. Наверняка это было непросто.
— Так, дальше… Алексей, в ближайшее время тебя переведут в новое место службы, в новое подразделение, базирующееся на территории городка «Чернобыль-2». Это радиолокационная станция, антенны которой видно со всех сторон Припяти. Думаю ты понял, о чем я говорю. К этой станции вы никакого отношения иметь не будете, только размещаться в казарме на их территории. У вас совсем другие задачи.