— Нет, человек с такой фамилией мне не знаком! — не дрогнув ответил я. И фактически, не соврал. Ведь если подумать, я знал его как полковника Андрея, на самом деле ничего не зная ни о его настоящей фамилии, ни о его имени. О том, что он Черненко, я вообще узнал случайно и то уже не помню от кого.
-. Спасибо за информацию, — сухо ответил Брагин. — Кстати, я слышал, что вы теперь гражданский человек?
— Можно и так сказать. А это важно?
— Не интересует обучение в школе КГБ?
— Вы всем предлагаете туда поступать? — снова ответил я вопросом на вопрос. Церемониться я не собирался, меня вымораживало, что эти ребята уже который раз влезают в семью, пытаясь как-то повлиять на меня. Видимо, информация обо мне прошла, например тот же Пономарев мог… Одновременно я понимал, что действую не так, как должен. Слишком уж все легко у меня выходит при общении с чекистами… Все потому, что я не привык с ними контактировать, для меня это такие же люди, как и все остальные. Чего с ними церемониться?
Если подумать, то людьми из военной контрразведки ФСБ, я часто работал бок о бок.
— Не всем, — тем же голосом ответил Брагин. — Если надумаете, дайте знать. До встречи, Алексей Сергеевич.
Вновь послушались гудки — чекист положил трубку.
Я в бешенстве швырнул кусок пластика на корпус аппарата.
— Суки! Задрали уже! Когда они оставят мою семью в покое?! — воскликнул я, активно жестикулируя. Представляю, каково матери сейчас — сына нет, снова вламываются люди в пиджаках и начинают задавать странные вопросы. Это кого угодно выбьет из колеи.
— Что случилось? — спросил Григорий, наблюдавший за моим поведением.
— Да так… Опять чекисты воду баламутят. Только не там где нужно. Чувствую, теперь они меня в покое не оставят, так и будут крутиться рядом, что-то вынюхивая.
— Они всегда так делают.
— Тоже сталкивался?
Журналист только кивнул. Отправился на кухню.
В задумчивости, я сделал еще несколько кругов по комнате, затем решительно плюхнулся на диван. Но сидел на нем не долго — от возбуждения не мог найти себе места. Вскочил и отправился на кухню, где Григорий гремел посудой.
— Гриша… — пробормотал я, глядя на него рассеянным взглядом. — Я, наверное, домой поеду. Нужно сообщить семье, что я уволен с военной службы, объяснить им все. Рассказать правду. Конечно, все говорить не буду… Но я так не могу, жить здесь, считая, что все хорошо и проблем нет.
— Без проблем! Это правильное решение! — ответил тот, оглянувшись в мою сторону. — Где меня найти, ты знаешь!
Я молча кивнул, вернулся в комнату. Подхватил рюкзак, накинул бушлат и шапку. Вышел из дома. Автобусная остановка была в прямой видимости, поэтому я направился прямо к ней. Постояв несколько минут, я заметил приближение желтого «ЛиаЗа».
Усевшись в салон и оплатив кондуктору проезд, я глубоко задумался.
Первым делом об Иванце. Во что же он встрял, раз им заинтересовались свои же? Уж не поэтому ли он тогда представился мне, будто убыл в Москву, хотя на самом деле находился в Припяти? Быть может, им уже тогда заинтересовались и он проявлял меры предосторожности? Тогда понятно, почему он прислал вместо себя капитана Пономарева и почему офицер так перепугался, что выставил меня за дверь. Пономарев ошибочно посчитал, что я был кем-то подослан?
Я слегка усмехнулся, что у них там за ролевые игры? Нельзя просто делать свою работу, нужно непременно повсюду искать подвох или изменников родины. А еще везде и всюду подозревать друг друга — вот он принцип успешной работы чекистов тех лет.
Конечно, мое отношение к отцу Генки было подорвано, однако врагом его я не считал. Все-таки он несколько раз помогал мне и скорее всего, именно Павел Сергеевич присматривал за мной, когда у Черненко начались проблемы. И он же дал команду «фас», после которой возобновился процесс моего увольнения из рядов советской армии…
В любом случае все, что касалось Иванца, меня теперь не волновало. Никакой вины за собой я не чувствовал, нигде этого человека я не подставлял. Он же важная шишка, сам со своими проблемами разберется…
До Припяти я доехал быстро. Вышел на улице Леси Украинки, взвалил рюкзак на плечо и на повышенных оборотах отправился домой. Добрался примерно минут за пятнадцать. Увидел, что во дворе уже стояла наша красная «Копейка», значит отец тоже дома. Судя по всему, приехал совсем недавно.
Вошел в дом, поднялся по лестнице. Затренькала кукушка.
Дверь мне открыли не сразу, лишь спустя полминуты.
На входе оказался отец. Увидев меня, на долю секунды он слегка удивился, молча кивнул, мол, заходи и дверь закрывай. Это было как минимум странно.
Маму я застал в гостиной, она лежала на диване, рядом стоял стеклянный пузырек корвалола. Выглядела она неважно — лицо бледное, на лбу выступили капельки пота.
— Мам! — пробормотал я, когда зашел в комнату. — Что с тобой?
— Сердце пошаливает, — тихо сказала она.
Все и так было понятно.
— Это моя вина! — выдохнул я, присаживаясь на край дивана. — Если бы не эта чертова служба, никто бы к нам домой не приходил и не трепал нервы.
— Зачем они приходили? — спросила мама, посмотрев мне в глаза.
— Я вам сейчас все объясню. Уже можно, — сдержанно ответил я, затем поднялся и принялся стаскивать с себя бушлат. Разговор предстоял непростой и уж точно не быстрый.
К счастью, Насти дома не было, поэтому мне было проще рассказывать.
— В общем, все началось еще с Краснодара, — начал я. — В учебке я повстречал человека, который оказался каким-то начальником из комитета госбезопасности. Он сразу обратил на меня внимание, помог сдать экзамены. Затем по его указанию меня отправили на аэродром «Овруч». Там я успешно выявил иностранного шпиона, который передавал информацию на сторону. Куда именно, я не разобрался. Но за все время там, я узнал, что иностранными спецслужбами были предприняты попытки вывести их строя радиолокационную станцию, что в «Чернобыле-2». Для этого они пытались использовать военный самолет. К счастью, ничего у них не вышло. За успехи меня перевели на Янов, поближе к заводу Юпитер. Там я тоже отличился, правда, оказалось, что угроза была ложной и я просто влез не туда, куда нужно. Тем не менее, после этого меня перевели на «ЗГРЛС», в специальный учебный центр, который курировали люди из КГБ. Именно поэтому к нам приходили из милиции, подставные переодетые сотрудники. Даже сбитый с толку участковый, тоже был задействован в той операции. А ведь она была учебной, но об этом никто не знал. Во все это сложно поверить и я понимаю, как это звучит, но это так. Прошу просто поверить.
— То есть, ты попал в школу КГБ? — уточнил отец.
— Нет, но учебный центр имеет примерно ту же цель. Нас готовили для того чтобы заменить на ЧАЭС бесполезных солдат из внутренних войск. Пап, ты об этом знаешь.
Тот кивнул.
— Там все очень сложно. Летом, я сумел довести командованию, что на станции есть диверсант и его смогли выявить и задержать. Как оказалось, он намеревался взорвать бомбу на третьем энергоблоке. Примерно тогда же меня объявили дезертиром, потому что в командование КГБ проник человек, который сам принадлежит к числу диверсантов. Двое погибли на дороге в автомобильной аварии, еще один разбился, упав с большой высоты. В общем, как оказалось, в городе действовала целая группа, которую проморгали. Когда все выяснилось, меня восстановили по службе. Но я получил огнестрельное ранение, из-за которого загремел в госпиталь Чернигова аж до ноября восемьдесят пятого года. А в декабре, я лично столкнулся с куратором диверсантов. Произошла стычка, в результате которой один упал с крыши третьего энергоблока и разбился, а второй, от безысходности пустил себе пулю в лоб.
Оба слушали меня с изумлением. Конечно, я мог бы им не рассказывать такие подробности, но посчитал, что так будет не честно. Они оба хорошие люди и заслуживали правды. В конце концов, я их сын. Пусть я рассказал им и не всю правду, тем не менее, мне стало гораздо легче, будто гора недоверия с плеч упала.
— Леша, ты сейчас не шутишь? — прошептала мама, глядя на меня растерянным взглядом. — Ты стрелял в людей?
— Нет мам, я в людей не стрелял! — честно ответил я. — Зато пытались стрелять в меня.
И это действительно было так, пока еще мне не довелось убивать. Про свою прошлую жизнь я умолчал, всякое бывало. Не хочу вспоминать. — Всегда получалось так, что стреляли другие, а я просто оказывался рядом.
— Мне даже определение дали — магнит для неприятностей. — невольно усмехнулся я.
— А зачем приходили люди из КГБ? — спросил отец.
— Один из начальников, который присматривал за мной, попал в какую-то неприятную историю. У них же там все строго. В общем, попал под проверки, а ко мне приходили потому, что считали, что я поддерживаю с ним контакт. Телефонный разговор с ним у меня действительно был, мы договаривались о личной встрече. Я ведь не знал, что он под следствием. Встреча должна была состояться перед новым годом, двадцать второго декабря, когда у меня было увольнение. Но ее не получилось.
— Господи… Как все это сложно и запутанно, — пробормотала мама, вытирая лоб. — Ну почему все вот так?! Леша, я слышала, как они сказали, что ты уволен со службы… Что это значит?
— А то и значит, — чуть улыбнулся я. — Сегодня меня комиссовали, так что теперь я полностью гражданский человек. С военной службой покончено.
— Стоп, погоди, — удивился отец. — Как уволен? Но комиссуют же только по состоянию здоровья! Нужна медицинская комиссия, куча документов, подписей и печатей. Это не одним днем делается.
— Все верно. В течении всего января на меня готовили бумаги.
Родители переглянулись.
— Это плохо? — спросила мама.
— Плохо? Вовсе нет, мам. С чего ты взяла? — ободряюще произнес я. — Долг родине я отдал, пусть и отслужил меньше.
— А что за огнестрельное ранение было?
— Да так, ерунда. Зацепило немного, — я показал небольшой шрам на плече. — Уже все давно зажило! Мам не волнуйся за меня, с армией все. Я вернулся домой, больше не будет никаких непонятных ситуаций. Никаких людей из КГБ тоже не будет, уж я постараюсь.