Девушку нашел на первом этаже. Психолог только что закончил с ней работать — она даже не успела сесть на лавку у кабинета. Как оказалось, помощь специалиста ей совсем не требовалась, что сильно его удивило. К счастью, физических повреждений у нее не было, отделалась лишь парой синяков и небольшой царапиной.
Увидев меня, она тут же бросилась ко мне. Вид у нее был взволнованный, волосы растрепаны. На ней, поверх испорченного платья, была накинута и застегнута на пуговицы моя, покрытая пятнами крови грязная рубашка.
— Солнце, прости меня! — с сожалением произнес я, подходя к девушке. — Я так виноват перед тобой.
— Леша, что ты такое придумал? — она прижалась ко мне. — За что ты передо мной извиняешься? Ты же меня спас от того придурка. Мне следователь сказал, что он сейчас в больнице и лежать там будет долго — у него все лицо разбито. А потом сядет еще раз, за хулиганство и попытку изнасиловать. Может, наконец, пропадет у него желание нападать на женщин.
Хотелось так много сказать, а я ничего не мог из себя выдавить. Из-за этого я злился на себя, но лучше от этого не становилось.
— Я извиняюсь за то, что вообще допустил все это. За то, что этот отморозок к тебе прикасался своими грязными лапами. За то, что обидел и сделал тебе больно, — я судорожно выдохнул. — Запомни мои слова, если еще кто-нибудь, когда-нибудь попытается сделать что-то подобное, убью нахрен!
— Леша! — воскликнула Юля, отстранившись и посмотрев мне в глаза. — Ты ни в чем не виноват. Я же все видела… Если бы Пащенко не швырнул бутылку…
— И все равно. Я должен был предвидеть, что они пьяны и честной драки не будет. Не с такими гнилыми людьми. Именно этого и нужно было ожидать, а я был слишком самонадеян. Из-за этого ты пострадала.
— Со мной все хорошо. Отец всегда учил меня не паниковать, ко всему относится с хладнокровием и спокойствием. Хорошо, что та бутылка не попала тебе в висок или глаз. Не переживай ты насчет меня.
— Пащенко больше нет, — проворчал я. — Упал на собственный нож, которым хотел зарезать меня!
— Я знаю. Туда ему и дорога, — вздохнула девушка. — Достал, зараза. Знаешь, скольким он умудрился напакостить? Я ведь тебе не говорила, боялась, что отругаешь. Он еще несколько раз пытался докапываться до меня. Приставал. Один раз даже на вокзале прицепился, хотел со мной в Киев ехать. Я ему локтем в глаз заехала и сбежала.
Я посмотрел на нее с укоризной.
— Ну и почему ты молчала?
— Потому что, — пробурчала она, затем снова прижалась ко мне. — Ты в армии был, месяцами пропадал. Лучше скажи, что тебе следователь говорил? Они не могут обвинить тебя в том, что он сам на свой нож упал. Так ведь?
— Да много чего говорил. Давить пытался. Само собой они будут проводить расследование, — вздохнул я. — Меня отпустили под подписку о невыезде. Оснований для моего ареста у них нет, Пащенко и вправду упал на свой нож случайно. Отпечатков моих там нет и быть не может.
— Ну да. Это же была самооборона.
— И пальцы они у меня почему-то еще не откатали. Думаю, все впереди. Юль, давай уйдем отсюда! — попросил я, почувствовав тошноту. — Что-то нехорошо мне.
И верно, после жестокой драки и бессонной ночи, проведенной в КПЗ, мое состояние было откровенно дерьмовым — голова гудела, периодически слегка кружилась. Подташнивало. Ощущение такое, будто во мне что-то сломалось. Скорее всего, я получил сотрясение мозга, пусть и легкое. Странно, что прибывший на место происшествия врач не обратил на это внимания. Хотя затылок и ссадины на лице он мне обработал, это не особо исправило ситуацию.
Лицо опухло, нос отзывался острой болью — все-таки кулак у Клюева был тяжелым. Ну, всяко ему досталось больше — я же ему нос в череп вогнал. Там явно не один перелом, а уж сколько зубов он потерял…
Помимо этого моя правая рука опухла так, что я едва мог сжать ладонь в кулак. Кожа на костяшках пальцев была содрана, каждое движение отзывалось болью. Я даже навскидку не вспомню, сколько ударов я нанес по лицу Клюева.
— Конечно, пойдем. Тебе в больницу нужно. — Юля тут же схватила меня под локоть и повела на выход. Но не успели мы дойти до двери, как меня окликнул чей-то голос:
— Савельев, стой!
Я резко обернулся, отчего меня даже замутило. Увидел идущего ко мне решительным шагом сержанта, что ранее конвоировал меня из камеры в кабинет Рогова.
— Ты потерял? — он протянул руку и показал мне маленькую красную коробочку, в которой лежало заранее подготовленное кольцо. Да уж, все прошло совершенно не по плану — до колеса обозрения мы так и не добрались, а уж про предложение в данный момент можно было и не заикаться.
— Это мое, — прохрипел я.
К счастью, Юля стояла позади меня и не видела того, что протягивал сержант. Я тут же схватил коробочку руками, проверил содержимое и сунул в карман. Сержант понимающе кивнул, развернулся и зашагал обратно в свою обитель тишины, где алкаш по-прежнему горланил нескладные песни.
Вообще, в «РОВД» сегодня было максимально тихо — воскресенье же. Работала только дежурная смена и те, кому не повезло встретить утро в своей кровати. Как, например, тот же Рогов. Мне вообще казалось, что у такого как он семьи нет — они его просто не выдержат. Хотя, «оборотней» хватает. Быть может, на работе он гнида гнидой, а дома самый лучший муж и отец. Хуже, когда наоборот.
Мы с девушкой вышли на свежий воздух. Только-только на часах стукнуло девять утра и поэтому, было еще прохладно. Людей не было, лишь гуляли одинокие собачники. Юля поежилась от холода — все-таки было только шестое апреля, несмотря на то, что весна выдалась очень теплой. Девушка упорно настаивала на том, чтобы поехать в «МСЧ-126», где меня осмотрят, но я отказался. Ничего серьезного со мной не случилось. Это же не огнестрельное ранение.
Да и вообще, что я, первый раз что ли сотрясение поймал? Ну, помучаюсь недельку, а через две-три, буду как новенький — на мне все заживает как на собаке. Глупо, конечно, так полагать — но такой уж я упрямый.
Юля, конечно же, меня отругала за то, что отказался от получения квалифицированной медицинской помощи, но после долгих убеждений, я успокоил ее тем, что у меня есть знакомый врач, который проведет осмотр и окажет помощь. Такового, правда, не было, но это и не важно.
— Тебе сейчас нужно домой, — произнес я, морщась от головной боли. — Приведешь себя в порядок. Главное ничего и никого не бойся. Как только с этой проблемой все решится, я сразу же приеду.
— Куда? В Киев, что ли? Мне же сегодня вечером уезжать на учебу, а пропустить я не могу.
— Вот тогда в Киев и приеду, — ответил я. — Как нам лучше отправить тебя домой?
— На такси, например.
Неподалеку от здания «РОВД», я увидел телефонную будку. Оттуда вызвал такси, чтобы машина отвезла Юлю домой. Щеголять в таком виде по улицам Припяти девушке было никак нельзя. Дождавшись машину, я посадил Юлю в салон, через силу попрощался с ней. А как только такси скрылось за поворотом, я отыскал ближайшую лавочку и направился к ней.
Мне было хреново — еле дошел. Идти в таком виде домой было никак нельзя. Поэтому, взвесив все за и против, я направился к Виктору. Сегодня у нас никаких встреч не было, поэтому мое появление на пороге вызвало у него полное недоумение.
— Ох ты ж черт! — поразился он, едва увидел меня на пороге. — Леха, кто кто тебя так?
— Старые враги, — пояснил я, проходя в дверь. — Обезболивающее для головы есть?
— Найдем. Ни хрена себе шишка! Это тебя чем, камнем, что ли?
— Бутылка в голову прилетела, — коротко пояснил я, падая на диван. — Ну и попинали маленько. А где Гриша?
— Он еще вчера вечером уехал. Сказал у него какое-то неотложное дело в Киеве. Тебе сейчас не об этом нужно думать. Слушай, по-хорошему, тебе бы в медчасть обратиться. Сотрясение налицо. Ты что, в таком виде по городу бродил? Как тебя вообще из отделения в таком виде выпустили?
— Просто отпустили и все. А в больничку не хочу, — отмахнулся я. — Они же все фиксируют.
— А, ну ясно… В милицию боишься загреметь?
— Я там уже был. А тот, кто это сделал, уже в морге! На собственный нож упал и больше не встал. А второму морду разукрасил так, что теперь только в зеркало на себя любоваться.
— Вот так поворот, — присвистнул Виктор, качая головой. — Все, понял. Вопросы больше не задаю. Ложись, сейчас посмотрим, что с тобой можно сделать. У меня есть кое-какие навыки в медицине. Все-таки, в Афгане я какое-то время санинструктором был. Под обстрелом троих легкораненых и одного тяжелого, считай с того света вытянул.
Я почти не слушал, что там бормотал Виктор. Выпил таблетку обезболивающего, запил большим количеством воды, а через несколько минут почувствовал, как на лоб лег холодный компресс. Затем я прикрыл глаза и мгновенно вырубился.
Сколько я спал, не знаю, но очнулся от того, что меня кто-то усердно пытался разбудить толкая за плечо.
— Леха, ну все! Хватит спать, и так уже больше суток прошло, — я услышал голос Виктора. — Рота, подъем! Прием пищи, по расписанию.
Открыл глаза — откуда-то справа бил тусклый свет. Кажется, уже был вечер.
Голова все еще гудела, но уже не так сильно.
Приподнялся, сел. Осмотрелся по сторонам.
— Еще воскресенье?
— Вечер понедельника.
Я охнул.
— Ничего страшного. Организму отдых нужен был, вот он свое и взял. Так! Давай-ка поешь. — Виктор указал на стол, где стояла тарелка чего-то дымящегося и вкуснопахнущего. — Повар из меня не очень хороший, но пока никто не жаловался. А тебе силы нужны. Сейчас еще пару бутербродов сварганю. И чай у меня есть, тонизирующий. Вмиг себя человеком почувствуешь.
Возражать я не стал, тем более желудок вправду громко продемонстрировал, что совсем не против приема пищи. Мне действительно нужно было поскорее становиться на ноги…
Мое выздоровление затянулось почти на неделю.
Я ел, пил и приходил в себя. Начинал ходить, делать зарядку. Кто бы что ни говорил, а сотрясение это дело такое — организм просто не понимает, что происходит, поэтому если здоровье слабое, может серьезно подкосить. Видимо, мне действительно хорошо досталось. А то, что я драку вытянул и ночь в камере проторчал — было лишь благодаря морально-волевым качествам.