Пропусками вызвался заняться Григорий.
Он заполнил их аккуратным почерком, вбил туда фиктивные имена и фамилии, прописал липовые должности. Подписи тоже подделал. Для этого, правда, мне пришлось посетить бюро пропусков, где я намеренно перевернул вазу с цветами. И пока недовольная сотрудница наводила порядок, я ловко проставил печати на всех подготовленных корочках.
Теперь, по сути, у нас были полностью готовые, заверенные пропуска, с которыми можно было пройти через проходную и зоны контролируемого доступа. Я стал Шерстневым Алексеем, Виктор взял фамилию Иванов, а Григорий — Римаренко. Имена оставили оригинальные, чтобы не путаться.
За несколько дней до начала операции, мы решили еще раз обсудить наши планы.
— Так! Давайте подведем итоги… — произнес я, осмотрев окружающих. — Мы все предусмотрели? У нас все есть?
— Оружие есть, патроны есть. Перцовые баллончики тоже есть, — начал перечислять Григорий, загибая пальцы. — Маски, дозиметр и бинокль есть.
— Дымовые шашки еще. У каждого должны быть часы, нож и фонарь. Но это мелочи, возьму на себя.
— Леха, я так понял, наш милиционер из Москвы на дело не идет? — уточнил Виктор.
— Видимо нет, — вздохнул я. — Уже почти пять недель ни слуху, ни духу.
— Пять недель это большой срок. Быть может, получил ранение и лежит где-нибудь в госпитале?
— Может быть и так, — мне эта тема была неприятна. Андрей реально подставлял всех. Да, наш телефон, что был в Копачах недоступен. Но он прекрасно знал, что отец работает журналистом — неужели не мог позвонить в редакцию?
В СССР можно было позвонить куда угодно — есть общий справочник всех телефонных абонентов. Уж Петрову, как начальнику лучшей следственной группы, не составило бы труда отыскать мой домашний телефон и позвонить. Оставить сообщение. Выслать телеграмму. Написать письмо, в конце-то концов.
А он просто пропал с радаров.
Мне даже думать об этом не хотелось. Успокаивал себя тем, что с Андрюхой действительно могло случиться нечто такое, что не дало ему возможности выйти на связь. И даже отец не знал о том, куда запропастился сын.
— Что касается формы, то со дня на день я раздобуду, — произнес я. Затем посмотрел на часы и заявил. — Прошу меня извинить, но мне нужно отъехать на Янов. Важное дело назревает.
— Что-то личное? — усмехнулся Виктор.
— Вроде того.
Сегодня вечером на электричке, раньше срока должна была приехать Юля, а заодно привести свою злюку Баффи. Хоть эту коротконогую бестия дарил ей я, собака меня почему-то недолюбливала и постоянно норовила напакостить. Ага, а еще говорят, что животные все чувствуют. У-у, колбаса черно-рыжая.
Причина, по которой девушка приезжала в четверг, а не как обычно в пятницу — была простой — на следующий день прилетал подполковник Кошкин. Причем прилетал не гражданской авиацией, а военной. И здесь конкретного времени не было, а потому я понятия не имел, когда именно и где его встречать.
Но Юля меня заранее предупредила, что по этому поводу беспокоиться не нужно.
Кстати, тот крайне неприятный инцидент с Клюевым и Пащенко был благополучно расследован и закрыт. Новый, куда более толковый следователь, которого назначили вместо Рогова, сразу дал мне понять, что можно не беспокоиться.
Во-первых, моих отпечатков пальцев на ноже не нашли. Точнее, на обоих ножах. Это напрочь исключало вероятность того, что у нас была схватка на ножах. Конечно, я мог бы стереть свои отпечатки, но прибывший на место патруль милиции, обозначил, что ничего подобного не видел и у меня не было времени провернуть такую махинацию. Во-вторых, судебно-медицинская экспертиза признала, что в момент смерти Пащенко был в состоянии алкогольного опьянения, поэтому вполне мог споткнуться и рухнуть на свой же нож. В-третьих — мое физическое состояние, сразу после установления личности, говорило само за себя. Что я дурной, в одиночку на двоих сразу бросаться? Ну и наконец, насыщенная криминалом биография Клюева и Пащенко была весьма интересной, оба постоянно во что-то встревали и уже успели отсидеть. Клюев так вообще, дважды по одной и той же статье. В общем, в деле четко фигурировал тот факт, что оба гражданина были далеко не самыми образцовыми жителями Припяти.
Само собой, Юлю тоже вызывали, причем и как свидетеля и как потерпевшую в одном лице — ведь по факту, драка произошла из-за того, что отморозки ей заинтересовались, а я заступился и отстоял честь девушки. Жестко отстоял — один труп, второй в больнице. Ну а что, разве были варианты?
Кстати, следователь удивился, почему после установления моей личности, меня самого не доставили в больницу. Все-таки, сотрясение мозга, пусть и легкое, это далеко не шутки.
Конечно же, обо всем случившемся нужно было рассказать отцу. Только без подробностей. Впрочем, зная подполковника Кошкина, без подробностей просто не получится — он непременно потребует рассказать ему все. Честно говоря, даже не знаю, как бы я смотрел ему в глаза, если Клюев осуществил задуманное… Наверное, тут бы и закончились отношения с его дочерью, а сам я чувствовал себя бесполезной тряпкой.
Я быстро спустился вниз и вышел из дома Виктора, взял стоящее неподалеку такси и помчался на железнодорожную станцию Янов. Не прошло и двадцати минут, как я уже был на месте — поезд немного Юли задерживался.
Взглянул на часы — было без десяти семь. Уже потихоньку темнело.
Осмотрелся по сторонам, людей вокруг было немного. Пригляделся — все они встречающие, так как с сумками и чемоданами на перроне почти никого не было. По громкой связи еще раз объявили, что поезд из Киева задерживается на несколько минут.
За пять копеек приобрел у бабульки на углу небольшой стаканчик жареных семечек подсолнечника, затем сел на ближайшую лавочку. Принялся щелкать, а шелуху отправлял прямиком в мусорный бак.
Вдруг, сзади, практически рядом со мной раздался голос:
— Не возражаете, если я присяду?
Я поднял взгляд и махом срисовал знакомого комитетского — это был тот самый тип, что передавал мне послания от Иванца Павла Сергеевича.
— Садитесь… — равнодушно отозвался я, кивнув головой на свободную половину лавочки. Он тут же уселся, откинулся на спинку. Выдохнул.
— Хорошая сегодня погода, тихая. Завтра, наверное, будет такая же.
Я проигнорировал его сеанс прогноза погоды, продолжая щелкать семечки.
— Алексей, у меня к вам разговор, — выждав несколько секунд, произнес чекист.
— Не интересно, — отозвался я, снова взглянув на свои часы. Поезд должен был подойти с минуты на минуту.
— И все же… — бесцеремонно продолжил сосед по лавочке. — Наш общий знакомый две недели назад взят под охрану. Сдался добровольно, сейчас доставлен в Москву. Ему предъявили серьезное обвинение в злоупотреблении важной оперативной информацией. Однако перед тем как это произошло, он намеревался с вами встретиться и передать вот это.
Он вытащил из кармана слегка помятый желтоватый конверт. Положил его на лавку между нами.
— А зачем это мне? — выдохнул я, скользнув взглядом по конверту. — Чего он от меня хочет?
— Его подставили, — спокойно ответил тот. — Точно так же, как и товарища Черненко. Все это связано.
В принципе, я об этом и так догадывался — кто-то, наделенный властью, методично и очень ловко убирал сотрудников комитета, так или иначе связанных с деятельностью диверсантов на электростанции. И со мной, в том числе. Что это? Случайность или закономерность?
Выглядело так, как будто меня лишают союзников, которые так или иначе, были замешаны в создании и дальнейшем существовании учебного центра, на базе «Чернобыля-2».
— Мне все равно. — отозвался я. — Именно благодаря Павлу Сергеевичу, я был комиссован. Хотя и без того было понятно, что мне нужна была помощь. Я знаю, что его люди приглядывали за мной, он обещал делиться информацией. Только сотрудничества не получилось. Он меня бросил.
— Нет. И если вы о той встрече… — он внезапно осекся. — Ваш последний телефонный разговор на отдельной квартире не удался, это понятно. Но, Алексей, товарищ Иванец не виноват в том, что тебя уволили.
— Конечно не виноват. — фыркнул я. — А то, что он лично дал команду участковому Рогову взять меня на прицел и запереть в камере, тоже не виноват? Вечная недосказанность, какие-то интриги. Я до сих пор не пойму, друг он или враг! Странные методы работы у него, не находите? Нет уж, не вижу смысла от его передачек.
Тот промолчал, однако придвинул ко мне конверт еще ближе.
А я усмехнулся, кивнул на него и спросил напрямую:
— Что внутри?
— Я не знаю. Но, позвольте спросить, вам известен человек по фамилии Клыков? — вдруг спросил чекист, посмотрев на меня внимательным взглядом. — Виктор Степанович Клыков.
Оп-па, да это же наш подозреваемый, таинственным образом склеивший ласты.
— Допустим и что? — я сразу напрягся, услышав прозвище моего коварного врага.
— Он представляет опасность…
— Ха! — перебил я, не дослушав. — Никто не знает, кто он. Никто его не видел. Нет ни одной его фотографии, ни одного документа, что позволил бы раскрыть его личность. А вообще, это уже не важно. Гражданин Клыков с декабря восемьдесят четвертого года числиться погибшим!
— Это не так. Виктор Клыков, это один из законспирированных сотрудников КГБ СССР. И он жив. Сначала товарищ Черненко, а затем и товарищ Иванец заподозрили, что он имеет связь с иностранной разведкой. Вполне возможно, что он двойной агент. Но ничего сделать не сумели, поскольку обоих взяли под стражу с серьезными обвинениями.
Я напрягся.
— И зачем вы рассказываете мне это? — спросил я в лоб. — Кто я такой? Девятнадцатилетний пацан, которого недавно с позором выперли из армии? Чего во мне особенного? Зачем со мной считаться?
— Хороший вопрос, — хмыкнул чекист. — Но не мне судить. Я лишь выполняю просьбу товарища Иванца. У него сын служит в охране загоризонтной радиолокационной станции, и Павел Сергеевич считает, что ему тоже может достаться. Возьмите уже чертов конверт!