толк. И нет, ничего такого вам в учебном центре не преподавали… Более того, я очень удивился, когда ты сообщил точную дату, на которую я запланировал диверсию. Двадцать шестое апреля, восемьдесят шестого. Откуда об этом мог узнать простой пацан? Конечно, твои предположения, относительно того, что радиация должна была поразить как можно больше народа — отчасти верный ход мыслей. Но почему именно двадцать шестое? Почему не тридцатое или двадцать восьмое?
Я лишь усмехнулся.
— Откуда ты вообще знал про эксперимент? — продолжил Клык. Видно было, что ему очень хочется выговориться — все-таки, злой гений столько сидел в тени и тут на тебе — уши, готовые слушать.
— Ведь даже они, — он ткнул рукой в сторону операторов за дверью. — Даже они эту программу и в глаза не видели! Именно это позволило переписать ее так, как мне было нужно. Я знал, что реактор на низкой мощности плохо поддается управлению, именно это и было отражено в программе испытаний.
— А-а… Так вот для чего тебе нужен был неопытный персонал?
— Верно! — кивнул он. — Так все-таки, откуда ты об этом мог узнать?
Я промолчал.
Тот снова взглянул на часы. Посмотрел на меня с кривой ухмылкой.
— Час восемнадцать минут… — медленно произнес он. — Знаешь, про точное время аварии ничего не знал даже я. Ночь двадцать шестого апреля, все ограничивалось датой, но не временем. В программе было указано время старта программы, но оно было обозначено как рекомендованное. Тут на все воля операторов. А ты знал точное время аварии. Знал последствия, о которых во всем Союзе никто и представления не имеет… Кто ты, мать твою такой, Алексей Савельев?
Повисла напряженная пауза.
— Кто я такой? — тихо спросил я. — Откуда я обо всем знаю? Ты ведь умный мужик! Неужели не дошло?
— Именно. У меня за плечами огромный диверсионный опыт. Я бывший сотрудник КГБ. У меня на счету несколько серьезных операций, даже государственные награды есть. Были, то есть. Простой мусор, от которого я давно избавился. И я не могу понять тебя, девятнадцатилетнего пацана, вставшего у меня на пути! Как и почему?
— Так вот почему ты оставил меня в живых? Вот почему влился в группу и вообще пошел на это дело? Простое любопытство? Интерес?
— Ну, какое-то время я намеревался завербовать тебя… — вздохнул тот, внимательно буравя меня глазами. — Думаю, ты был бы ценным приобретением для агентурной сети. Но потом понял, что это невозможно. Ты не той породы, таких как ты, просто не вербуют. Пономарев мне рассказал, что Черненко неоднократно пытался убедить тебя поступать в школу КГБ. Но ты все время отказывался, что тоже было странно. Это удивляло его, удивляло Иванца, и даже сейчас удивляет меня! Кто ты, мать твою, такой?
— Все просто, — ответил я, глядя ему в глаза. — Я из будущего!
— Что-о? — его лицо перекосило. Естественно, он мне не поверил.
— Я из две тысячи двадцатого года, — невозмутимо продолжил я, буравя его жестким взглядом. — В моем времени, эта авария произошла именно двадцать шестого апреля, восемьдесят шестого года, в час двадцать три и сорок секунд ночи… Поэтому я знаю все. Знаю о том, какие будут последствия. Знаю, что будет с Припятью. Меня намеренно отправили сюда, чтобы остановить тебя!
С этими словами я хотел было броситься на него, но внезапно вмешалась третья сила, появление которой я совершенно не ждал.
Дверь в коридоре со скрипом распахнулась и внутрь вошел сотрудник, в обычной белой одежде. На голове шапочка, в руках планшетка с документами. На глазах очки в толстой оправе.
Словно не видя нас, он обычной рутинной походкой прошел мимо и уже хотел было толкнуть ногой дверь, но вдруг остановился и обернулся. Только сейчас я понял, что его лицо мне знакомо. Это был Лисицын…
Клык, оправившийся от шокирующей информации, тоже обратил внимание на его лицо.
— Ты-ы! — взревел он, переводя ствол Парабеллума на оперативника. Конечно же он его знал — Пономарев представил ему всю информацию, кто есть кто.
Раздался выстрел — пуля из пистолета Лисицына, попала Клыку в плечо. Но и тот успел нажать на спусковой крючок. Раздалась осечка.
Он успел нажать еще дважды, но немецкий пистолет стрелять не хотел. Потому, что время… В каком бы состоянии ни было оружие, оно все равно старое.
Но в следующую секунду, раздалось сразу три выстрела — прямо через дверь, разделяющую коридор и блочный щит управления. Стрелял Пономарев, причем вслепую. На звук.
Все три пули попали точно в спину Лисицына. Тот охнул, выронил ствол и рухнув на колени, завалился плашмя вниз. Изо рта брызнула кровь. Пистолет откатился в дальний от меня угол.
Воспользовавшись моментом, я швырнул в Клыка болтавшийся у меня на плече тяжелый дозиметр «ДП-5». Тот угодил точно ему в голову, а я рывком устремился к противнику. У него еще должен был находиться мой «Макаров», ранее принадлежащий Петру — единственный боеспособный ствол, до которого я мог дотянуться.
Но Виктор, пусть и раненый, все еще был очень опасен. Лицо было в крови, плесо тоже. Его рука внезапно выкинула мне навстречу нож — тот вонзился мне в бедро, к счастью не глубоко. Реакция меня подвела — не ожидал я подобного.
Взревев, я двинул его в нос, но тот ловко подставил лоб. Кулак, попавший в кость, внезапно подвернулся, как у новичка, впервые ударившего боксерскую грушу. Даже что-то хрустнуло. От боли, я ослабил напор, чем Клык и вопользовался.
Он как-то резко навалился на меня, пытаясь достать ножом мой живот, вот только простреленное плечо существенно снизило его навыки. Лезвие скользнуло по ребру, но я не обратил на это внимания.
Я извернулся, ударил Клыка коленом в пах. Тот взвыл от боли, но все-таки попытался ударить снова. Я поймал его руку в захват, болевым приемом вывернул ее под таким углом, что диверсант разом обмяк. Выхватив из-за пояса Виктор мой пистолет, я не успел снять его с предохранителя.
Позади меня раздался выстрел. Пуля попала мне в живот, чуть ниже и левее желудка.
Схватившись за рану ладонью, я откатился в сторону. Клык рухнул на пол.
Пока что, боли не было. Только осознание того, что меня подстрелили. Шоковое состояние.
Я увидел Пономарева. Тот, с перепуганным лицом стоял в дверях и держал меня на прицеле.
— Убей его! — рявкнул Клык.
Капитан поднял пистолет, но нажать на спусковой крючок не успел. Внезапно, справа раздалось два выстрела… Одна пуля попала точно в лоб капитана, вторая в горло.
Выронив «Макаров», тот беззвучно завалился вперед, рухнув, словно поверженный колосс.
А сбоку, в дверях, я увидел Андрюху Петрова… Тот тоже был в белой одежде, но без головного убора. Голова почему-то наспех перемотана бинтом, в руках пистолет. Это он пристрелил предателя Пономарева.
— Андрей… — охнул я, тяжело опустившись на пол. Почувствовал боль, затошнило.
— Сука! — Клык, сообразив, что вмешалась третья сила, попытался дотянуться до пистолета Лисицына, но Андрей не оставил ему этого шанса.
Еще один выстрел и Клык свалился на бетонный пол.
— Леха, ты как? — Курсант бросился ко мне. — Ранен?
— Зацепило маленько… — пробормотал я, пытаясь подняться на ноги. — Время? Скажи мне, сколько время?
— Час двадцать две минуты…
Счет пошел уже на секунды… Операторы наверняка уже запустили эксперимент, а значит, прямо сейчас реактор РБМК-1000 уже вошел в стадию разрушения. Медленно, но верно топливные каналы внутри активной зоны начали деформироваться. А значит…
Вдруг, я увидел лицо Киршенбаума, высунувшегося из-за открытой двери. Несмотря на то, что буквально под боком была перестрелка, событие практически не повлияло на работу операторов. Им-то отвлекаться никак нельзя, тем более в такой решающий момент. Но я уверен, решения были заторможенные, не такие, как в моем времени.
Кое-как встав, шатаясь вправо-влево, я бросился внутрь блочного щита управления.
— Эксперимент запустили? — слабеющим голосом рявкнул я.
— Только что! — растерянно отозвался Акимов. — Тот с пистолетом приказал!
Само собой он говорил о капитане.
Не теряя ни секунды, я рванул прямо к пульту. Споткнувшись, рухнул на пол. Накатила такая жуткая слабость, что я едва смог приподняться.
— Жми «АЗ-5»! — не своим голосом заорал я. — Или ваш гребанный реактор взлетит на воздух. Жми!
Но они не нажали. Стояли с ошарашенным видом, таращились на меня и не двигались.
Мимо операторов, словно молния, промчался Андрей и в нерешительности остановился у пульта. Растерянным взглядом он искал кнопку «АЗ-5», только не знал, как она выглядит.
— Большая кнопка… — из последних сил выдохнул я. — Красная.
— Что вы делаете?! Нет! — вскричал Дятлов, рванув к нему.
Но Петров решительным движением выжал кнопку аварийного отключения реактора. Прозвучал громкий и противный сигнал. Взглянув на свои часы, я увидел время — час двадцать две минуты пятьдесят восемь секунд.
Я далеко не был уверен в том, что это действие хоть сколько-нибудь изменит ситуацию. Но надежда еще была… Если только каналы еще целы…
— Выброс мощности! — воскликнул Топтунов, глядя на индикатор мощности работы реактора. — Критический показатель!
Я увидел цифру… Только что она подскочила до четырех тысяч мегаватт. Реактор был рассчитан на работу в три тысячи двести мегаватт, а тут явный перебор… Конечно, вот он «концевой эффект». Те самые тормоза в системе, цель которых заключалась в том, чтобы мгновенно остановить все реакции в активной зоне. Но на деле, все оказалось иначе. Фатальный изъян. Концевики, выполненные из графита вошли в активную зону — полезла мощность. Хотя должно быть наоборот. Тело стержня выполнено из борной стали, которая глушит реактивность, но эта часть еще не успела войти в активную зону, а значит… Все повторяется вновь, как и в моем времени…
Бляха! Я не успел! Я не смог предотвратить техногенную катастрофу!
Еще несколько секунд и реактор рванет. Ожидая этого, зажмурившись, я опустился на пол, лежал на спине и зажимал ладонью окровавленную рану. Ждал конца, ведь все очевидно. Но его почему-то не было.