– Как триста десять? Ты же про триста говорил.
– Это за доставку. Скажи спасибо, что не пришлось за ними ехать, и они в наличии оказались. Наценка такая.
– А, спасибо, только у меня с собой столько нет. Давай к товарищу моему вернемся, у него перехвачу.
– Это можно, – кивнул барыга, – только джинсы пока здесь полежат. Ни к чему ими на площади светить.
Я с нарочитым вздохом вернул кривой самопал фарцовщику, и мы зашагали к той же лавочке возле фонтана.
Лишь приблизились, я сразу без предупреждения двинул мошеннику под дых. Тот сложился пополам и, пытаясь заглотить воздух, сел на асфальт, хлопая ошалелыми глазами.
– Ты чо творишь, падла?! – трое его подручных вскочили и бросились на меня с кулаками.
Правая рука не рабочая, но левая-то вполне себе жива. Хрясь! Хрясь! Нырок. Уход в сторону. Сморщился от боли (при резких движениях рана давала о себе знать). Еще удар. Отбился от двоих, но тут уже вступил Быков. По моей инструкции он не бил в морду. Мог переусердствовать. Без перчаток бугай-боксер запросто и челюсть свернуть может, и висок пробить. Мокруха и тяжкие телесные нам ни к чему. Самое главное – жути на барыг нагнать.
Антон схватил ближайших к нему парней за шкирки (благо их модные пиджаки оказались крепки, как пожарные рукава) и, встряхнув их модные тушки, стукнул друг об дружку. Те сразу обмякли и повалились на асфальт, как сбитые кегли. Немного отползли в сторону и, шатаясь, встали на ноги, швыряя в нас шипящую нецензурную брань. Громко выражаться опасались, еще не отошли от Тохиных потряхиваний.
Зато главарь в выражениях не постеснялся:
– Вам хана, ублюдки! Да вы знаете, на кого мы работаем? Вы не туда залезли. П*здец вам!
– Нехорошо получилось, – улыбнулся я. – Джинсы поддельные, цену на них ты, красавчик, три раза задирал. Но штаны мне нужны. Я их все-таки возьму. Только в счет компенсации за наши нервы – бесплатно.
– Да ты охренел?
Бам! Антон залепил главарю отрезвляющую оплеуху. Ладошкой, чтобы не прибить. Но и такого удара было достаточно, чтобы фарцовщик припал на колени.
Глупо моргая, он запутался в широком пиджаке. А когда очухался, я его уже тащил к “Запорожцу”.
Он, что-то шипел, но не сопротивлялся. Понял, что с нами не договориться, и на угрозы нам похрен.
– Открывай дверь, – подтолкнул я его к машине. – И выдай мне настоящий “Вранглер”. А то твои портки действительно только “Врангелем” можно назвать.
– Нету таких, – процедил он.
– Тогда “Левис” давай.
Тот выудил сносные штаны с еще не затертым “Индиго” и отливающим латунью клепками.
Я взял их, свернул, будто скатку, и засунул под мышку.
– Пойдем, – кивнул я Антону. – По мороженке съедим. Покупку отметим. Удачно прошла. Без трат.
– Вам еще аукнется, – еле расслышал я спиной злобное шипение барыги, что улепетывал к своим.
Мы с Быковым сели недалеко. Видели, как красный пиджак оживленно что-то рассказывал своим, в то время как мы грызли советский пломбир.
– И что это было? – недоумевал Быков. – Неужто штаны так тебе нужны?
– Нет, но лишними не будут. Чтобы выманить волка, нужно зайти на его территорию и немного там похозяйничать.
– Так это все спектакль был! А мы – приманка?
– Ага, смотри, – кивнул я в сторону лавки с фарцовщиками. – Один из них побежал куда-то. Скорее всего, до ближайшего телефона-автомата. Звонить хозяину. Сейчас посмотрим, кто их шеф.
– Ты уверен?
– А что, боишься?
– Нет, но мы просто только что совершили грабеж.
– Эх, Тоха, ты же пролетарий. Грабь награбленное… У них незаконная деятельность. Стало быть, формально перед законом мы чисты. В милицию они не пойдут. Хотя в данном случае уверен, что ниточки туда ведут. Вот просто хочу убедиться. Кушай пломбир и покачивай ногой, как будто тебе ни до чего дела нету. Да не косись ты так на них, как бездомный кот на воробьев. Сидим и ждем. Если что, я разрулю.
– Ага, – с опаской произнес Тоха, кивнув на мою правую конечность. – Как с рукой, да?
– Не нагнетай. Возьми мне еще пломбирчик. Блин, какой он вкусный, зараза…
Через минут двадцать к площади подъехал милицейский “УАЗ-ик”. Сверкая желтизной, встал на видном месте. К нему сразу подбежал красный пиджак. Распахнул дверь и начал что-то бурно изъяснять сидящим внутри.
– Твою мать, так я и думал, – процедил я и плюнул с досады.
– Менты их покрывают? – Быков вытаращился на ППС-ную машину. – Ну что, Андрюха, валим?
– Погоди, – я сжал кулаки. – Разберемся сейчас.
Из машины высыпали трое. Двое поджарых ППС-ника и знакомая тушка с усами, как у Чапая. Твою мать. Неужели он!
Глава 17
По площади, приближаясь к фонтану, вышагивал мой старый знакомый. Капитан Осинкин зажал под мышку кожаную планшетку и деловито раздувал щеки. Ну, дядь Петя, сам божился, что в грязные делишки не лезет, а тут… На душе стало вдруг погано.
– Андрюха? – тянул меня за рукав Антон. – Что застыл? Деру надо давать. Смотри, мент прямо к нам идет.
– Погоди, ща разберемся. Старый знакомый это.
– Ого! – Быков пригляделся. – Так это же тот самый участковый! Как его? Осинкин, вроде.
– Он самый, – я направился капитану навстречу, посмотреть в его бесстыжие глаза.
Завидев меня, Осинкин ничуть не смутился, а даже наоборот, радостно вскинул пухлые руки, утянутые в китель:
– Андрей! А ты чего здесь? Не видел хулиганов? На площади только что морду вон тем хлыщам набили.
– А ты что, дядя Петя, теперь на жалобы фарцовщиков выезжаешь?
– Они тоже люди, – вздохнул старший участковый, – хотя и прохвосты. Я просто дежурю сегодня. Поэтому все “хулиганки” по городу мои. А то, что это барыги, а не просто студенты, это мне известно. Морда у одного знакомая. Вон тот на моем участке раньше значки, ремни и всякую мелочевку толкал. Потом Сафонов приказал напрячь весь этот торгашный элемент. Я взялся, знаешь, за работу. Рейдовал с дружинниками. Гонял их на своем участке. Думал, боремся с фарцой, а оказалось все наоборот. С моего участка все спекулянты после моих рейдов и рейдов ОБХСС почему-то переместились сюда, на площадь Механизаторов. Как по волшебству.
Он криво усмехнулся, ожидая, что уж я-то его пойму. А я пока что не знал, что и думать. Осинкин, надо сказать, никогда безгрешным не был, вспомнить только одну историю нашего знакомства, а всё-таки подозревать его мне было сложновато.
– Ну так это же прекрасно, теперь можно всех барыг хлопнуть в одном месте, – подмигнул я ему, продолжая разговор.
Но Осинкин только глаза опустил.
– Вот в том-то и оказия. Тут их трогать запрещено. Представляешь?
– Как это?
– А вот так. Негласное распоряжение Сафонова. Дескать, они уголовному розыску оказывают помощь в качестве осведомителей. Конечно, под это дело кого угодно подогнать можно, но чтобы фарца?
– Бред…
– И я так думаю, скупкой краденого они, конечно, не занимаются, барыжат шмотьем импортным да сигаретами. С иностранцами напрямую не контактируют. Весь товар из Москвы им кто-то привозит. Да, тем более, иностранцы милиции совсем не интересны. Это контингент конторы.
Он помолчал. Я понимал, что время идет, и хлыщ в красном пиджаке сейчас снова вой поднимет, но разговор важно было довести до конца своим чередом, и я просто слушал шум улицы и ждал.
– Получается, что у товарища Сафонова здесь свой некий интерес. Подумай, специально согнал всех на одну плантацию, чтобы проще контролировать было. И сейчас меня направили разобраться с инцидентом.
– Целого капитана, – сочувственно кивнул я.
Осинкин кивнул назад, в сторону “УАЗа”.
– А я о чем, сержантов вполне бы хватило. Так ведь нет. Сафонов распорядился, чтобы именно дежурный участковый выехал.
От его искреннего раздражения на душе у меня отлегло. Дядя Петя явно не при делах. А скорее наоборот, стал догадываться о коррупционных схемах начальства.
– Так это ты им по мордасам надавал? – продолжал Осинкин, уже догадавшись, что я ему не случайно тут попался. – Ну и правильно. Выжигать гадов каленым железом нужно.
– Ну, не скажи… Фарцовщики – предприимчивые ребята. Зачатки бизнеса в нашей стране развивают. Хотя он запрещен. Пока.
– Бизнес, мать его за ногу. Слов я таких не знаю, Андрей, только скажу одно – барыга, он и есть барыга. Когда прочие граждане на предприятиях горбатятся и месяцами копят на холодильник, эти тунеядцы с них за шмотку бесполезную в три шкуры дерут. Наживаются на нашем брате безбожно.
– Согласен… Цены они ломят, конечно, заоблачные. Еще и нагло так. Что с “хулиганкой” будем делать? – я кивнул на фарцовщиков, что кучковались чуть поодаль у фонтана и косились на нас с участковым, ожидая, очевидно, что он вот-вот нацепит на меня наручники и затолкает в “воронок”. – Терпилы, вон, с нас глаз не сводят.
– А я вызов спишу в номенклатуру, мол, информация не подтвердилась. Приехал на место – ни заявителей, ни хулиганов нет. По собственному почину разбежались.
– Спасибо, дядь Петь, должен буду…
– Тебе спасибо, Андрюха.
– А мне-то за что?
– Хоть кто-то в нашем гадюшнике порядок пытается навести.
Я с искренним недоумением на него уставился. Ну, не мордобой же он имеет в виду?
– Ты это о чем?
Осинкин хитро прищурился:
– Думаешь, я не понимаю… Сейчас ты здесь с фарцовщиками закусился, что под Сафоновым ходят, а в тот вечер, когда на него напали, я вас видел на крыльце Управления. С тобой еще тип странный был, неразговорчивый. У которого морда протокольная и взгляд холодный, как зима на Чукотке.
– Не пойму, к чему ты клонишь, дядь Петь, – я попытался включить дурачка, на всякий случай.
– Понимаю, что дела у тебя не для огласки. Только я не дурак. Все вижу. Сафонов ранил одного в правую руку. Лица он его не видел. Мы потом всем личным составом по больницам и травмпунктам рыскали в поисках такого раненого. Огнестрелы в руку не каждый день случаются. Слава Богу, не нашли.
Да уж, звучало такое странно, если не сказать – двусмысленно. Да и наблюдательности такой я от него не ожидал – недооценил коллегу.