Света появилась следом. Как и подобает настоящей даме, шагала неспешно, с гордо поднятой головой. Сейчас она мне напомнила княгиню.
Парочка, о чем-то болтая, приблизилась к белым “Жигулям”, что скособочились на сторону сдутых колес.
Радченко лишь в последний момент увидел, что что-то не так. Поначалу будто не поверил своим глазам. Несколько раз обежал вокруг машины. Пару раз схватился за голову.
Я наблюдал за происходящим, словно смотрел немое кино. Судя по жестам, Света успокаивала своего спутника. Наконец, ОБХСС-ник взял себя в руки, чтобы не ударить в грязь лицом перед девушкой и не выглядеть мелочно.
Теперь мой выход. Я завел мотор и неспешно выкатил на парковку. Медленно и чинно стал проезжать мимо парочки. Света махнула рукой, голосуя.
Я остановился, надвинув поглубже на глаза кепку а-ля Мимино, приспустил стекло.
– Подвезти? – в холос добавил хрипоты и таксистского азарта. – По центру рупь, до окраины трешка.
– Поехали ко мне, – Радченко потянул Свету в сторону “Волги”.
– Я уже дома, – кивнула та на гостиницу “Октябрь”.
– Да поехали, – не унимался ловелас (эх, двинуть бы ему по зубам), – ты обещала посмотреть мою коллекцию монет.
– Собирать валюту – незаконно, – шутливо парировала Света. – Не боишься?
– Да это не валюта, монеты старинные. Я же тебе уже рассказывал.
– В другой раз Роман Глебович, мне завтра на службу.
– Всем на службу, – недомерок поймал Свету за талию, изловчился и скользом чмокнул ее в губы.
Вот гад! Я чуть ножом в него не кинул, что вертел в пальцах. Ну, Радченко! И Света тоже хороша. Слишком вошла роль, я смотрю…
Психологиня деликатно отстранила ухажера и ловко выскользнула из его объятий.
– До свидания, Рома, – девушка упорхнула по ступенькам крыльца.
ОБХСС-ник хотел было рвануть за ней, но я надавил на клаксон.
Тот прогудел слишком сильно. В тишине вечера раздался, как набат. Радченко аж подпрыгнул на месте.
– Командир! – бросил я в открытое окно. – Ты едешь? Или за простой плати.
– Да еду, еду, – огрызнулся тот и помахал Свете. – До завтра. Забегу к тебе на работу…
Радченко сел в машину на заднее сиденье и скомандовал:
– Поехали, Карла Маркса, пятьдесят два.
– Вот так бы и давно, – злорадствовал я, напрягая связки для хрипоты, чтобы тот раньше времени по голосу не срисовал меня.
Капитан развалился на заднем сиденье и ушел в себя, мечтая о своем. В окно не смотрел, а зря. Не повез я его домой, а направился прямиком на территорию заброшенной швейной фабрики. На ту самую, куда он с братьями Пугачевыми меня вывез и прессануть решил. Но не вышло тогда у него. А у меня выйдет.
– Э-э! – капитан, наконец, выглянул в окно и завертел головой. – Ты куда едешь?
– Так короче, – я больше не искажал голос. – Мы почти приехали.
– Ты кто такой ваще? Я сотрудник милиции. Быстро остановил свою колымагу!
– Я тоже из милиции. Не ори, коллега.
– Петров? Ты, что ли?
– Для тебя – Андрей Григорьевич.
– Твою мать! Да ты хоть знаешь, что ты в розыске?
– Догадываюсь.
– Хана тебе. Останови машину, я сказал, стрелять буду!
– Стреляй… Только в голову. Чтобы наверняка. Потому что в ответ получишь удар ножом.
Я знал, что Радченко без оружия, можно было и поизгаляться над ним. Если бы он приперся в ресторан с ПМ-ом, Света бы мне маякнула, как договаривались.
– Чего тебе надо? Ага… Я понял! Эта стерва заодно с тобой?
– Не понимаю, о чем ты. Ехал себе мимо “Октября”, хотел подкалымить, а тут ты нарисовался. Случайность, так сказать. Счастливая.
Я остановился в глухом заброшенном дворике швейной фабрики. Остовы ее корпусов вздымались в ночное небо, будто гигантские могильные камни. Вокруг тишина. Мертвая.
– Приехали, вылезай.
Я вытащил ключ из замка зажигания и первым выбрался из машины. Радченко выходить не торопился, я резко распахнул дверь и выволок его за шкирку, как напакостившего кота.
– Отпусти меня, – взвизгнул тот и попытался зарядить мне кулаком в нос.
Я лишь слегка отклонил голову, не удостаивая противника полновесной защитой. И так сойдет. Стащил его с заднего сиденья и швырнул на землю, сдобренную щебнем и осколками бетона.
– Ты что творишь, Петров? – тот попытался встать, но получил удар ногой в грудь и снова покатился колобком.
– За избиение сотрудника тебе трындец! – задыхаясь, выкрикнул он.
– А кто сказал, что я тебя бить буду? – я методично и неторопливо засучивал рукава. – Я казнить тебя пришел.
– Чего? Э! Не дури! За убийство мента – расстрел.
– А ты сам убьешься, – хмыкнул я. – Выпрыгнешь из окна того корпуса, – я кивнул на пустующую черноту глазницы проема, – самоубийство, так сказать.
– Я не буду прыгать! – голос Радченко дрогнул, а затем выдал истеричные нотки. – Да пошел ты!
– Будешь, – я шагал на противника, а тот от меня отступал ползком, пятясь на четырех костях. – Я тебе помогу.
Капитан попытался встать, но я успел его подхватить за ворот пиджака. Ткань затрещала, он хотел вырваться, пришлось второй рукой (слава богу, почти зажила, и на адреналине уже мог ею кое-что делать) дать ему тычок под дых, чтобы немного угомонить беснующуюся тушку.
Радченко скрючился и стал сговорчивее, а я потащил его по щербатым бетонным ступенькам наверх навстречу судьбе.
– Не делай этого, – заныл вдруг недомерок. – Зачем тебе меня убивать? Ты с ума сошел?
– Из мести, – спокойно проговорил я.
– Ты из-за фарцы, что ли? Обиделся, что тогда мы на вас наехали?
– Нет… Ты сам знаешь, за что…
– Не понимаю, о чем ты!
– Врешь! – я грубо ткнул его в спину так, что тот чуть не перекопытился на ступеньках.
Вел пленника как на расстрел, а тот уже с угроз перешел на мольбы.
– Не дури, Петров! Я человек маленький, ничего не решаю. Ну прости за все, что было!
– А кто у вас решает?
– Если скажу, отпустишь меня?
– Посмотрим.
– Сафонов. Он, гад, всем заправляет.
– Это Сафонов убил Дубова?
– Чего? Какого Дубова?
– Пришли, – я крепче стиснул ворот пиджака недомерка и подтолкнул его к зеву зловещего оконного проема.
– Погоди! Дай сказать! Не убивай!
Я на него толком даже не смотрел. Вернее, смотрел, будто на стену, а не на человека живого.
– Я не люблю, когда мне врут.
– Твою мать! Да не вру я! Кто такой Дубов? Это который зампрокурора?
– А у нас в городе много Дубовых убито?
Мышцы лица с трудом сложились в ухмылку.
– Да не слежу я за убийствами. У меня другой профиль! Взятки, растрата, хищения с предприятий. Совсем не та стезя, ну. И Сафонов никого не убивал. Во всяком случае, я о таком не знаю.
– А кто тогда убивал?
– Отпусти меня, не держи над пропастью! Бляха! Страшно же!
Я ослабил хватку, отошел вглубь заброшенного зала. Под ногами зловеще хрустели осколки бетона и разбитого стекла.
Тот тоже сделал шаг – крохотный совсем. Боялся, и правильно боялся.
– Говори, сука, – прошипел я. – Все рассказывай про ваши делишки с Сафоновым. От этого сейчас зависит, жить тебе или сдохнуть…
Глава 24
Радченко обмяк и больше не пытался вырываться. Пятился подальше от страшного окна, под которым с высоты четвертого этажа видна была чернота тверди, усыпанной битым кирпичом.
– Я все скажу, – задыхался он. – Только прошу, давай подальше отойдем, – он кивнул на черноту проема. – Я высоты боюсь.
Я кивнул, и мы вышли в пустой коридор. Сюда свет почти не попадал, но глаза уже привыкли к темноте. Сверху свисали заскорузлые провода, словно мертвые лианы. Стены с годами засыпали пол развалившейся штукатуркой и обломками кирпичей. Гиблое местечко.
Я отпустил ворот пленника. Встал спиной к лестнице, чтобы тот не сбежал. Если задумает смыться, ему придется пройти сквозь меня.
Радченко трясся, как осиновый лист, казалось, вот-вот разрыдается. Совсем сдулся. Отлично… Будет сговорчивее. Даже присел на корточки и что-то бормотал, как бы готовясь к неизбежному.
Но я ошибся. Гаденыш в детстве, видно, ходил в театральный кружок. Научился корчить испуг и подавленность. В один миг капитан схватил с пола кусок бетона и с криком ринулся на меня.
Такого я не ожидал, но жизнь научила быть всегда начеку с задержанными. Особенно если тот – продажный мент. На такой случай у меня всегда припасен секретный приемчик.
Главное – обманное движение провести грамотно. Вскинуть руки в боксерскую стойку, будто собираешься атаковать кулаками. И лишь только враг будет на расстоянии вытянутой ноги – бить носком ботинка в пах.
Слишком сильно можно в удар не вкладываться, самое главное, метко попасть, а там и сам противник своей инерцией удар усилит, буквально напоровшись на ногу.
Я вскинул руки, прикрывая лицо. Вот Радченко уже в двух шагах от меня, вот уже в шаге. Р-арз! Вдарил подъемом стопы снизу вверх без всяких прелюдий, не примериваясь. Хрясь! В яблочко. Вернее, в два яблочка.
Оппонент завыл и выронил своё орудие, пробежал еще несколько метров мимо меня, пригибаясь все ниже (я пропустил его, отойдя в сторону), и завалился на щербатый пол.
Корчился и что-то шипел. Из слов только я разобрал “сука” и “больно, бл*ть”. Логично, так оно и задумано.
Я наступил ему на грудь одной ногой. Вдавил ребра, сбив дыхание:
– Жаль, что разговора не вышло. Но сам понимаешь, мне теперь в живых тебя нельзя оставлять. Сам из окна выпрыгнешь или тебя на пинках вытолкнуть?
– Не убивай, – прохрипел Радченко. – Я все скажу…
– Это мы уже проходили три минуты назад.
– Теперь правда скажу. Слушай. Сафонов собрал местных фарцовщиков под свое крыло. Теперь в городе без его ведома никто шмотки заграничные не толкает. Мы спекулянтов совместно с участковыми по всему городу хлопали. Рейдовали каждую неделю, плюс между делом каждый день понемногу окучивали. Намекнули им, что только на площади Механизаторов можно дела делать. Мол, и нам в одном месте проще за порядком следить и, если надо, дела разруливать, чтобы никто их не обидел и не ограбил. Но все это… Денег стоит. Что за спокойствие – платить нужно. Детали скажу. Значит, с рядовых барыг стали брать по две сотки в месяц. Те смогли нормально торговать и быстро наварились. Остальным передали. Сейчас все спекулянты там сконцентрировались. А если из граждан кто-то жаловаться начинал или какая проверка приезжала, приходилось и с ними делиться. С прокуратурой в том числе. Но пока обходилось без эксцессов. Всем хорошо. И фарцовщикам, и нам, и проверяющим…