Я последовал его примеру. Сегодня у меня все равно что-то вроде вроде выходного. В ГОВД без нового командировочного делать нечего.
Березов закурил. Я не торопил его с рассказом. Он задумчиво потер виски и начал излагать:
— За спорт меня посадили, гражданин начальник.
— Как — за спорт? — горячительное теплом прошлось по жилам, мне уже самому захотелось поговорить с этим мрачным человеком. Не из-за работы. А просто понять…
— Статья такая есть, незаконное обучение карате, — мышцы Александра под тонкой тканью тельняшки напряглись и вздулись буграми, теперь на алкаша он был совсем не похож.
— Осенью в прошлом году ввели, — кивнул я. — Добавили пункт в 219-ю. Посчитали, что спорт такой воспитывает жестокость в советских гражданах и растит хулиганов. Но, насколько мне известно, на практике за такое редко сажают. Не припомню, что наши рейдовали, отыскивая подпольные секции.
— У нас в стране несколько миллионов человек занимались этим спортом до запрета. Представляешь, если всех сажать, какой резонанс поднимется? Я тут с друзьями по Федерации разговаривал, многих все-таки из них прижали, кто с размахом занятия вел. Но не за карате. Кого за незаконное получение прибыли, налоги же они с секций не платили. Кого за хранение валюты. Был бы человек, а повод найдется — тебе ли не знать. Вот такая вот практика, — хмыкнул Березов.
Но поговорить ему все-таки хотелось, и он продолжил рассказ:
— Я вообще бесплатно обучал. Но у меня в секции сынок одного шишки из Горкома занимался. Гадкий пацан. Папашей кичился и младших обижал. Я его хотел турнуть, но директор школы за него лично попросила. Не мог я ей отказать, ведь занимались мы в школьном подвале. Да и, как бы, руководитель она мой была. Это я сейчас кочегар, а до СИЗО в школе работал. Военруком. Так вот, однажды этому недомерку в спарринге нос свернули. Недоглядел я маленько. Буча поднялась знатная. Директор сразу от меня открестилась, что, мол, знать не знала о подпольной секции. Ей гороно выговор влепил за халатность. Я не стал ее за собой тянуть, легко отделалась. А мне приписали незаконное получение денежных средств — и под арест взяли. Якобы с ребятишек я плату брал. Ладно бы это еще не в школе случилось, а где-нибудь в подвале клуба. Вот и взялись за меня по полной. Я ведь не дурак. Сказал, что не карате это вовсе, а рукопашный бой. Ребятишки у меня многие без кимоно занимались. Не было у них возможности его купить или сшить. Деньги мне приписать так и не смогли, как ни старался папашка того пацана. В общем, промурыжили меня знатно. Зато пошли по всякой ботве педагогической. Дескать, занятия проводились на низком методическом уровне и без соблюдения техники безопасности. И как тренер я не аттестован в Минспорте. Всех собак на меня повесили и следствие затянули. Вот так бывает на практике... В итоге дело в конце концов прекратили, а я месяц в СИЗО за просто так прочалился. Вышел, а дочи нету уже… Вот такие дела, лейтенант. Давай помянем… — Березов съежился, посмотрел пустыми глазами в стену, тряхнул головой и налил нам ещё водки. — Не чокаясь.
— Н-да… — я передернул плечами. — Скверная история. Извини, конечно, за такой вопрос. Но почему Олеся покончила с собой?
Березов опрокинул стакан, залпом выпил. И стукнул им об столик. Выдохнул и проговорил:
— А кто ее знает… Меня-то рядом не было.
— Извини еще раз. Она и правда ждала ребенка?
— Цыган ее с пути сбил, — кивнул Александр. — Сказала, что его ребенок. Я хотел морду ему набить, да только где ж его сыщешь? Он тут недолго ошивался, а потом исчез.
— А что он тут вообще делал? Что-нибудь слышал об этом? Ведь ты знал, например, что он артист.
— Не знаю… Олеся не рассказывала. Да и сама, наверное, не знала. Что мне про него говорить! Олеся, она вообще у меня была девочка тихая, скромная. Простая даже. Хотя училась хорошо. После ПТУ на фабрике швейной работала. И вот в двадцать лет ее не стало… А мне теперь всю жизнь гадай. Что же произошло? И кто виноват…
— Это несчастный случай, Александр Александрович. Но если кто-то и виноват, и я об этом узнаю — обещаю, приму меры.
Тут уж я не выдержал и перешел на официальный стиль общения. Это обещание было торжественной клятвой отцу, оплакивавшему свою дочь.
— Спасибо, гражданин начальник, — каратист улыбнулся, но сделал это как-то горько. — Хороший ты человек. Сразу видно.
— Я Андрей, а не гражданин начальник.
— Привычка, — пожал плечами Березов. — Чуть уркой не стал, штрафом отделался. Судимости нет, но теперь один хрен в школу не берут работать. Вот только в кочегарку и смог устроиться.
— А что тебя здесь держит?
— В каком смысле?
— Езжай в другой город, смени обстановку. В стране кочегарок хватает. У меня друг в Новоульяновске как раз одну держит. И ресторан еще. С работой поможет.
— Да нет, — отмахнулся Березов. — Здесь я родился, здесь и сдохну.
Дзинь! — мы допили бутылку.
Я вышел на улицу. На душе остался неприятный осадок после встречи с Березовым. Теперь он совсем один. Главное, чтобы не спился. Хотя не должен. Мужик крепкий, и взгляд у него такой твердый. Есть в нем стержень. Вот так жил не тужил, и система все под откос пустила. И сможет ли теперь совладать со своим горем, с обидой?
Задумался я и о своей жизни.
Вышка есть, звание есть, надо потихоньку вперед двигаться. Главное, с этим чертовым Дицони разобраться. О словах Никиты Егоровича я не мог не думать, хотя сам его и утешал. Если нашу группу действительно расформируют, то мне прямая дорога в опера. Хорошо если в Главк попаду, а если “на землю” — с нуля подниматься долго будет.
Размышляя о жизни, вдруг вспомнил, что вот уже несколько дней не звонил Соне. Развернулся и пошлепал на почту — заказывать переговоры с Новоульяновском. Она сейчас в отпуске, должна быть дома.
В этот раз для звонка мне досталась почему-то кабина не пятая, а третья. Ну и ладно.
— Алло, — на другом конце провода ответил мне знакомый мелодичный голос.
— Соня, привет!
— Ты почему не звонил? — резануло из трубки.
— Да знаешь, дел навалилось, я тут даже не в Москве сейчас.
— А где? — настороженно спросила девушка.
— В Зеленоярске.
— Не знаю такого города, — фыркнула трубка. — Опять там с этой своей психологичкой в турне поехал?
— Да один я… Горохов и остальные в Москве.
— Знаю я вас. Завтра к тебе все приедут, как пить дать. Не смогут они без тебя. А психологичка тем более.
— Да что ты прицепилась к Свете, она же замужем. Разве забыла?
— Ой, долго ли развестись? Такая на одном мужике не остановится!
— С чего бы ей разводиться? — с некоторой надеждой усмехнулся я.
— Не ее этот брак, не дорожит она им.
Ничего себе, какие выводы.
— Это тебе кто такое сказал?
— Ты.
— Я?
— Забыл? Подпил как-то и стал рассказывать мне про своих сослуживцев. А про Ожегову эту вашу больше всех трещал.
— Не помню… Пьяный, наверное, был совсем, — попытался я обратить все в шутку. — Мало ли наболтаешь. Ты не всё слушай.
— Мне ты не звонишь, — продолжала наступать Соня. — Где ты шляешься, я не знаю. Мне все это надоело, Андрей. Почему нельзя в Новоульяновске работать? Переведись.
— У Сафонова?
— Да хоть у него.
— Не-е — у нас с ним стойкая взаимная аллергия друг на друга, — сказал я, а про себя подумал, что истинная причина, почему я не хочу прирасти к «земле», заключается совсем в другом.
Не скажу же я Соне, что вторую жизнь я по-другому должен пройти. Хоть и избрал тот же путь мента. Но он будет совсем иным. Чтобы в будущем я смог поменять не только свою жизнь, но и нечто большее…
— Ты всегда думаешь только о себе, — даже через трубку я увидел, как Соня надула пухлые губки. — Я из-за тебя весь отпуск просидеть в квартире не собираюсь.
— Ну не получилось у меня отпуск вместе с твоим взять. Я же говорил. Нам дело срочное поручили. Как раскроем, так сразу рапорт напишу на отпуск.
— А мне к тому времени уже на работу выходить! Ну уж нет… Маме на работе путевки дали. В Ялту. Мы завтра в санаторий поедем.
— Без меня? — я изобразил обиженного, чтобы хоть как-то реабилитировать свое положение.
Впрочем, меня уже тянуло закончить разговор. Делами заниматься было приятнее.
— Без тебя, Андрей, — фыркнула Соня. — Сам виноват. Обещал мне отдых на море, и пропал.
— Ладно, не ругайся… Когда-нибудь вместе отпуск проведем.
— Слабо верится, все, пока.
Пип-пип-пип, — донеслось из динамика.
Я вздохнул и повесил трубку. Вот такая доля ментовская. Не каждая жена выдержит. Хотя Соня ведь мне не жена. Ну и правильно, что пока не расписались. Для семьи лейтенант Петров признан временно не годным. А если подумать, у нас все такие в спецгруппе. Погодин, Катков — холостяки. Горохов — разведен. И только Света повелась на женский инстинкт и выскочила год назад замуж за какого-то друга семьи. Молодого, перспективного, но тоже вечно занятого, как и сама Ожегова. Она никогда не жаловалась. Так… По обрывкам разговора я мог догадаться, что не все у них гладко. Муж на работе, Света часто в командировках. Какой тут семейный очаг, какие дети? Неужели я что-то такое взял да вслух высказал? От таких мыслей на душе потеплело. А может, это все водка?
Тук-тук-тук! Я открыл один глаз, потом второй в поисках настырного дятла. Но гостиничный потолок не походил на лес. Показалось, наверное. Перевернулся на другой бок. Стук снова повторился. Только сейчас дошло, что барабанили в дверь моего номера.
Тряхнул головой и сел на кровать. Вечерело. После разговора с Березовым и Соней на душе как-то было погано. В баре «Меридиана» я намахнул еще полста грамм и завалился вздремнуть.
Получается, малость переборщил со сном. Проспал до вечера. Бывает. Давненько у меня такого не было. Обычно молодой организм сбоев не дает, если нервы в порядке.
Я подошел к двери и повернул защелку замка. Гость, не дожидаясь, пока открою дверь, резко распахнул ее сам, чуть не пришибив меня. Я уже хотел заехать ему в глаз, думая, что на меня напали, но посетитель сгреб меня в охапку и прижал к себе: