— Да я не в курсе, просто я тогда на сутках был, и дежурный мне жаловался, что Караваев приказал закрыть важного человека на ночь. Дескать, опасность ему грозит и головой за него отвечаешь. А какая опасность, никто из нас не понял. Да и кто такой этот самый Дицони, мы тоже не знали. В дежурке один парень работал, он из Москвы перевелся. Рассказал нам дикую небылицу, что дескать Дицони этот — любовник дочери самого Брежнева. Представляете? Вот хохма, да? У Галины Леонидовны, что замужем за генералом МВД, в любовниках молодой цыган числится.
Вахрамеев обвел нас взглядом, думая, что мы вот-вот рассмеёмся. Но надежды его не оправдались.
— Так и есть, — кивнул я. — Хахаль это ее был.
— Да ну! Вот это да… Чего только в жизни не услышишь! Так вот почему Караваев за него так пекся. А почему “был”?
— Убили его, Серега. И разрез на животе, как вот у Лариной, оставили. Один в один.
— Ого. Как — убили?
— Мы как раз расследуем это дело. Приехали старые контакты цыгана здесь прошерстить, а оно видишь, как получается, интересно все закрутилось. Начальник твой отрицает, что что-нибудь знал про Дицони или его связи. Дескать, обычное дело — из ресторана дебошира в клетке подержать. Ему можно было поверить, вот только в ресторане Артурчик не хулиганил, и никто его оттуда не забирал. Это я… Мы проверили.
— Н-да… — почесал за ухом опер. — Ну, Михаил Олегович человек себе на уме. Больше про него ничего не скажу. Начальник все-таки мой. А вот про порез — так это совпадение могло быть. Судя по ранам, — Вахрамеев кивнул на тело Лариной. — Тут какой-то ненормальный ножом махал. Вот и зацепил живот.
— Ты вот что… Сергей, напряги фотографа, пусть крупным планом этот порез снимет с разных ракурсов и с масштабной линейкой. Фотки потом мне принесешь. Узнай среди сотрудников дежурки и кто там у вас КПЗ охраняет, от кого и зачем прятали Дицони. Своему, я думаю, расскажут такую “хохму”. Я попробую с Караваевым еще раз поговорить. Хотя, чувствую, опять соврет, — я помолчал, и новый напарник тоже ничего отвечать не стал. — А сейчас проводи нас в прокуратуру. Нам дела надо темные глянуть. По убийствам девушек.
Прокуратура располагалась в центре города, в кирпичной пристройке между двумя жилыми панельками. Вахрамеев провел нас на второй этаж, прямиком к заместителю прокурора, что непосредственно курировал темнухи.
— Вот, Егор Палыч, — сыскарь по-свойски вошел в просторный кабинет и поздоровался за руку с худощавым мужчиной с большими, почти мультяшными глазами. — Это коллеги из Москвы. Прибыли к нам для оказания практической помощи в раскрытии убийств.
— Каких убийств? — недоверчиво нахмурился худощавый. — Женщин?
— У нас других нет, — кивнул Вахрамеев, — остальные все раскрыты. Можно им дела посмотреть?
— А что там смотреть, тома тонкие, основные наработки в милиции подшиты у вас в делах оперучёта.
— Нас интересуют протоколы осмотра мест происшествий и заключения судебно-медицинских экспертиз, — вмешался я и, протянув руку, добавил. — Петров Андрей Григорьевич. Сотрудник межведомственной спецгруппы Горохова.
— Горохова? — оживился Егор Павлович, его глаза засияли, а сухость сошла на нет. — Так что же вы сразу не сказали? — Он энергично тряс мою руку. — Проходите, товарищи, садитесь. Наслышан про вашу группу. Просто не думал, что там такие молодые сотрудники работают. Считал, что как минимум от майора и выше. А знаете, как вашу группу в узких профессиональных кругах называют?
— Как? — спросил я, не скрывая любопытства.
— Мопс, — с гордостью заявил зампрокурора. — Красивое название, правда?
— Мопс? — усмехнулся я. — Это же собака такая есть.
— Собак таких не знаю, а вот расшифровывается аббревиатура как Межведомственный Отдел Предварительного Следствия. Солидно.
— Понятно, — улыбнулся я, а про себя подумал, хорошо, что в СССР мало кто сейчас знает про китайских собачек, которые потом станут очень популярны в России. — Рад слышать, что теперь у нашей команды есть такое замечательное прозвище.
— Подождите, товарищи, сейчас дела вам принесу. Хорошо, что они все продлены и на руках у следователей. В архив еще как прекращенки не списали. Хотя по срокам уже пора некоторые. Но что-то не дает мне покоя в них. Что — не могу понять. Вот и прекрасно, что вы к нам приехали по этим вопросам.
— Так я же говорил, Палыч, — вмешался Вахрамеев, — что похожи они, как близнецы. Объединять их надо!
— На каком основании? — развел руками зампрокурора. — Я все понимаю, но общего у них только то, что потерпевшие — женщины, орудие убийства — нож. Все…
Егор Павлович скрылся.
— Он нормальный мужик, — заверил Вахрамеев, кинув взгляд вслед прокурорскому. — Волокёт на себе всю работу.
— А давно они с Караваевым не в ладах? — поинтересовался я.
— Кто? Палыч?
— Ну, прокуратура.
— Да все у нас с ними нормально. Бывает, конечно, с проверкой приходят. Учетно-регистрационную дисциплину проверяют. Находят недочеты. Но это все рабочие пустяки. Так что у нас с прокуратурой контакт налажен, ничего такого про проблемы я не слышал. А что?
— Да так, ничего, — помотал я головой, а про себя подумал, что опять Караваев мне лапшу на уши пытался вешать — мол, из-за конфликтов и трудности в делах. За кого он играет, я пока не понял. Но одно ясно, явно не за нас.
— Вот, — в кабинет вошел чуть запыхавшийся Палыч, волоча увесистые сшитые тома.
— А вы говорили — тонкие дела, — я подхватил у него из рук пару верхних папок.
— Это еще, по нашим меркам, тонкие, — Палыч хлопнул бумаги об стол, зеленые шторки окна чуть колыхнулись. — Читайте здесь, товарищи, выносить из кабинета не дам. Сами понимаете, порядок такой.
— Спасибо, Егор Павлович, — я уже листал томики. — Нас и здесь прекрасно все устраивает.
Я «перемотал» до экспертизы СМЭ и ткнул в фото в приложении к заключению эксперта. На смотровом столе из зеркальной нержавейки лежал уже обнаженный труп женщины с множественными колото-резаными повреждениями.
— Вот, обратите внимание, на животе характерный линейный разрез.
— Ну да, — кивнул Палыч. — И чем он примечателен? Убийство есть убийство, целыми сюда вот в заключения редко попадают.
— А сейчас посмотрим, — я взял следующее дело. — Смотрите, такой же разрез.
— Хм-м… — прокурорский расстегнул китель и помахал на себя полами. — Ну, так это просто совпадение. Полоснули по животу. Уязвимое место.
Я открыл третье дело и нашел фотографию, скрепленную по углам оттисками печати бюро СМЭ:
— И здесь, скажете, совпадение? Смотрите. Такой же линейный разрез ниже пупка.
Честно сказать, мне и самому это всё не очень нравилось, я вполне понимал, почему прокурорский не хочет признавать очевидное. И приятно откопать зацепку — и жутко одновременно.
— Честно говоря, мы думали, что это раны, которые нанесены были случайно, в ходе борьбы, — озадачился Палыч.
— Нет, разрезы перпендикулярно расположены относительно центральной оси тела. В горячке так не рассечёшь. Ровно как..
— Ёшкин кот! — Палыч прикусил губу. — Это что же получается?
— Я вас поздравляю, Егор Павлович, у вас в городе орудует серийный убийца, — а про себя добавил: — И не только у вас, в Москву, похоже, он тоже наведывался.
— Мать его за ногу… Так я и думал, — прокурорский ходил взад-вперед.
— Как же вы не доглядели?
— Дела разные следователи ведут, а на осмотрах ведь, сами понимаете, все тела в крови. Будто сплошная рана, а не трупы. Когда заключения судмедов смотрел, то обращал в первую очередь на описания характера повреждений, которые могли повлечь смерть. А ранки эти мельком пробежал, и глаз не зацепился. Умер-то человек не от них, понимаете.
— Признаюсь, возможно, и у меня бы не зацепился. Вот только в Москве найден труп некого Артура Дицони с похожим повреждением.
— В Москве? Далековато. Вряд ли это наш убийца. Это уж точно — совпадение.
— Не думаю. Ведь Дицони был в Зеленоярске полгода назад. В такие совпадения я точно не верю.
— Постойте… А это не тот ли Дицони, который под крылом самой принцессы процветает? — Палыч осекся, будто сказал лишнего.
— Он самый, а вы откуда знаете?
— Слухи ходят по Москве. Я же там частенько бываю. Частным порядком. Родители у меня москвичи. Однако то, что у нас душегуб серийный завелся, это факт, — Палыч задумчиво потер виски. — Возможно, он даже не местный. Из Москвы приезжает. Вот только дела все равно не объединишь. Общий признак один у них. Порез под пупком. Маловато будет.
— И не надо объединять, — сказал я. — Резонанс на весь Союз поднимется. Из области набегут, дела у вас отнимут.
— Ну да, — покачал головой Палыч. — А меня еще на пенсию турнут. За то, что не углядел, как вы говорите, серийность. Тут палка о двух концах.
— Отлично, что вы нас понимаете, Егор Павлович. Мы займемся этими преступлениями. Разрешите я кое-какие снимки из заключений перефотографирую.
— Да, конечно.
— Тогда товарищ Вахрамеев пришлет фотографа.
Мы вышли из прокуратуры, а Вахрамеев торжествовал:
— Я же говорил, что это дело рук одного человека. Как чуял.
— Серега, — сказал я. — Ты-то стреляный воробей, как не разглядел раны специфические?
— Да я же не на все убийства выезжал, — оправдывался тот. — На меня еще молодняк повесили. Учи, дескать, Сергей Антонович, подрастающее поколение уму-разуму. А они бестолковые почти все. Работы у нас в городе нет, кроме как на ГЭС устроиться. Вот и прутся в милицию все подряд с окрестных деревень. Нет… Если с ними поработать, то толк в будущем будет. Вот только самому нет времени разгребать задачи архиважные, которые начальство на мой горб прицепило. Оттого и выговорами меня обвешали, как елку игрушками.
— А мне Караваев отзывался о тебе, как о лучшем сыщике.
— Был я когда-то передовиком, пока должность старшего не дали. Теперь не знаю, как обратно на простого инспектора уголовного розыска спрыгнуть, — вздохнул Вахрамеев. — Уже не дадут. Поздно пить «Боржоми».