— Ого, Андрюха, — он вытер рукавом губы и уставился на меня. — Ты за этим красным столом на полководца похож. Тебе бы усы еще и физиономию постарить, вылитый политический деятель. Ну, или политрук, на худой конец.
— Тьфу-тьфу, — я для порядка постучал по дереву. — Никогда не хотел политикой заниматься.
— А что так? Как известно, у нас каждая кухарка может управлять государством. Главное — по партийной линии продвинуться. Ты когда в партию вступать будешь?
— Мне и в комсомоле пока неплохо. До двадцати восьми лет есть еще время.
— А тебе сколько?
— Двадцать два, — быстро посчитал я в уме возраст реципиента (не привык к таким цифрам до сих пор).
— Я думал, больше, — удивился оперативник.
— Старо выгляжу? — пошутил я.
— Просто не пойму, когда ты так успел поднатореть в нашей работе. У меня молодняк старше тебя, а мозгов в десять раз меньше.
— Детективов много читал, — отмахнулся я. — Братьев Вайнеров. Лучше расскажи, что наработали.
— Негусто пока… Но вымотался, на своих двоих по жаре мотаться, — Вахрамеев сел напротив и аккуратно положил руки на бархат стола, словно боялся его замарать или повредить (видно, комната эта до моего заселения была неким священным местом для обычных сотрудников). — Проверили всех убитых… Девок, адвоката. Ничего общего между ними нет. Они даже не знакомы, вроде, были между собой.
— А с Березовой кто-то из них знался?
— С какой с Березовой?
— Дочерью военрука, которая повесилась.
— Так ты не говорил это проверять, — оправдываясь, развел руками Сергей.
— Вот сейчас говорю. Возьми вопрос на контроль. Я вашему начальнику розыска обрисовал ситуацию, но он вялый какой-то. Я так понял, не слишком рвется в бой.
— Михалыч-то? — Вахрамеев закивал. — Он мужик неплохой, только перегорел малость. Уже о пенсии мечтает. Дача, рыбалка. По выслуге может уйти, вот только начальство его не пускает, пока замену подходящую не подберут.
— А ты что? Вчера родился? Почему твою кандидатуру не рассматривают?
— Да фиг знает… Как-то не в почете я у Караваева. Ведь мы с ним вместе в угро начинали. У меня как-то получалось швытче дела раскрывать, а у него бумажки писать грамотнее. Так мы, в паре, и работали. А потом мне поощрения посыпались. За раскрываемость и за показатели. Караваев, видно, обиделся немного и затаил в себе негодование. Но тяга к бумажкам вытолкнула его наверх. Потихоньку-полегоньку по профсоюзной и партийной линии речи умные задвигал. Сначала замполитом стал, потом до начальника милиции дорос. А я вот до сих пор в старлеях хожу. Мог выше прыгнуть, образование не позволяет. А заочно учиться в Омск Караваев так и не пустил. Видно, помнит еще обиду.
— Ясно… Давай тогда так сделаем. Я поговорю с ним. Пусть он пока начальнику угро отпуск даст. Скажу, что, мол, пока вся эта заварушка и пока я с вами, мне сподручнее с тобой работать. Контакт у нас с тобой налажен, самый что ни на есть рабочий и эффективный. Тебя временно на его место поставим. И мне хорошо, и ты себя покажешь. А то, что образование расти не позволяет — это тебе на уши лапшу вешают. Ты же на земле, а не в Главке заседаешь.
— Ого, — выдохнул Сергей. — Ты и правда можешь попросить начальника меня старшим поставить? Временно?
— Почему нет?
— И он тебя послушает?
— Что-то мне подсказывает, что да. Я с ним тоже контакт наладил. Правда, немного другим путем. Не мирными переговорами.
— Спасибо, Андрюха… И Михалыч тебе спасибо скажет. Может, наконец на пенсию его отпустят без ярлыка, что слабак и не выдержал.
— Ну, постоянку я тебе не обещаю. Ты хотя бы на временной должности себя покажи. А Михалыч точно в обиде не будет?
— Нет, конечно. Он спит и видит, как пчел разводить станет. Даже книжки по пчеловодству читает и всех уже в отделе замордовал с вопросами, где можно ульи сколотить, чтобы дешево и сердито.
Что же, если так, то это всем хорошо. Как там говорила молодежь в моей прошлой жизни — ситуация вин-вин.
Зазвонил телефон. Я поднял трубку, уже готовясь сказать, что это не отдел кадров.
— Слушаю, Петров.
— Андрей, — знакомый мелодичный женский голос вдруг согрел душу.
— Света, привет! — разулыбался я. — Как жизнь семейная? Ты если что, смотри, с декретом повремени пока, — невольно вырвалась фраза на грани колкости. — У нас тут небольшой аврал. Твои знания нам пригодятся.
— А кто тебе сказал, что я в декрет собираюсь?
— А что, разве нет? Свадьба, дети… Обычное дело.
— Пока не думала.
Я с облегчением выдохнул:
— Ты снимки получила? Погодин должен был привезти.
— Да, он как раз рядом, привет тебе передает. Вот сидим, разглядываем кровавые художества маньяка.
— Опять двадцать пять, — цокнул я языком. — Почему сразу маньяка? Я уже Никите Егоровичу высказывал свое мнение, что, возможно, мотив не несет в себе маниакальный подтекст. Не каждое многоэпизодное убийство — дело рук маньяков.
— А вот этот как раз не такой, — загадочно проговорила Света.
— Ну-ка… — я вдавил трубку в ухо и даже рот чуть приоткрыл, чтобы лучше слышать. — Рассказывай. Что там у тебя по психотипу убийцы?
— Очень интересный случай, — продолжала Света нагнетать интригу. — Эти порезы на животе у всех жертв…
— Ну?
— Они напоминают разрезы кесарева сечения.
— Ты хочешь сказать, что жертвы были беременны? Нет. Это исключено. Экспертизы же проводились. Да и у мужиков такие же раны. У Дицони и у Слободчука — местного адвоката. При чем тут беременность?
Света включила учительницу, это она умеет, но я не против был сейчас побыть школьником, лишь бы для дела польза была. К тому же, к такой училке я бы с удовольствием на уроки ходил и даже бы не сбегал с пацанами с горки на портфеле кататься.
— Это некий знак, отметка, — продолжала Света. — Символизирует акт извлечения новой жизни.
— Да, но кесарево сечение не приводит к летальному исходу. А тут у нас все трупы.
— Это так. Пока на ум приходит только одно. Убийца проецирует некие события, скорее, из своего прошлого, которые являются для него травмирующими. Воспроизводит их постоянно, благодаря чему проживает их еще раз.
— Зачем? Чтобы снова испытать боль?
— Именно… Он получает выброс гормонов. Это как наркотик. Ему хочется вновь почувствовать подобные ощущения.
— А зачем убивать-то?
— А ты думаешь, кто-то позволил бы делать на себе кесарево добровольно? Без анестезии?
— Ну, да… Похоже на правду, — я задумчиво потер гладковыбритый подбородок. — Хочешь сказать, что все-таки маньяк.
— Еще, — продолжала Света, — я называю таких людей охотниками за властью. Их мотивирует и будоражит сам факт власти над беспомощной жертвой. Болезненное эго, ущемлённое когда-то в детстве, реабилитируется за счет боли других.
— Так. Есть мысли, что за изверг мог такое сотворить?
— Ищите обычного человека. Все дело в том, что, скорее всего, он с детства осознавал свое отличие от окружающих и учился максимально убедительно «маскироваться», адаптироваться к нормам социального поведения и морали, хотя для него самого они пустой звук. Но понял, что без этого сложно выжить.
— А поконкретнее? Кого искать?
Вахрамеев притих, вслушиваясь в наш разговор.
— Убийцей может быть, например, какой-нибудь хирург, — продолжала Света. — На операционном столе которого когда-то умерла пациентка, и он испытал что-то новое. Говорят, у каждого врача есть свое маленькое кладбище.
— Отлично, Светик! Есть зацепка! — от радости я даже привстал. — Спасибо! Все… Будем работать. Пока, целую! — последнее слово вырвалось нечаянно.
Вот, блин, чертовы оговорки по Фрейду! Просто уж очень я обрадовался её теории — сам бы точно такие выводы не сделал.
— Пока, Андрей, целую, — неожиданно выдала в ответ Света и положила трубку.
Глава 12
— Это с кем ты разговаривал сейчас? — хитро прищурился Вахрамеев.
— Наша сотрудница, специалист в области психологии, — отмахнулся я и отвел взгляд в сторону.
— Я так и понял, — многозначительно кивнул оперативник. — Красивая?
Я почувствовал, что даже слегка краснею, так что неожиданно ответил более грубо, чем собирался:
— А тебе какое дело?
— Да так… Ты, когда разговаривал, цвел и благоухал, как розовый куст.
— Светлана Валерьевна замужем, — буркнул я. — Если ты про это. И вообще… Слушай боевую задачу. Есть предположения, что убийца — хирург.
— Не похоже, — замотал головой Вахрамеев. — Слишком уж неумело он кромсал девчушек.
— Согласен, но это могло быть, во-первых — в состоянии аффекта. Или как правильно сказать в таком случае? В состоянии маниакального экстаза. Я в этой психологической ерунде не разбираюсь. А во-вторых, он мог так специально делать. Чтобы не вышли на его след. Был у нас случай в практике, когда профессиональный домушник гвоздодером квартиры вскрывал, хотя мог шпилькой почти любой замок открыть. Мы его, когда взяли, спросили, с какого перепугу он с выдергой на дело ходил. Шуму же больше и следов. Так он знаешь что ответил?
— Что?
— Что в округе на сто верст нет таких специалистов, как он. Если бы он действовал как медвежатник, то мы бы его сразу заподозрили. А так — под дилетанта притворялся.
— И как же тогда вы его взяли?
— Он в одной квартире на сейф напоролся. Такой нахрапом не возьмешь, выдерга не поможет, позарился и применил отмычки по старой памяти. А сейф вообще пустой оказался. Он просто от старых хозяев квартиры остался, новые им и не пользовались. А дальше дело техники. Прошерстили мы по картотеке всех медвежатников, что откинулись и проживали в городе, и вышли на него. Он действительно один такой был.
— Понятно… — Вахрамеев задумался. — Но все равно, человек не — сейф, как-то маловероятно, чтобы преступник притворялся, стоя над трупом. Хотя кто его знает…
— Проверить такую версию надо. Других зацепок пока нет. Короче, Серега. Слушай приказ. Бери людей и дуй по больницам. Собери информацию на всех оперирующих хирургов. Не тех, что на приеме сто лет сидят и мазь Вишневского прописывают, и забыли, как зажим и скальпель выглядят, а именно рабочих лошадок. Особенно в роддоме акушеров.