— Простите, товарищи дорогие, но об этом не принято говорить вслух — органы соответствующие бдят. — Коридорный кивнул на людей в штатском. — А мне еще внуков растить, на родителей надежды нет, ведь трудятся они не в гостинице, а на заводе. Ладно, прощевайте, пойду я. И так уже лишнего наговорил.
Нам навстречу шагнул пузатый прокурор, на черных петлицах по две огромные звезды — по-нашему аж целый генерал-лейтенант получается.
Судя по вальяжности и некоторой надменности, навсегда застывшей на пухлом лице, чувствовал он себя среди высоких чинов явно, как рыба в воде. А то и как щука среди окуней. Явно был из генеральной прокуратуры. Черт… Кем же на самом деле был этот покойный цыган?
— Никита, — генерал позволил Горохову пожать себе руку, на остальных только бросил мимолетный взгляд, задержав его чуть подольше лишь на Свете, что смотрелась среди мужиков жемчужинкой. — Дело решили поручить твоей группе.
Горохов, явно недовольный, что его так по-панибратски назвали в присутствии подчиненных, коллег и прочих горничных, с язвинкой в голосе спросил:
— К чему нам такая честь, Павел Алексеевич? Я так понимаю, потерпевший был артистом местного пошиба? Есть районная прокуратура. Городская, в конце концов.
— Не ерепенься, Егорыч, — понизив голос проговорил генерал. — Сам знаешь, кем был убитый… Сверху результатов ждут уже сегодня.
— Черт побери! — всплеснул руками Горохов. — Вы меня, конечно, извините, Павел Алексеевич, но о потерпевшем мне лишь известно, что он был солистом Большого театра. Скажите, наконец, что он за птица такая важная…
— Об это вслух не говорят, — назидательно улыбнулся «генерал». — Но сам понимаешь, все, что касается ЦК — по раскрытию на первом месте. Подключайся оперативно. В номере сотрудники из МУРа, введут тебя в курс дела.
Мы вошли внутрь просторного двухкомнатного номера, потеснив высокие чины. На кровати лежал абсолютно голый молодой мужчина. Распластался, неуклюже раскинув руки. Из раны на груди в районе сердца застывший красный ручеек вёл к целой луже, что пропитала постель. На животе под пупком поперечный разрез, тоже залитый кровью.
Света поморщилась и отвернулась. Погодин тоже скривился, но взгляда не отвел. И лишь криминалист Катков, словно легавая на охоте, сделал стойку. С интересом оглядывая обстановку и труп хоть и мёртвого, но довольно симпатичного и запоминающегося цыгана, возле которого копошились сразу два судмедэксперта в перчатках и какой-то сторонний криминалист с «Зенитом».
— Товарищи! — громко произнес Горохов. — Разрешите представиться. Горохов Никита Егорович, руководитель специальной межведомственной следственно-оперативной группы. Осуществление первичных следственных мероприятий поручено мне и моему личному составу. Я попрошу посторонних покинуть место происшествия. Остаются только эксперты и работники уголовного розыска. Спасибо за понимание.
Генералитет (что прокурорский, что МВД-шный) с удивлением уставился на наглеца. Какой-то следователь смеет им указывать?
— Товарищи, я прошу побыстрее, пожалуйста. Вы мешаете осмотру и поиску возможных следов, — настаивал мой начальник.
Мы молчали, но согласны были с каждым словом.
Высокие чины загудели и потянулись к выходу. Не решились осадить Горохова. Понимали, что если дело поручено ему, то на месте происшествия он и есть главный.
Никита Егорович подозвал двух оперативников и стал их расспрашивать. Меня кто-то тронул сзади за плечо:
— Здравствуйте, Андрей Григорьевич.
Я обернулся и не поверил своим глазам. Передо мной стоял ГБ-шник Черненко. Несмотря на жаркую погоду, мой старый знакомый по Новоульяновску был в плотном костюме и шляпе.
— Товарищ майор, — я пожал протянутую мне твёрдую, как доска сухую ладонь. — И вы здесь…
— Подполковник, — улыбнулся Черненко.
— Поздравляю, растете. Слышал, вы теперь здесь в столице насовсем обосновались?
— Мы там, куда Родина пошлет, — двусмысленно проговорил подполковник. — Давайте отойдем в сторонку. Переговорим.
Раньше от таких предложений я бы напрягся, размышляя о том, как бы не сболтнуть чего лишнего. Я давно знал, что контора бдила за мной, и иногда казалось, что они уже раскусили во мне попаданца. За те четыре года, что я здесь, уже привык к их вниманию и теперь особо не тревожился. Однако если они меня и раскусили, то дали зеленый свет. Не трогали, ведь своими поступками Петров, а в прошлом майор Нагорный, доказал, что цели преследует исключительно благие, и службу тянет, укрепляя ту самую безопасность Родины, о которой они так пекутся.
Мы вышли из номера.
— Слышал про ваши подвиги, Андрей Григорьевич, — Черненко вытащил сигарету и предложил мне, я отказался.
— Да какие подвиги? Так… Обычная служба.
— Ну, не скромничайте, — прищурился подполковник. — Поговаривают, что раскрытие убийства моего старого знакомого товарища Дубова — чисто ваша заслуга. Горохов против Гоши Индия уже обвинения выдвинуть даже успел.
— Неправильно говорят, — слукавил я. — Это был наш общий план с Никитой Егоровичем, а финты с Гошей — обманный манёвр, чтобы усыпить бдительность истинного преступника.
Черненко степенно кивнул. Все движения у него выходили неприметными и одновременно какими-то породистыми.
— Будем считать, что я поверил. Только Горохову орден-то не вручили… Ну, не важно. Я вот про что хотел поговорить с вами. Потерпевший, как вы успели заметить, человек не особо выдающийся, но за него внесли веское слово люди с самого верха.
— И чем же он им так дорог?
— Убили его ночью, — продолжал подполковник, будто не расслышав моего вопроса. — Причина смерти — удар ножом в сердце.
— У него еще вспорот живот, — уточнил я.
— Это уже постфактум. Судмедэксперт определил по характеру кровотечения, что разрез нанесен позже, когда большая часть крови уже покинула организм через повреждение на груди.
— Зачем тогда надо было резать живот?
— Вот это самое интересное и непонятное. По предварительным данным установлено, что у убитого похищена золотая цепочка с подвеской из бриллиантов.
— Женская, что ли? — удивился я.
— Отнюдь. Артурчик, как истинный цыганский барон, любил носить подобные украшения. Говорят, никогда не расставался с этой цепочкой, а сейчас ее нет.
— Получается, что мотив убийства — ограбление?
— Возможно, но это было бы слишком просто. Есть нестыковки.
— Какие?
— Шкатулка с остальными ювелирными украшениями не тронута. Хотя стояла на видном месте. А там перстни и браслеты. И, между прочим, тоже с камешками.
— Хм-м… Потерпевший таскал с собой «золотой запас» по гостиницам? Странно.
— Он жил здесь уже полгода. Считайте, что был как дома.
Надо же, вот уже второй пример такой интересной жизни. Какая все-таки блажь — в гостинице жить, дорого и неудобно.
— Вот как? Не думал, что работники театра столько зарабатывают. Пусть даже и Большого. Кто же он такой, черт возьми? И откуда у него цепочка с бриллиантами? Может, она была бутафорией? Как это — реквизит?
— Ювелирка подлинная. Ее стоимость равняется примерно цене десяти новеньких “Жигулей”.
— Ни хрена себе, — не стал я, в отличие от Черненко, вещавшего исключительно ровным голосом, скрывать своих эмоций. — Не по средствам жил товарищ Дицони.
— Это подарок его любовницы. С гостиницей тоже она договорилась.
— Кто такая?
— Галина Леонидовна, по нашим данным, занимается скупкой и перепродажей бриллиантов, в том числе за валюту.
— Ну так вот и ниточка. Нужно тряхнуть эту Галину по полной, насколько я понимаю, она уже насобирала на себя кучу тяжких статей.
— Не все так просто, Андрей Григорьевич. Ее фамилия — Брежнева…
Глава 2
— Брежнева? — только сейчас до меня дошло, почему все так боялись произносить очевидные вещи вслух.
Еще по прошлой жизни я знал, что Галина Леонидовна имела во времена СССР скандальную известность, которую, естественно, старались ограничить определенными кругами. Благодаря эксцентричному поведению и своенравному характеру дочь генсека была тем яблоком, которое, вопреки бытующему мнению, упало от яблони очень далеко.
Похождения первой леди Союза активно обсуждались московским бомондом, но официально хроники бурной жизни непутевой дочери нигде не мелькали. Разве что в засекреченных материалах КГБ.
— Дочь Леонида Ильича? — я состряпал на лице удивление. На всякий случай. — Того самого?
Вдруг Черненко проверяет меня и подозревает, что я все-таки из будущего? Хотя это, скорее, моя паранойя. Но ведь был у меня уже однажды удивительный разговор, да и, как говорил товарищ Шилов, герой одного известного сериала про ментов: «Береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет».
— Информация конфиденциальная, — понизил голос подполковник. — Сами понимаете. Просто я хочу, чтобы ваше расследование пошло в правильном русле.
— Конечно, понимаю. Только о Галине уже вся Москва гудит. Даже коридорный, что нас сюда провел, кажется, знает не меньше вашего. Если Артурчик — фаворит Брежневой, вряд ли можно ее подозревать в причастности к его смерти и тем более к краже подвески.
— Да, но, по нашим сведениям, Галина Леонидовна связана с некой группой, занимающейся скупкой и перепродажей бриллиантов.
— Бриллиантовая мафия? — выудил я термин из будущего.
Так будут называть потом темные делишки Галины и членов семей высокопоставленных номенклатурщиков, связанные с ювелирными махинациями.
— Скажете тоже, — отмахнулся Черненко. — У нас в стране мафии нет и не было.
И не будет, чуть не сказал он. Ага.
— Не уверен. Алмазы советской огранки очень ценятся за рубежом. Что-то у вас есть на Брежневу? — спросил я, даже не надеясь, что ГБ-шник поделится такими сведениями.
— Немного, конечно. Скупает она бриллианты легально, в Столешниковом переулке в магазине «Алмаз».
— А сбывает как?
— Сбывает… Не совсем легально. Но это закрытая информация.