Моя «Волга» бодро бежала по направлению к городского роддому. В салоне висел запах гари. Странно. Вроде недавно все перетрясли после лесной погони. Отладили машинку. Что за фигня?
Но, как оказалось, запах шел не от моторного отсека. С окраины города, где кромка строений врезалась в лесок тянулся шлейф дыма.
Сзади раздался вой сирены. Хоть я и торопился, а прижался к обочине. Мимо, сверкая синим маяком, пронеслась трехосная пожарная машина. Угловатая красная цистерна на базе «ЗИЛ-131» мчалась на всех парах.
Только я хотел выехать на дорогу, как сзади резанул вой клаксона. Я снова взял вбок. Черт! Лестницу не заметил. Еще одна пожарка с автолестницей пронеслась следом. Нехорошее предчувствие закралось в голову. Вот черт… Что же там случилось? Я нажал на газ и вклинился в поток как раз за пожарными машинами. Те не останавливались на светофорах. Автомобилисты пропускали нас, притормаживали и жались к обочинам. Вот и выезд из города. Показалось здание роддома. Твою дивизию! Роддом горит!
Я влетел во двор учреждения следом за пожарными машинами. Там уже стояла одна и поливала окно первого этажа, откуда вырывался столб огня, норовя перекинуться выше. Мать твою! Будто нефтебаза полыхает. Что там такого гореть может?
Протиснувшись сквозь кольцо охающих пузатых женщин в ситцевых халатах и медиков, приблизился к зданию. Жар обдал лицо и руки. Припек рубашку к телу. Сегодня и без огня жары хватало.
— Что случилось? — спросил я угловатую женщину в белом халате, ростом она была с меня, а по весу и того больше.
— А тебе какое дело? — огрызнулась та, скривив губу с пушком черных усов.
— Резникова Тамара Павловна? — спросил я.
— Ну, да…
— Милиция, — я достал удостоверение. — Давайте отойдем в сторонку.
Глава 19
Резникова чуть скривилась и повела широкими, как у пахаря, плечами:
— А в чем, собственно, дело? Вы по поводу пожара приехали? Огонь еще не потушили, а милиция тут как тут. Я официально заявляю, что администрация роддома здесь ни при чем. Нашей вины в возгорании нет. Так что не получится, товарищ милиционер, вам халатность на нас повесить.
— Разберёмся, — хмыкнул я. — Никто на вас ничего вешать не собирается. Но отреагировать мы обязаны. Сами понимаете, работа такая.
Мы отошли в сторону. В это время вторая пожарка помогла полупустой подруге и быстро добила остатки огня. В воздухе висел запах мокрой сажи и горького дыма. Кольцо рожениц, подгоняемое медиками, развернулось в ленту и потянулось в сторону дальнего корпуса. Похоже, что никто их эвакуировать не собирался. Повреждения минимальны, но, судя по тому, какие густые черные следы остались вокруг окон, пара кабинетов выгорела почти дотла. Будто их изнутри поливали горючим. Надо будет следака напрячь, чтобы из предполагаемого очага возгорания пожарный мусор изъял на химическую экспертизу. Продукты горения бензина или солярки определить можно, если постараться.
— Что тут у вас произошло? — спросил я.
— Загорелись ординаторская и архив, — ответила Резникова. — Пострадала только часть административного крыла. До палат и родильного блока огонь не достал, поэтому все спокойно и организованно возвращаются по местам. Жертв и пострадавших нет, — четко, будто делала доклад руководству, обрисовала обстановку Тамара Павловна.
На ее мужиковатом лице ни капли эмоций. Словно робот какой-то. Лишь по виску капля пота ползёт. То ли все-таки волнуется и прячется за маской официоза, то ли просто огнем напекло.
— Какая, предварительно, причина возгорания?
— Я не специалист, — пожала плечами Резникова. — Вы же из милиции, вот и расследуйте. Может, проводку замкнуло, может, кто-то спичками баловался. Я не знаю.
— Спичками? Кто, например?
— Понятия не имею, — врачиха поглядывала, как пожарные через выбитое окно залезли в почерневший проем и разгребали завалы баграми в поисках очагов огня.
— Что там было? — поймал я ее взгляд, устремленный в выгоревшие кабинеты. — Что-то важное?
— А как вы думаете? — нахмурилась завотделения. — Все бумаги, журналы регистрации, медицинские истории.
— Интересно, — прищурился я. — Будто кто-то специально сжег документы.
— Ничего подобного, — хмыкнула врачиха. — Просто загорелось то, где больше всего бумаг было. Я же говорю, у нас раньше часто проводка коротила. Здание не старое, но что-то при строительстве напутали. Можете опросить персонал и завхоза нашего. Они подтвердят, что проводка периодически искрила, мы жаловались.
— Это обязательно, — кивнул я, делая вид, что принимаю правила игры завотделения и действительно приехал разбираться с возгоранием.
Пускай думает, что я здесь из-за пожара. Бумаги, я так понял, все сгорели. А что не согрело — размыто водой. Ловко она провернула трюк с пожаром. Или кто там ей помогал? Не знаю. Хотя, может, Резникова и ни при чем. Вот только Гена ясно дал понять, кто его спалил, когда он мне нужную информацию в журнальчиках искал. А в версию с замыканием как-то слабо верится. Коротнуло в нужное время и в нужном месте — чудеса, да и только. Думаю, что кто-то спешно подчищал хвосты. Я смотрел на хмурую врачиху и пытался угадать ее мысли. Такую нахрапом не возьмешь. Тертая баба. Пальцы на правой руке желтые от крепкого курева. Из макияжа только кроваво-красный лак на хищных ногтях, да и тот облупился.
— Скажите, Тамара Павловна, вы случайно не знаете, где ваш бывший начальник? Товарищ Гусев.
— А мне-то откуда знать? — та еле заметно дернулась, но я успел это увидеть, а затем фыркнула. — Он здесь больше не работает. Михаил Петрович на заслуженном отдыхе.
Последнюю фразу врач произнесла с какой-то грустью, будто сожалела о его уходе. Хм… А я думал, она его подсиживала.
— А почему вы спрашиваете? — в ответ впилась в меня взглядом врач.
— Хотел с ним поговорить насчет проводки, — пожал я плечами. — Кому, как не бывшему руководителю, знать такие проблемы.
— А нам, значит, вы не верите, — глаза завотделения превратились в щелки.
— Мы все проверим, Тамара Павловна, не сомневайтесь. Если кто-то виноват, то будьте уверены, ответит по всей строгости советского закона.
Я внимательно следил за реакцией Резниковой. Та чуть поджала губы и нахмурилась, но быстро взяла себя в руки и натянула на лицо холодную улыбку Гуинплена:
— Вы уж постарайтесь, товарищ милиционер. Как вас там зовут?
— Петров моя фамилия. Андрей Григорьевич.
— Так-с… Что у нас нового? — задал я вопрос больше себе, чем Вахрамееву и Погодину, которые размешивали чай и брякали в унисон ложечками в моем кабинете.
— Все плохо, командир, — прямо сказал Сергей. — Хирург как сквозь землю провалился. За гаражом тоже засаду выставили. «Ниву» никто не забирал. А бумажка там, в двери его квартиры, так и торчит.
— Может, это уловка? — я озадаченно поскреб подбородок. — Бумажки такие почтальоны обычно в ящик кидают.
— Его там точно нет, — Вахрамеев отхлебнул чай, поморщился и кинул туда еще кубик рафинада. — В окнах света нет. Да и показания счетчика я зафиксировал. Циферки ни на йоту сдвинулись. Пусто в квартире третий день уже.
— А Кузьмича нашли?
— Нашли, — кивнул Вахрамеев. — Он поначалу даже испугался меня. Когда узнал, что тот, с кем он на рыбалке выпивал, из милиции оказался.
— Вот как? А испугался почему?
— Представляешь? Старик думал, что я его пришел арестовывать за браконьерство и кражу ульев.
— Хороший он мужик, Серега. На фига его так пугать-то?
— Да я что? Он сам себе надумал. Стал тараторить, что рыбу не он глушил, а только места людям показывал. Я, конечно, развеял его тревогу. Сказал, что нам его ульи и прочие собачьи будки вообще до лампочки. А вот про пропавшего друга Хирурга он ничего не знает.
— Или не хочет говорить, — задумчиво пробормотал я, глядя, как Серега кладет еще один кусок рафинада в чай. — У тебя ничего не слипнется?
— Тебе что, командир? Сахара жалко?
Я со вздохом посмотрел на белую коробочку с синей надписью: «Рафинад быстрорастворимый».
Раньше мне такой пайки на месяц хватало, но с приходом в мою «банду» Вахрамеева, кубики заканчивались меньше, чем за неделю.
— Да бери уже, забирай последнее.
— Не жмись, командир. Завтра тебе куплю песка. Этот кубиками несладкий какой-то.
Я только рукой махнул. Надо разбираться с делами, а не кубики складывать. Убийства, исчезновения, пожар… Если мы эту цепочку не перерубим, что будет дальше?
— Что случилось с новорожденными? — продолжил я. — Выяснили?
— Ох, точно, — хлопнул себя по лбу Вахрамеев. Совсем забыл тебе рассказать. С этим пожаром в роддоме и с бегством Хирурга совсем забыл про такую мелочь. В общем, так… Ребятишки родились у всех наших убитых женщин здоровенькие, но те от них отказались еще в самом роддоме.
— Вот как? — я удивленно застыл посреди кабинета (люблю ходить взад-вперед, когда размышляю). — Серега, и это, по-твоему, мелочь?
— Ну, я это и подозревал, — пожал плечами Вахрамеев. — Теперь они в детском доме в области. Я проверил. Все живы-здоровы.
— Интересная петрушка получается, товарищи, — сказал я и вдруг подумал, что веду себя совсем как Горохов. — Все убитые были роженицами в одном роддоме. Всех кесарил Гусев. Заметьте, такое родовспоможение вообще-то нечасто делают. Вряд ли это совпадение. И все отказались от родных новорожденных детей. Здоровых, не инвалидов. Какой из этого вывод?
— Гусев и есть наш Потрошитель? — предположил Погодин, он, наконец, вступил в нашу дискуссию, бросив рисовать «крестики-нолики» на полях «Комсомолки». — Или все-таки Березов? Он, падла, так и молчит. А ведь тоже приходил в роддом как-то и справлялся у практиканта-Берга про свою дочь.
— Черт их разберет, — недовольно прокряхтел я и продолжил мерить кабинет шагами, благо просторы ленинской комнаты позволяли не ограничивать широту полета мыслей. — Березов, Хирург, Резникова. Кто из них причастен?