— Где же у нас выпускают такую ткань?
— Вот именно, что нигде, — пожал плечами Горохов. — В таких смесовых пропорциях с шерстью не производят в СССР ткани. У нас если шерсть, то, в основном, чистая, если синтетика, то тоже без примесей. Получается, что одежда у этого Борца не совсем обычная. По крайней мере, произведена не в Союзе. И эти волокна, которые нашли у Белкина, я уверен, тоже будут иметь аналогичный состав. Придется, конечно, и их в Москву направить.
После Вера оголила правое плечо трупа. Изрядно потускневшая на фоне фиолетово-лиловой кожи, там красовалась злополучная и всем уже знакомая татуировка в виде волчьей головы. Тело немного уже распухло, отчего и волк казался огромным. Побольше, чем у прошлых жертв.
Катков щелканул на фотоаппарат рисунок, а Горохов что-то зло пробормотал себе под нос. Не нравилось ему, что преступнику удалось поиздеваться над нами. Неуловимость Борца, как, впрочем, и всех прошлых маньяков, Никита Егорович принимал как личную обиду и вызов. За столько лет в системе так и не привык рутинно относиться к убийствам. Не проняла его пресловутая профдеформация. Хотя слова сейчас такого еще нет, ведь считается, что все советские правоохранительные органы по умолчанию чуткие и отзывчивые. И ведь, в большинстве случаев, так оно и было.
— Смотрите, — Вера продолжала возиться с одеждой трупа и извлекла из кармана его спортивного костюма игральную карту. — Это же король пик.
— Кто бы сомневался, — еще больше нахмурился Горохов.
— Борец продолжает с нами играть, — вставила Света. — Следующим будет туз пик.
— Не удивлюсь, что он уже лежит где-нибудь мертвый. Тьфу-тьфу! — добавил Горохов и огляделся в поисках деревяшки, но, не найдя ничего подходящего, постучал по бетонке.
Мы только вздохнули — если б это помогало. Будь суеверия рабочим инструментом, мы бы и его поставили на службу делу.
— А после туза? — Вера озадаченно взглянула на нашего шефа. — Думаете, весь этот ужас прекратится?
— Надеюсь, — хмыкнул тот в ответ. — Но не уверен. Уж слишком этот гад наглый, и убивать ему явно нравится, это сразу видно. Может, после туза затеет другую «карточную» игру. Или вовсе не карточную. Но его ребусы меня уже начинают раздражать. Он явно продумывает все наперед, а не убивает спонтанно, как большинство одержимых манией убийства. Интеллектуал, мать его за ногу! — Горохов только на секунду смутился, ругнувшись в присутствии сразу двух дам, но никто и бровью не повёл. — Такого переиграть сложнее. Но интереснее будет его прищучить.
— Вы точно сможете его найти? — спросила Вера.
— Пока от нас еще никто не уходил, — проговорил Горохов, но в этот раз как-то не очень уверенно, будто сомневался в своих силах.
Признаться, я тоже немного сомневался в скором исходе этого дела. Такого «игрока» нам еще не попадалось. Самое хреновое, что он знает о всех наших действиях. Может, и сейчас сидит где-нибудь в кустах и наблюдает, как мы осмотр места происшествия делаем и что о нём говорим.
Я огляделся. За каждым кустом в лесу мне мерещилась темная фигура Борца. Он ухмылялся и таращился на нас злобными кровожадными глазками.
В понедельник утром Федя пришел на работу невыспавшийся. Но довольный, как кот, который только что изловил и сожрал жирного воробья. На планёрке он сидел и таращился то на портрет Дзержинского, который висел на стене над столом Горохова, то в распахнутое окно. Не слушал Никиту Егоровича и о чем-то мечтательно вздыхал. После нарезки боевых задач мы разошлись по своим рабочим делам, а Федя так и остался сидеть на стуле.
Я дернул его за рукав. Тот опомнился, встал и вышел из кабинета следом за мной.
— Мы куда, Андрюха? — растерянно проговорил он.
— Как куда? Работать.
— Извини, но я все прослушал. Какие на сегодня задания Никита Егорович мне поручил?
— Тебе досталось самое простое, проверить всех в городе, кто любит играть в «Тысячу», посмотреть их жилища на предмет наличия одежды зеленого цвета заграничного производства, ну и задержать подозреваемого.
— Все шутишь… А мне, между прочим, реально сегодня не до работы. Устал, как собака и спать хочу.
— Где же тебя ночью носило, друг мой неугомонный? В гостинице ты не ночевал. Не видел я в твоем номере света.
— Ага, не ночевал, — на лице Погодина расплылась блаженная улыбка. — Я у Веры был… У нее ночевал. Похоже, что у нас все серьезно. Ночью нам совсем не до сна было. Вот так
— Ого! Поздравляю, ты, наконец, завел себе девушку.
— Так говоришь, будто про собачку, — фыркнул Федя. — А я, между прочим, жениться на ней не передумал. Особенно после сегодняшней ночи. Эх… Какая девушка!
Я потрепал его по плечу.
— Это всегда успеется. Скоро вообще жениться будет принято только тогда, когда вместе поживешь пару-тройку лет, а то и больше. Для притирки, так сказать.
— А ты откуда знаешь?
— Так за границей так дела уже обстоят, мне знакомый рассказывал. Сам знаешь, все, что новое появляется за границей, скоро перекочует и к нам. Сначала с осуждением, а потом в массы уйдет. Так?
— Ну да, — закивал Федя. — Да и Горбачев вроде мужик дельный. Все-таки сейчас можно уже говорить о том, о чем раньше подумать даже запрещено было.
— Слишком уж он дельный, — многозначительно хмыкнул я, но всё-таки не стал критиковать молодого генерального секретаря ЦК КПСС, который сейчас в СССР набирал бешеную популярность на фоне престарелых и вялых предшественников.
— Погоди, — я пригляделся к Феде, — это что у тебя? Синяк?
На его скуле виднелась «штукатурка» из умело наложенных слоев тонального крема. Я слегка опешил.
— Что у вас там с Верой за игры такие ночные?
— Да, ты что, это не она! — замахал руками Погодин. — Это ее бывший приходил. Но я его с лестницы все-таки спустил и веник ему в вдогонку кинул. А он, гад, успел меня зацепить вскользь по морде. Сильно видно, да? Утром вообще незаметно было, после того, как Вера мне его закрасила.
Он снова зажмурился, совсем как кот — видимо, вспоминая Верины пальчики на своём геройском лице.
— Да не видно, — успокоил я его, — если не приглядываться. А что за ухажер и зачем веником в него кидать? В хозяйстве пригодится.
— Это я так букет цветов назвал, который он приволок. Приперся подшофе с букетом из роз. Где только он в Михайловске их достал, зараза? У спекулянтов они бешеных денег стоят. Хотя он же из ОБХСС, мог договориться.
— Так это тот, который на танцах к нам подходил?
— Он самый, — закивал Федя. — Фамилию его забыл. Карасев, что ли? Помню, что глазки у него рыбьи и фамилия такая же.
— Щукин, — кивнул я, использую свою профессиональную привычку запоминать имена и данные сомнительных личностей. — Оперуполномоченный отдела БХСС старший лейтенант милиции Щукин Макар Валерьевич.
Но Федя объемов моей памяти не оценил и вообще съехал с темы.
— Слушай, Андрюх, а можно в гостиницу пойду? Отосплюсь чуток, а с обеда на работу выйду. Только чтобы Горохов не узнал. Прикроешь? Будь другом…
— С тебя два билета в театр, — кивнул я. — Достанешь? Света все хочет местный посетить, а билеты уже, как всегда, раскуплены. Тряхни спекулянтов и, если что, договорись с ними по сходной цене, я заплачу.
— Ладно, — вздохнул Федя, — договорились…
Не очень ему хотелось трясти спекулянтов. Он сейчас вообще был на другой волне. Казалось, райские бабочки кружили над его головой, под пение соловьев и прочих дроздов. Только пастушьего рожка не хватало.
Я тем временем продолжал ходить в секцию дзюдо. Горохов не исключал, что этим самым Борцом может быть кто-то из дзюдоистов. Или вообще сам Воеводин. Уж слишком много ниточек ведет к нему. Способ убийства, эти загадочные татуировки, да и, если проанализировать места всех преступлений (кроме убийства школьного учителя Белкина, труп которого нашли за городом), то все они расположены в центре, то есть в относительной близости от подвала секции. Убийца — явно кто-то из местных. Его «охотничьи» угодья не слишком разбросаны в пространстве и умещаются в нескольких квадратных километров. Стоит отметить их на карте — и увидишь, что и секция на том же участке обитает.
Пока мне не удалось нарыть ничего дельного, но я заметил, что из десяти человек, кто регулярно посещал секцию, теперь уже все без исключения носили «клеймо» в виде волчьей головы. Один только я не был принят в «клан». Но раз меня не изгнали совсем, значит, все-таки доверяют, просто присматриваются пока. И в ночном столкновении возле дачи директора овощебазы Тишкина меня не опознали. Кто тогда на меня бросился с ножом, я так и не понял. Возможно, это был кто-то из тех, кто присутствует сегодня в зале.
Бум! — Дюша прошел мне в ноги и припечатал меня спиной о татами.
Отвлекся я на думки и пропустил атаку. Мы отрабатывали вполсилы свои «коронные» броски. У каждого борца, оказывается, есть свой излюбленный приём. По крайней мере, в этой секции так было заведено. И этот приём оттачивался до ювелирного автоматизма. Дюша, например, любил швырять противника, рывком ухватив за ноги. Мне больше по душе пришелся бросок через бедро. Его я и раньше умел выполнять.
— Я смотрю, ты сегодня в ударе, — улыбнулся я и встал на ноги.
— А ты спишь, — беззлобно хмыкнул Дюша. — О чем печалишься?
— А с чего ты взял, что у меня настроение плохое? Просто задумался маленько.
— О чем? — парень хитро прищурился, его явно тянуло сегодня на общение, будто он чем-то хотел со мной поделиться, но не знал, с чего начать.
Мне такой момент упускать не стоило — хотя, кажется, Дюша уже и так выдал всё, что мог.
— Да так… О будущем. Вот закончу я институт — и куда пойду? В армию, потом на предприятие. Потом квартиру дадут от завода, потом женюсь, дети, а потом пенсия. Скучно как-то, понимаешь? Когда все как у всех… Даже ни о чем задумываться не надо. Вся судьба расписана на много лет вперед.
— Так это разве плохо? — пожал плечами Дюша. — По мне, так перемены — это всегда не к добру. Вот если бы не Валька, которая меня бросила и не дождалась из армии, сейчас бы у меня ровно так и было, как ты говоришь. Красота.