Еще одного свалил Быков четким ударом в нос (занятия боксом ему явно пошли на пользу). Последний, оставшийся на ногах, не стал дожидаться своей участи и припустил со всех ног.
Антон подошел к тому, что просил закурить. Тот лежал на земле без сознания — хороший удар. Антон схватил тело за грудки и приподнял. Потряс. Клетчатый пришел в себя и замычал.
— Слышь, гнида! — процедил Антон. — Еще раз тебя в поле зрения увижу. Убью!
Быков швырнул его на землю к постанывающим сотоварищам. Бравада с них слетела. Как побитые собачонки, они расползлись по сторонам и, поскуливая, встали на ноги.
— Ты же знаешь, Бык, — прогнусавил один из них, держась за разбитый нос. — Ты не прав. Гоша тебя все равно достанет.
Антон презрительно плюнул в сторону поверженных:
— Пошли, Андрюха, пусть загорают.
Мы вышли из подворотни и зашагали по освещенной фонарями улице.
— Это что было? — спросил я.
— Меня пасли, ублюдки, — опустив глаза, ответил Антон.
— Это я понял. Что им надо? Почему мне не сказал?
Быков молча вздохнул и потеребил пуговицу на рубахе.
— Давно ты их заметил? — продолжал я допытываться. — Что за Гоша? Рассказывай, давай.
— Я увидел их, когда на субботник к Санычу еще шел… Но тогда светло на улице было. Они не посмели подойти. Ждали меня возле спортзала…
— Значит пиво пить ты меня специально позвал? Чтобы одному не оставаться?
— Ты это… Извини, Андрюх…
— А просто сказать, чтобы я тебя проводил, нельзя было?
— Ну не знаю, — пожал плечами здоровяк, виновато шмыгнув носом. — А вдруг бы ты не согласился. Я тебе много чего нехорошего в школе сделал. Все Катька виновата. С ума по ней сходил, а она на тебя глаз положила. Да и как-то неудобно просить провожать… Я ж не девка, чтобы меня выгуливать!
— Ты мне зубы не заговаривай. Ты явно знаешь этих бандерлогов. Рассказывай кто их Маугли.
— Да шпана эта — подручные у Гоши Индия.
— Какого еще Гоши и почему Индия?
— Да есть тут один катала. В карты всех обувает. Денег я ему должен. Проиграл немного. Вот он отправил своих гончих за мной. Хорошо, что ты рядом был. Одному мне с ними не справиться. Спасибо тебе, Андрюха…
— Кушай с булочками… Ты мне лучше расскажи, что за Гоша и где он тебя облапошил? Сколько денег ему должен?
— Да сотку с небольшим. Деньги не великие, но считай, почти стандартная месячная зарплата. У меня нет пока столько. Я на завод только начал устраиваться. Зарплата еще не скоро. А Гоша этот в подвале одно скользкое заведеньице держит. Место, где собираются поиграть на деньги. Меня туда один знакомый с собой привел.
— Адрес помнишь?
— А тебе зачем, Петров? — удивился Антон.
— Адрес говори… Ментам сольем их шарашку.
— Не получится, — замотал головой парень. Там дверь наглухо закрыта, что и ломом не вскроешь. Просто так туда не попадешь, только если кто за руку приведет. А милиция приедет и дверь поцелует. А чтобы ломать, ордер нужен. А кто его даст, если доказательств нет, что внутри действительно на деньги играют.
— А твои показания?
— А что показания? Я же говорю, дверь крепкая. Пока ломать будут они все карты и фишки сжечь успеют. Там у них специально для этого дела печка всегда затоплена, даже летом. И предупреждают всех сразу, что если менты прорвутся, то говорите, что просто сидим выпиваем. Законом не запрещено. А то, что дверь не открыли, так не слышали. Слышимости в подвале ноль. Опять же, законом не запрещено двери запирать.
— А что за подвал?
— Да в кочегарке городской. Там Гоша Индия директором числится, но основной заработок у него идет с подпольных игр. Я почему знаю все, у меня друг на этой заразе плотно сидел. Все вынес из дома. Я и пошел-то с ним туда, чтобы узнать изнутри все это. Чтобы вытащить его оттуда попробовать. Но не получилось. А теперь он без вести пропавшим числится. Не знаю, где он. Сгинул. Может эти упыри его закатали. Может сам сбежал из-за долгов. Но вот теперь я сам на крючке сижу. Родителям не хочу говорить. Но деньги заработаю — отдам. Дожить бы просто до этого. Я и боксом-то пошел заниматься, чтобы разговаривать на равных с подручными каталы. Когда ты меня отдубасил, понял, что кроме силы, техника и выносливость еще важны. Вот и пригодился мне сегодня бокс.
— И никто не знает о подпольных играх? Горком, милиция, КГБ?
— Врать не буду, но мой друг утверждал, что кто-то прикрывает их. Кому-то Гоша нужен.
— В какую игру там играют?
— В покер.
— Ясень пень, в какой именно?
— Что значит в какой?
— Ну, в техасский, стад, омаха?
— Чего? Покер — он и есть покер. Один он в Советском союзе. А что?
— Да есть одна мыслишка… А вообще, чем ты дурак думал? На крупные суммы играть — так себе перспектива. Я еще могу понять, если в своей компании, под пивко, на символические ставки. А там верняк обдерут. В таких местах всегда кидалово или развод.
— Да я ж не знал… Я как лучше хотел.
— Хотели, как лучше, а получилось, как всегда…
Может, мне эту фразу в народ пустить раньше Черномырдина? Хотя, сейчас она неактуальна. Я похлопал парня по плечу:
— Вот что, Тоха… Ты больше по темноте не шастай. Держись всегда в людных местах.
— Боюсь, что это не поможет, — в глазах парня промелькнул страх. — Они меня и в подъезде подкараулить могут. Это шушера была, а теперь Гоша может посерьезнее людей отправить. Сто рублей для него, конечно, не деньги. Но это дело принципа. Если каждый так с ним поступать будет, то хана его репутации и заработку. Что мне делать, Андрюх? А?..
— Слушай. Давай, я у Маши займу, это у меня на работе продавец в винно-водочном.
— Думаешь, у простого продавца есть столько денег в запасе? — поморщился Антон.
— Зарплата у нее небольшая, — кивнул я, — но она приработок имеет. Немножко пьяненьких мужичков обсчитывает. Сильно не наглеет, но с одного десять копеек, с другого двадцать. За день пятерка плюсом набегает. Она на холодильник копит. Он рублей триста-четыреста стоит. Должны быть у нее деньги.
— Спасибо, Андрюха, — Быков повеселел. — И это… Извини за прошлое.
— Да ладно, забыли, — мы пожали друг другу руки.
Глава 12
На проходной Новоульяновской фабрики музыкальных инструментов пахло лаком и свежей древесиной. Я остановился возле вертушки.
— Вы к кому? — из стеклянного «скворечника» высунулся престарелый вахтер.
Судя по седине и морщинам работает он здесь со времен сотворения мира и каждую собаку в лицо знает. Поэтому чужака сразу вычислил. Тем более, фабрика всего-то на три-четыре сотни рабочих мест. За годы служения привратником можно всех выучить.
Находилась эта небольшая фабрика почти в центре города. Раньше с расположением подобных учреждений не заморачивались. Часто они обрастали жилыми кварталами и превращались в города. Как Пермь или Барнаул, например.
— Добрый день, — я вытащил паспорт, дабы ключник внес мои данные в журнал посетителей. — На работу пришел устраиваться.
Но вахтер отмахнулся и даже в книжицу не заглянул (эпоха террористов здесь еще не настала):
— Отдел кадров — второй этаж налево. На двери увидишь табличку: Зверева Раиса Робертовна. Это наша главная кадровичка, тебе к ней.
— Спасибо, отец, — я засунул паспорт в карман и крутнул вертушку.
Какое интересное имя. Рычащее. И в имени, и в отчестве, и в фамилии буква «р». Я шагал по направлению к длинному двухэтажному бетонному зданию серо-грустного цвета. Единственным его украшением был огромный красный транспарант над входом, который гласил: «Борись за честь фабричной марки».
В руках я нес журнал «Работница» (его выписывала мать) с вложенными в него нехитрым набором документов: школьный аттестат, характеристика со школы и медицинская справка.
Характеристика меня особенно радовала. Марь Андревна написала от души. Всю правду. Особенно мне нравилась фраза: «По характеру спокойный, уравновешенный, избегает конфликтных ситуаций. Проявляет скромность и сдержанность. Со сверстниками немного замкнут. Со старшими вежлив и тактичен».
С такой характеристикой мне везде зеленый свет. Вот только в космонавты не возьмут. Судя по бумажке — стержня во мне нет. Даже самого тонюсенького. Эх, Петров… Как же ты жил?
Административные помещения фабрики располагались прямо в том же здании, что и цеха, только этажом выше. Я вошел внутрь и очутился в просторном полутемном коридоре. По его ответвлениям шнырял рабочий люд в производственных халатах темно-синего цвета. Слышалось жужжание механизмов и стук молоточков. В воздухе висел резкий запах скипидара и краски.
Фабрику эту мне соседка тетя Клава посоветовала. Сюда без разряда легко устроиться учеником мастера. Платят здесь поменьше, чем на более серьезных производствах, поэтому очереди за вакансиями сюда не выстраивались. Ну, и нагрузка здесь не такая, как в плавильном цехе или другой хлебопекарне.
Бетонная лестница с перилами, выкрашенными в цвет пола, привела меня на второй этаж. Серые стены здесь уже были намного чище и почти без закопченных разводов и пятен.
Я нашел нужную дверь с табличкой «Начальник отдела кадров» и постучал. Никто не ответил. Я потянул за ручку и вошел внутрь. За огромным письменным столом из советской полировки сидела дама неопределенного возраста. Навскидку лет сорок пять примерно. Но ее фабричный внешний вид не позволял достоверно определить возраст.
Типичная производственная мышь. Обсосыш-хвостик вместо прически, непонятного фасона блузка из ткани, больше похожей на мешковину. Но черты лица чуть заострены и веет от них совсем не мышкиным характером. Фигура подтянутая и без лишних отложений. Ее бы приодеть да макияж с прической навести, вполне была бы ничего. А так, будто в запоздалом декрете сидит.
Дама усердно водила перьевой ручкой по желтому листу производственного бланка. А она еще и консерватор. Перьевыми ручками уже пользовались мало. Они остались только в некоторых школах. Многие учителя считали, что шариковой ручкой невозможно выработать красивый почерк. Вот и заставляли детей до сих пор писать чернилами.