— Есть, — кивнул я. — Разрешите идти.
— Разрешаю, — замполит то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся напоследок.
Этого я так и не понял. Мутный тип. Но с таким лучше не ссориться. В прошлой жизни много я дров наломал. В этой хочется, чтобы по-другому все было.
Я вышел из кабинета и хотел было юркнуть на третий этаж, чтобы самолично предупредить Паутова о своей неожиданной «командировке», но спиной поймал на себе взгляд Трубникова. Уверен, что он наблюдает за мной. Не стал его приказа ослушиваться и направился к выходу. По должности, он поболее Паутова будет.
Я вышел на улицу и побрел на остановку. По пути забежал в продуктовый универсам и купил пару шоколадок «Вдохновение» с невзрачной синей оберткой в антураже советского балета.
«Ключник» на фабричной проходной узнал меня сразу и пропустил без проблем. Уверен, он даже еще не понял, что я здесь уже не работаю.
Я хотел прямиком направиться к Зверевой. Характеристики строчить, это по ее части. Но немного поразмыслив, придумал более легкий план. Наверняка начальник кадров отправит мою просьбу о выдаче характеристики в долгий ящик. Скажет, приходите завтра, а лучше после праздников. Новогодних. А если я ей подсуну готовую характеристику, то ей просто останется ее подмахнуть и печать шлепнуть. Сам на себя я такое наклепать не могу, не принято было так делать, а вот комсорг может. Она отлично знала молодого комсомольца Петрова.
Главное, чтобы Зина меня не послала. Слился я как-то не по-людски. Будто бы сбежал. Но не буду же я ей рассказывать про наши с Гошей терки.
Вот и знакомый кабинет. Дверь чуть приоткрыта. Я хотел постучать, но изнутри донеслись оживленные голоса. Разговаривали двое. Зина и парень какой-то. Я заглянул внутрь. Статный «сталевар», будто только что сошедший с советского плаката «Даешь больше чугуна и стали!» вальяжно присел своей могучей тушкой на край Зининого стола. Столешня чуть прогнулась, будто «сталевар» сам из чугуна.
Его довольная морда улыбалась во всю ширь белых, как школьный мел зубов и напоминала мину чеширского кота, вожделеющего сметану. Только вместо сметаны была комсорг. Он о чем-то шутил и смеялся.
Зина тоже цвела и пахла, и щебетала что-то в ответ. Маску строгого комсорга, видно, сегодня дома забыла. Я невольно залюбовался ею. Возможно, если бы не ее папаша, у нас могло бы, что-то и получиться…
Тук! Тук! — Я вошел в кабинет, широко распахнув дверь. Сталевар спешно спрыгнул со стола, но увидев человека возраста чуть старше школьника, расслабился и продолжал лыбиться в сторону Зины.
У той наоборот. Улыбка вмиг улетучилась. Она хлопала на меня глазищами. Повернулась к ухажеру и официально-деловым тоном выдала:
— Товарищ Степанов, можете идти. Приказ о включении вас в нашу комсомольскую ячейку отдам на подпись завтра. Рада, что у нас на фабрике будут трудиться такие квалифицированные кадры. До свидания.
— До свидания, — пробасил парень. — Приятно, что называете меня квалифицированным. Думал, что о выпускниках ПТУ так не говорят.
Детина скрылся, а Зина поморщилась.
— Привет! — я широко улыбнулся и занял место «сталевара» на столе Зины. — Новый выпускник? С разрядом? Хорош.
— Что вы хотели, товарищ Петров? — в голосе Зины было столько железа, что можно было на металлолом сдавать.
— Зин, это же я. Что так официально? Можно как-то попроще?
— Можно и попроще, — кивнула она, — чего приперся?
— Не совсем то, что я хотел услышать, но уже лучше. Ты не шипи. Я по делу.
— Из ментовки выгнали, пришел обратно устраиваться? — в глазах Зины мелькнули еле заметные искорки радости.
Но они быстро потухли под маской официоза.
— Да не-е, — замотал я головой. — Как раз наоборот. Характеристика мне в милицию нужна. Замполит трясет.
— А я при чем, иди к Раисе Робертовне.
— Так у нее же фамилия сама знаешь какая. Зверева. А мне сегодня надо. Может, ты, как мой бывший комсорг напечатаешь по-быстренькому? Ты же тоже уполномочена характеристики давать своим подопечным? А я печать кадровскую шлепну и дело в шляпе.
Я протянул Зине шоколадку:
— Это тебе… Сделаешь, а? По старой дружбе?
— Не было у нас с тобой никакой дружбы, Петров! Иди знаешь куда!.. В кадры!
— Да что ж ты злая такая, как Шапокляк из Мурзилки.
— Шапокляк из чебурашки!
— Да хоть из колобка! — Я придвинулся ближе и наклонился, чуть свесившись со стола. — Я вообще-то скучал… Но ты пойми. Дело не в тебе. И даже не во мне. Не по пути нам. Ты комсорг, а я вчерашний школьник. Сама знаешь, что люди скажут. Еще на собрании тебя захотят разобрать. И потом… Как ты меня с отцом собиралась знакомить? Не собиралась? Да? Вот, то-то и оно…
От последней фразы Зина на секунду изменилась в лице. Задумалась, закусив нижнюю губу:
— Ладно, напишу тебе характеристику. Только правдивую. Не обижайся потом. И со стола слезь!
— Вот и замечательно! — я спрыгнул на пол и, подскочив к Зине, чмокнул ее в щеку.
Та чуть насупилась, но промолчала. Заправила лист в пишущую машинку:
— Что печатать? Есть пожелания?
— Напиши стандартно: умеет, не имеет, активен, не замечен, рекомендован. Подвиги не расписывай, выделяться не хочу.
— Да какие у тебя подвиги? — фыркнула Зина. — Комсорга охмурил?
— Вообще-то, это кто еще кого охмурил, — подмигнул я.
Поймав на себе гневный взгляд, поспешил ретироваться:
— Да шучу я. И, кстати, я ни о чем не жалею.
С заветной характеристикой я направился прямиком к Зверевой. Зина написала все, как я просил. Нейтрально-положительно. Толк в формальных бумажках она знала. И набила документ за пару минут.
Я постучал в дверь кабинета Раисы Робертовны. Только бы ведьма была сегодня в духе и не вздумала цепляться, что характеристика с ней не согласована или не выкинула бы что-то подобное.
— Войдите, — раздался знакомый голос.
И голос был не женский. Я с удивлением открыл дверь и шагнул внутрь.
За столом начальницы сидел… Трошкин.
— Андрей! — он вскочил и бросился ко мне навстречу, как собака, увидевшая на пороге долгожданного хозяина. — Ты как здесь? Привет! Как я рад тебя видеть!
— Э-э… Илья, — я недоуменно протянул ему руку. — Ты теперь начальник кадров? А Зверева куда делась?
— Нет, что ты! — Трошкин тряс мою ладонь. — у меня машинка пишущая в ремонте, я вот пока у Раисы Робертовны печатаю. А она с работы отпросилась. Ребенок у нее заболел.
— У нее есть ребенок?
— Хороший мальчик, — закивал Трошкин. — В четвертом классе учится. Раиса Робертовна раньше часто брала его на работу с собой, когда школу на карантин закрывали. Но сынишка пугливый какой-то. Тихий, будто не в мать совсем…
Неприятный холодок пробежал по спине. В голове пронеслась тысяча мыслей. Я вдруг вспомнил одну деталь, которую заметил при первой встрече со Зверевой. Эта деталь не давала мне покоя, но я не мог выкопать из глубин памяти разгадку к этому квесту.
Вся моя прошлая жизнь почему-то начинала блекнуть и стираться. Сначала я подумал, что это влияние реципиента, но потом убедился, что это нечто большее. Мироздание всегда стремится к равновесию. Если где-то прибавилось, то где-то должно убавиться. А теперь я вспомнил. И боялся задать Трошкину терзающий меня вопрос.
— Андрей, что с тобой, — Трошкин заглядывал мне в глаза. — Ты меня слышишь?
— Все нормально, — выдавил я улыбку. — Я вот хочу характеристику заверить. Печатью. Шлепни, пожалуйста, кадровскую.
— Да, конечно, — Илья взял с синего коврика, обрамленного металлической рамкой и пропитанного штепсельной краской печать с потертой ручкой. — С тобой точно все хорошо?
— Нормально. Скажи… А мальчика, как зовут?
— Какого мальчика? — Илья бахнул печатью по листку так, что я вздрогнул.
— Сына Зверевой.
— Олежка его зовут. А что?
Я сел на стул. Чувствовал, как на виске запульсировала жилка. Осталось узнать фамилию:
— А фамилия у него Зверев?
— Нет, фамилию он носит отца. Рогожин.
Меня словно обухом по голове ударили. Твою мать! Олег Рогожин. Этот десятилетний мальчик в будущем станет моим другом. А потом он же и убьет меня! Загубит мою и свою жизни. Но почему? Как он в такого превратится?
— Андрей, — Илья потряс меня за плечо. — Может водички?
— Спасибо Илюх, плесни лучше чаю. Покрепче, если можно.
— Как скажешь. Сиди здесь и никуда не уходи. Я у Раисы Робертовны брать заварку не буду, не хочу хозяйничать в чужом кабинете. Сейчас схожу за своей. Я быстро.
— Давай, — кивнул я, борясь с бурей эмоций.
Не каждый день узнаешь, что твой будущий убийца совсем рядом.
Вот почему Олег оставлял красный поясок на жертвах. И женщин выбирал стройных и примерно одного возраста. Все они похожи на его мать. Он просто убивал свою мать снова и снова. Но зачем? Неужели он ее не любил?
Будем рассуждать логически. Зверева все время пропадает на работе. Приходит домой с плохим настроением. Мужика нет, неустроенность в личной жизни и в бытовом плане сказываются на ребенке. Возможно она даже его бьет. Трошкин же сказал, что мальчик слишком тихий. Будто забитый. Все это в будущем даст свои корни. Олег вырастет относительно нормальным. Но когда система его надломит, и его вышвырнут на улицу, как паршивую собачонку, травма детства напомнит о себе и изменит его. Пробудит дремавшую много лет злобу.
Он захочет сделать то, о чем мечтал в детстве. Некая проекция реваншизма. Будет убивать, а на своих жертв одевать злосчастный красный поясок, который мать так любила. Это фетиш, который позволит ему немного успокоить свое альтер эго. Но я могу все изменить. Пока Олег маленький мальчик. Пока Зверева окончательно не сломала ему жизнь.
— Что вы здесь делаете? — в кабинет вошла Зверева, за руку она держала мальчика.
Глава 27
Сердце мое замерло. Белобрысый мальчишка смотрел на меня грустными глазенками. Я сразу узнал его: тот же овал лица, тот же чуть вздернутый нос и слегка оттопыренные уши. Это был Олег…