Он потирал запястья, с которых сняли наручники, и размышлял, как остаться в стороне от событий, связанных с Теном. Это была для него задача номер один, так как если будет доказано, что Алтынин – центровая фигура в группировке корейца и что именно он угрожал в письме Кореневой, то он сразу окажется в положении жабы, которой наступили на задние лапы.
– Давно не виделись, Игорь Арнольдович. – Я устало опустился на стул и сунул в рот сигарету. – Опять срок себе нарезаешь?
– Какой срок, начальник? Куда ты меня подписывать собираешься? Я чист, как слеза девственницы.
– Где Коренева?
– Кто?
Я заставил Ваню повторить рассказ о встрече Цента с девушкой.
– Лажа, – рецензировал повествование Алтынин. – У него глюки.
На столе появились письмо, адресованное Кореневой, и записка о технических характеристиках «Мерседеса». По реакции я понял, что он уже давно готов к этому.
– Горский, я думал, что вы поумнели за эти пять лет. Не вижу в письме ни имени «Ольга», ни фамилии «Коренева». Письмо я писал, но кому, не помню. Нет, припоминаю… Это была новогодняя шутка. Или – первомайская. Я шутил. Пьяный был, делать было нечего. Жаль только, что не могу вспомнить, кому именно писал. Мозги пропил, извини, начальник.
Дождавшись, пока закончится его словесный понос, я чиркнул колесиком зажигалки:
– Алтынин, я разве говорил, что Кореневу зовут Ольгой?
Если откровенно, я был готов к нешуточной борьбе. Помня его упрямство по «автобусному» делу, помня о том, что он даже в суд пошел за «полным отказом», я настраивался в лучшем случае на сделку. Но то, что слом произойдет не на чем-то серьезном, а на самом дешевом «проколе», я не ожидал. Вот что значит целый год быть на свободе! Уверен, что на зоне он за своим базаром следил, как за невестой родного брата. Квалификация теряется.
Далее все пошло по известному мне сценарию. Осознав, что настал момент истины, Алтынин стал выдавать ту часть информации, которая имела для меня несущественное значение. «Вариант Чернорожина». Кажется, что клиент разговорился, а на самом деле он играет свою игру. Ванька сидел, развесив уши, и я с горечью подумал о том, сколько молодых оперов погорело в этой игре, так и не поняв ее правил.
– Алтынин! – прервал я бандита. – Твое дело швах. Ты «вспотел» на деле, которое не потянешь. Что это за ключ?
…Разговор продолжался вот уже четыре часа. За это время мы с Иваном выкурили пачку сигарет, после чего я послал стажера за второй. Когда и она опустела наполовину, я решил, что на сегодня хватит. Алтынин настолько запутался в собственной лжи, что одни и те же события рассказывал как от себя лично, так и от имени каких-то друзей, места жительства, фамилии которых «не помнил». Когда до него наконец-то дошло, что его вытрясли как грушу, при помощи его же лжи, он замкнулся и стал проситься в камеру. Уходя, с опозданием вспомнил об адвокате и заявил, что все сведения выбили из него силой. Спасибо, что сделал такое заявление. Теперь есть хоть небольшая уверенность в правдивости алтынинских показаний.
Ваня повел удрученного Цента в дежурную часть, а я положил перед собой чистый лист бумаги. Вся информация была фрагментарна, и собрать воедино всю мозаику казалось невозможной задачей. Тем не менее я сделал такую попытку.
Алтынин познакомился с Кореневой полгода назад. И произошло это при весьма пикантных обстоятельствах. Тен, в чьем непосредственном подчинении находился бывший каторжанин Алтынин, приказал последнему повсюду сопровождать свою пассию Ольгу Кореневу. Цент обязан был выполнять обязанности бригадира и водителя. Причиной такой заботы о любовнице со стороны корейца явились вполне обоснованные подозрения о том, что она вовсю развлекается на стороне. Как пояснил Алтынин:
– Тен сказал мне, что взгляд Ольги стал рассеян и пуст, точно увядший лотос. Какой лотос? По ней и так видно, что ее полгорода пользует! Но мне-то какая разница? Он деньги мне платил за то, чтобы я дело делал, а не советы давал.
Через два месяца осада Кореневой в лице Алтынина была снята. Очевидно, лотос расцвел и обратился соцветием к солнцу. Но в период той самой опеки произошло событие, которое в корне изменило отношение Тена к Алтынину. Из дома корейца пропали сто восемьдесят тысяч долларов. Цент сумел доказать свою непричастность, и Тен в гневе приказал наказать любовницу. Так Коренева попала в санаторий «Бобылево». После возвращения вход в дом криминального авторитета для нее был закрыт. При этом Тен дал срок Ольге для возвращения денег. Истек он два дня назад.
А что касается исчезнувших «зеленых», то тут все проще простого. Ольга утащила доллары из бюро в кабинете Тена и положила в банк на свое имя. Какого именно банка, Коренева так и не сказала Центу. Однако после убийства Тена она настояла на встрече с Алтыниным и объявила, что давно знает о том, как Алтынин ворует у корейцев на авторынке. Ей было известно, что около трети подозрительных машин проходит не через «черную» бухгалтерию группировки, а через карман Алтынина. И она предложила Игорю Арнольдовичу объединить усилия. Она вкладывает в дело сто восемьдесят тысяч долларов, он добавляет аналогичную сумму, и они растворяются на просторах Германии, чтобы самим готовить машины «под заказ».
– Дура она набитая! – пояснил свой рассказ Игорь Арнольдович. – За такую инициативу либо в Германии наша же братва кишки выпустит, либо триада в кислоте растворит! Я ее «отмораживал» – пытался, мол, подожди, сейчас не время, корейцы заподозрят… «Мочить» же рука не поднимается, никогда кровью запачкан не был. А послать подальше – тоже страшно, могла узкоглазым сдать. У нее ведь в голове мозгов кот насрал! А когда она ключ от ячейки куда-то затеряла, я чуть не перекрестился!
«Документы», о которых шла речь в письме, ни что иное, как записная книжка Алтынина, которую украла Коренева. Там хранилась вся информация по «бухгалтери» Цента.
Вот и вся информация, выжатая из разговора продолжительностью четыре часа. Ни слова об убийстве Тена, нападении на сотрудника милиции в квартире Кореневой, ни намека на фамилии Шарагин или Жилко.
Что у меня было на тот момент? Два фигуранта, которые могут пояснить больше, нежели предыдущие, – Ольга Коренева и Степан Жилко. Оба знают, что их ищут, поэтому оба скрываются. Но не в этом заключалась самая большая для меня проблема. Здесь было замешано нечто иное, нежели корысть. Вполне вероятно, что Жилко пошел на «рывок», узнав о том, как Ольга его «дожидается» на воле. Я знал таких людей. Он скорее лишит жизни Кореневу, нежели даст в отношении нее показания. И все-таки самое слабое звено в этой цепи – Ольга. Потому что и таких людей я тоже знал. Она скорее упрячет Жилко еще на больший срок, нежели повредит себе.
Как только Алтынин приведет в порядок свои мысли, я стану выяснять местонахождение гавани, в которую могла завести Коренева свой сорванный с якоря фрегат.
Анастасия ушла на работу, положив мне в карман ключи от своей квартиры. Положила спокойно, словно у нас так было принято уже много лет. «Суп в холодильнике, хлеб купишь по дороге домой«, – сказала она, поцеловав меня в щеку.
Мир действительно перевернулся. Казалось, что я вернулся на машине времени лет на десять назад и живу в совершенно другой жизни, в каком-то параллельном пространственно-временном континууме. Где я украл это выражение? Понятия не имею. Наверное, где-то слышал. У меня особенность такая – запоминать все ненужное, чтобы по истечении времени это становилось необходимым.
Звонок. Верный Ванька оторвался от еженедельника «Дзержинец» и вопросительно уставился на меня.
В трубке сначала засвистела лопнувшая водопроводная труба, потом кто-то сыграл на флейте. Пока звучал этот телефонный концерт в стиле модерн, абонент, очевидно, уже говорил, так как я поймал лишь конец фразы:
– … Андрея Васильевича?
– Слушаю вас.
Пожалуй, я первый в истории ГУВД опер, которого срочно хотят перевести на другую работу. Причем на аналогичную. Кадровик из Управления рассказывал мне о том доверии, которое руководство выражает мне и моим способностям. Словно я и мои способности существуют автономно друг от друга. Далее мне объяснялось, что созданные по приказу министра оперативно-розыскные бюро вбирают в себя сливки оперативного состава, «голубую кровь» и «белую кость» органов внутренних дел. Кость, кровь, внутренние органы… Патологоанатом какой-то, а не кадровик. Он психолога ГУВД когда в последний раз посещал? Я, например, затянувшись сигаретой, спросил напрямую:
– И кому же мое «корейское дело» поперек горла стало?
Замешательство на том конце провода, после чего «прокол» в стиле Алтынина:
– Андрей Васильевич, не совершайте карьерный суицид.
Он, оказывается, еще и артист разговорного жанра. Патологоанатомический политолог. Проще – кадровик. Придется ответить тем же. Разговор оппонентов двух политических объединений…
– Суицид – это высшая степень самокритики. А я не вижу ни упущений в своей работе, ни необходимости всасываться в ОРБ. Я хочу остаться там, где я есть.
Короткий вздох, после чего мне сообщили, что за текущий год у меня просрочено несколько материалов, есть жалобы от граждан на мое нетактичное поведение и грубость, ощущается вялость в поиске лиц, причастных к совершению преступлений. Но неожиданностью для меня стало то, что в ГУВД направлен рапорт от начальника РОВД, подписанный и Обрезановым в том числе, о необходимости заслушать меня на комиссии о результатах работы за год. Точнее, о низких результатах работы за год. Мой рапорт о переводе в ОРБ ожидают увидеть завтра. Короткие гудки.
В ОРБ сожрать такого, как я, очень просто. Два-три рапорта о моей профессиональной непригодности от нового начальника, предупреждение о неполном служебном соответствии, еще месяц – и я в народном хозяйстве. Кому же я встал костью в горле?
Но Обрезанов?.. Но – начальник РОВД?.. Да бог с ним, с начальником, я к нему никогда не питал нежных чувств. Но Максим? Это называется – предательство. Когда нашего брата просто так, «по беспределу», с места на место перебрасывали? А у тебя другая забота. Ты и задницу свою подписью Иуды прикрыл, и боишься что о твоей подлости прознаю… Может, ошибка? На понт взял кадровик? Дескать, нет у тебя никакой поддержки вокруг, один ты, как перст. Хотя вряд ли. Чтобы послать рапорт в ГУВД, нужен еще и рапорт моего непосредственного начальника, Обрезанова. Так уж заведено. Это не на понт тебя кадровик взял, Горский, а пожалел. Не стал прямо говорить, что первоисточник – бумага от Обрезанова. А не стал потому, что всем в ГУВД известно, кто был наставником Макса Обрезанова, и кому он обязан своими знаниями и нынешним положением. Ай да подлец!.. Давно меня так никто не бил.